Наташа уселась на канапе вместе со своими любимцами.

— Итак, — заговорила она, — вы опять ведете себя таким же образом.

— Каким, позвольте узнать?

— Таким же, как прошлым вечером, когда вы украсили прическу цветами ромашки. Ради того, чтобы привлечь к себе внимание, хотя, по сути дела, для вас же было бы лучше остаться менее заметной в толпе гостей.

— Менее заметной?

— Мало кто из нас не стремится блистать в высшем свете, и вы не относитесь к такому меньшинству. Но не отчаивайтесь. Ведь вы собираетесь выйти замуж за герцога Драммонда, и нет сомнения, что он увезет вас в свое поместье на севере, где вы станете покорной супругой в полном соответствии с вашим долгом.

Поппи ощутила вспышку раздражения. Она вовсе не желала быть покорной женой кому бы то ни было. Стоило бы дать понять, что она не собирается выходить замуж за герцога. Однако допустимо ли это?

— Да, — заговорила Поппи с некоторым сомнением в тоне. — Мы обручились, но вы же знаете, мало ли как в таких случаях оборачивается дело. Не стоит слишком далеко заглядывать в будущее… Не хотите ли чаю?

— Для чаепития час еще слишком ранний. — Наташа вдруг повернулась и посмотрела на картину с изображением Санкт-Петербурга, которая висела над фортепиано. — Мои английские знакомые уверяют, что вы любите мою страну, и теперь я сама вижу, что это так и есть.

— Я по мере сил стараюсь узнавать как можно больше обо всех культурах мира, — сказала Поппи, — однако да, это правда, что особое место в моем сердце занимает Россия.

И Сергей.

Наташа подалась к ней поближе.

— Расскажите, когда начались ваши отношения с Драммондом?

Какая досада, что она переменила тему… Какое вообще дело Наташе до ее отношений с Драммондом? Но Поппи не решалась сказать княгине об этом напрямую й заговорила о другом:

— Я недавно приобрела русскую икону, и ее уже повесили на стену у меня в спальне. Не хотите ли взглянуть на нее?

Наташа ответила с нетерпеливым вздохом:

— В России я постоянно смотрю на иконы.

— Да, конечно, — согласилась Поппи, нервно сглотнув слюну.

Наташе определенно нравилось сидеть там, где она удобно устроилась. Судя по тому, что она в эту минуту подвинулась поглубже на сиденье диванчика, она готова была оставаться на месте хоть целую вечность.

— Вы собирались рассказать мне о том, как произошло ваше сближение с Драммондом.

Господи помилуй, всполошилась про себя Поппи, как быть? Неужели пересказывать длинную и нелепую историю, придуманную кухаркой?

— Мы познакомились в абонементном отделе библиотеки. — Поппи прижала к груди ладонь. — Мое сердце…

— Я не спрашиваю вас о сентиментальных подробностях. — Наташа широко распахнула глаза. — Любовь не имеет ничего общего с флиртом, во всяком случае, не должна иметь. — Она встала, явно взволнованная. — Я приехала сегодня, чтобы сообщить вам, что ваша связь с Драммондом — настоящее несчастье. Я уже начинала думать, что вы будете моей подружкой на балу у Ливенов, где мы с моим негодяем-братом должны снять покрывало с последнего произведения моего дяди Ревника.

Лицо у Поппи так и вспыхнуло. «Негодяй» — слишком сильное слово. Тем более что Сергей — ее возлюбленный. Однако она не может выступать в его защиту. Семейные дела — это семейные дела, и только. А она не член этой семьи. По крайней мере — пока.

Тем не менее она, пожалуй, может напомнить Наташе о лучших качествах ее брата.

— Ездите ли вы на прогулки верхом вместе с братом? — обратилась она к княгине. — Играете в карты?

— Ни слова больше о нем! — Наташа презрительно скривила губы. — Я чувствую себя больной из-за него.

— П-почему?

Наташа усмехнулась:

— Он брат. А братья — это настоящая отрава.

— О! — Поппи прижала к груди дрожащую руку. — Я единственный ребенок и ничего об этом не знаю.

А ведь Драммонд тоже презирает собственного брата.

