— Я пока не уверена в том, как я поступлю. — Поппи высвободила свою руку. — Так что прошу вас быть со мной терпеливой, пока я придумаю решение за эту неделю.

— Само собой. Мы проведем несколько мирных и безмятежных дней.

Николас был несчастен. Каждую ночь его мучили сны, напоминающие о дикой сцене в доме лорда Дерби, когда Поппи сказала ему, что больше не желает видеть его никогда.

Однажды Николас случайно взглянул на небольшую картину маслом, которая висела на стене над его письменным столом. На ней были изображены он сам и его брат Фрэнк в малой гостиной их родного дома. Взглянул — и принял решение.

Ему нечего терять.

Его собственность и титул находятся на стадии упадка, его брат расточитель, и Поппи справедливо презирает его. Все еще ощутимая боль от ее хлесткой пощечины принесла ему осознание того, что все хорошее в его жизни миновало.

Думая о полном презрения взгляде Поппи в тот вечер, когда они покончили со своей помолвкой, Николас понял, что за все доброе надо платить особую цену.

Он не мог исправить и уладить все, однако кое-чем следовало заняться.

Он намеревался поработать над своими отношениями с Фрэнком. Все эти годы он держал брата, можно сказать, на расстоянии вытянутой руки от себя, главным образом потому, что Фрэнк не хотел терпеть бремя власти старшего брата. Однако само собой разумеется, что не Фрэнк виновен в пренебрежении Николаса к семейному долгу, который обязывал старшего помочь младшему стать настоящим мужчиной, заменить ему умерших родителей.

Николас принял на себя ответственность за брата без особого желания. Держался не слишком приветливо, бывал резким в разговорах с Фрэнком, внутренне оправдывая себя тем, что брат отталкивает его от себя скверными манерами и грубостью.

В действительности это было не так, и Николас решил исправить положение немедленно.

Он нашел Фрэнка все в том же дешевом отеле. Номер у него был крохотный и полутемный, у стены выстроились в ряд маленькие пустые бочоночки из-под пива. Их было куда больше, чем во время предыдущей встречи братьев.

Он толкнул Фрэнка в плечо, тот сразу пробудился и обругал брата, вперив в него затуманенный взгляд.

— Уж не ты ли один выпил все это? — спросил Николас, указывая на бочонки.

— Это не твое дело, гад! Убирайся отсюда!

Пиджак у Фрэнка был весь в пятнах, а пахло от него так, словно он переночевал в конюшне.

Николас рывком поднял его на ноги.

— Пошли отсюда! Нам надо поговорить!

Фрэнк, само собой, чертыхался, но уже через несколько минут Николас сумел вывести его на улицу.

— Давай пройдемся, — сказал он. — Купим чего-нибудь поесть. И выпить. Только не бренди.

Фрэнк снова обругал его, но тем не менее заковылял рядом с братом.

Николас покосился на него.

— Я был плохим братом, — сказал он. — И теперь пришел попросить у тебя прощения.

Фрэнк остановился как вкопанный.

— Чего?!

— Я пренебрегал тобой. И сожалею об этом.

Фрэнк часто заморгал и огляделся по сторонам.

— Я сплю?

— Эй, Фрэнки! — донесся до них грубый окрик с противоположной стороны улицы. — Вот еще одна!

Николас повернул голову и увидел какого-то дочерна загорелого типа, видимо, хозяина небольшой лавчонки, который, стоя на пороге своего заведения, с широкой ухмылкой смотрел на них, держа в поднятой повыше руке маленький бочоночек. За спиной торговца весело горел яркий огонь.

— Она просто красотка, ага?

Фрэнк так и просиял:

— Это уж точно! И сколько за нее?

Торговец расхохотался.

— Немного больше шиллингов, чем у тебя в кармане, парень! Разживись денежками у своего богатого брата.

Николас искоса глянул на торговца, потом перевел взгляд на Фрэнка. Что такого особенного в этом бочонке? От чего его братец пришел в такой восторг?

И почему хочет заполучить маленькую бочечку и считает ее красоткой?

— Я что-то не пойму, в чем тут дело, — сказал он Фрэнку.

Теперь, когда он задумался над этим, ему вдруг припомнилось, что от бочонков в номере у Фрэнка не пахло алкоголем.