Каждый раз, когда Поппи вспоминала о существовании Драммонда, ей мерещились его пленительная улыбка и покровительственная манера поведения. И тогда ее ладони просто зудели от желания прижать их к его шее.

Наташа вызывающе нацелила на нее подбородок.

— Каков же ваш ответ?

— Боюсь, я забыла вопрос.

Поппи, разумеется, немало думала о Драммонде и до этого разговора, но сейчас в ушах у нее звучало только слово «негодяй», употребленное по отношению к Сергею. И для нее это было словно острый нож в сердце.

— Я спрашивала, примете ли вы великую честь быть одной из моих подружек. Вы бы удостоились привилегии держать мой шлейф, и возложить на меня диадему, подарок самого царя. Этот бал открывает сезон. Но теперь вы слишком заняты приготовлениями к вашей свадьбе. Какая жалость!

Наташа приподняла плечи — так, самую малость; и тотчас опустила их.

— О да, я буду очень занята приготовлениями к свадьбе, — заверила ее Поппи. Если она не станет изображать счастливую нареченную, княгиня разнесет об этом слухи по городу, и тогда каждый из ее бывших претендентов назовет ее обманщицей. — И боюсь, я не смогла бы успешно выполнить роль подружки.

— Но почему же?

— Я не хочу участвовать в церемонии в такой степени, какую вы считаете необходимой. — Теперь уже Поппи приподняла и опустила плечи всего на частичку дюйма. — Я предполагаю принять участие в церемонии вместе со своим будущим мужем. Протанцую с ним вальс и, быть может, поцелую его на глазах у всех.

О Боже! Она же не хочет Драммонда. Но ведь она не какая-нибудь невоспитанная девчонка.

Наташа одарила ее сияющей улыбкой.

— Желаю вам счастья с вашим герцогом, леди Поппи. Ходят слухи, будто у него нет сердца, но так ли это, еще вопрос.

Поппи постаралась быть признательной за эти слова. Ее воспитывали в духе веры в добрые чувства людей, так что, возможно, и тут есть хотя бы малый шанс поверить в искренность сказанного Наташей.

Княгиня плавной походкой проследовала к двери — уши ее собачек трепетали при этом, словно маленькие флажки, — и с помощью выездного лакея уселась в карету, которая покатила прочь с большой скоростью, в чем не было никакой особой необходимости.

Поппи вернулась в гостиную и опустилась на канапе, не удержавшись от вздоха облегчения.

Каким радостным и волнующим стал бы такой визит всего день тому назад. Но теперь, познакомившись с Наташей, Поппи испытывала скорее противоположные чувства, и это было очень неприятно. Она так надеялась, что они станут добрыми друзьями.

Но еще более огорчительным стало то, что она оказалась помолвленной с совершению неподходящим человеком, который к тому же явится нынче вечером к ним на обед. При мысли об этом у Поппи вспотели виски. Она не имела представления, о чем с ним разговаривать. Она была вне себя от того, что он вмешался в ее жизнь, не спросив на то ее согласия.

Поппи постояла перед зеркалом, молча глядя на свое отражение. Потом вдруг произнесла громко, во весь голос:

— Если он не собирается изображать праздничное настроение, то и я этого делать не стану!

Если бы Николас оказался вампиром или змеей, она бы превратилась в паука и опутала бы его паутиной со всех сторон при первой возможности. Или повела бы себя как гувернантка, мучая скучными наставлениями до тех пор, пока он не уснет, а тогда она написала бы у него на лбу бранные слова, к примеру: «Убирайся прочь, грубиян!»

Поппи перешла из гостиной в отцовскую библиотеку, а потом к себе в спальню, где улеглась на лоскутное одеяло и начала листать текст о сельскохозяйственных орудиях, пытаясь сочинить скучнейшую лекцию.

Однако, читая о соломорезках, тяпках и цепах, она заснула.

Когда Николас постучал точно в назначенные семь часов в дверь дома номер семнадцать по Клиффорд-стрит, он чувствовал себя несколько раздраженным и подавленным. Он весь день прождал посыльного из группы с сообщением о том, что операция «Розовая Леди» остается за ним, но так его и не дождался.