Фрэнк скорчил препротивную рожу.

— Это не твое дело.

Николас схватил его за руку.

— Выслушай меня, брат! Я вовсе не хочу обидеть тебя. Я просто хочу тебя понять.

— Так я тебе и поверил…

Николас в душе помолил Бога послать ему побольше терпения.

— Ты мне вот что скажи… ты эти бочонки хранишь у себя в номере по особой причине? С определенной целью?

Фрэнк опустил голову и закусил нижнюю губу.

— Они мне нравятся, вот и все, — пробормотал он, пряча глаза.

— Итак, тебе просто нравятся бочонки, — произнес Николас утвердительным тоном.

Фрэнк нахмурился, сдвинув брови, но кивнул. Один раз. Быстрым движением.

Все это очень странно, подумалось Николасу. Однако интересно.

— Давай купим парочку мясных пирогов, — предложил он. — Перекусим и потолкуем о бочонках.

— Эй, подождите! — воззвал к нему владелец лавчонки. — Какое будет ваше решение насчет вот этого бочонка?

— Я зайду к вам попозже! — крикнул ему Николас и выразительным движением подбородка призвал Фрэнка к молчанию. — Я хочу сначала побольше узнать об этих бочонках.

— Ладно, — не слишком охотно согласился Фрэнк, но морщины исчезли с его лба.

Николас решил про себя, что это прогресс, и впервые за несколько лет в сердце у него шевельнулось нечто похожее на нежность к младшему брату. Всего лишь капелька, однако. Не более…

И все же это было хоть что-то.

Часом позже, сидя за столиком в буфетном зале тихой гостиницы, они отведали пирога с мясом и почками, запивая еду элем, потом съели, разделив пополам, небольшой пудинг. Николасу казалось, будто он познакомился с неизвестной ему ранее личностью. Фрэнк только и говорил что о бочонках. Об их разных размерах. О различных видах дерева, из которых делают бочки. О том, что в лавке торговца постоянно горит сильный огонь.

Господи, подумал Николас, а ведь парню хотелось бы стать таким же торговцем. Возможно, для того он и родился на свет, чтобы стать торговцем!

Но кто бы стал утверждать, что это достойное будущее для сына герцога?

Душой Фрэнк был купцом.

— Как бы ты отнесся к тому, чтобы научиться торговому делу? — спросил он брата.

— Я? — только и выговорил тот.

Николас кивнул.

— Но я… Нет, я не могу научиться торговать.

— Почему нет?

— Это тяжелая работа. Я не знаю, как ею заниматься. Я не-на-ви-жу тяжелую работу.

— А тут есть секрет. — Николас слегка наклонился. — Работа не тяжела, если она доставляет тебе радость. Тогда ее можно считать развлечением. Ты можешь работать долгие часы и почувствовать к концу дня сильную усталость, но лечь в постель счастливым.

— Счастливым? — нахмурившись, недоверчиво спросил Фрэнк.

— Это может случиться с тобой, — сказал Николас. — Ты можешь стать счастливым.

— В самом деле? — Глаза у Фрэнка просветлели, и на Николаса глянул из них некто более пристойный, нежели неисправимый шалопай и пьяница. — А что подумали бы мать и отец?

— Но ведь они желали тебе счастья. Хотели, чтобы из тебя вышел дельный человек. Да и ты сам этого хочешь.

— Я?

— Да. Ты просто был чересчур озлобленным, чтобы замечать это. Я хочу явиться вместе с тобой к тому самому торговцу. Попробуем заключить с ним соглашение о твоем обучении. Если он откажет, найдем другого предпринимателя. И не оставим этого до тех пор, пока ты, Фрэнк Стонтон, не возьмешься за изготовление бочек. У тебя есть мускулы, и у тебя есть мозги. Настанет день, когда все и каждый станут покупать бочки Стонтона.

На лице у Фрэнка промелькнула гримаса.

Однако Николас сообразил, что на самом деле то была улыбка, едва уловимая, но все же улыбка. Он даже припомнить теперь не смог, когда видел Фрэнка улыбающимся.

— Но тебе придется прекратить неумеренные возлияния, — сказал Николас. — И больше не воровать чайные ложки в клубе «Уайтс», а также….