— Молодец, братан! Думать научился! Взрослым стал. Вот о завещании вспомнил. Неспроста оно. Хотя куда бы она ее дела. Ведь кроме Петьки — никого.

— Ты вспомни! Она никогда, никого не впускала в спальню! Даже когда болела. На карачках выползала в зал, а спальню запирала на ключ. И это при том, что сама никуда уходить не собиралась, — вспомнил Димка.

— Ан и все верно! Зачем, что ей прятать там? Хотя, может, и всегда такою была. Мы не бывали у них до жмуровства Карпова, — думал Кешка.

— Если бы тряслась только за барахло, держала бы на замке шифоньер. А тут всю спальню.

— Но ведь и Петька туда не заходил.

— Это при нас…

— А что, если навестить ее? — предложил Димка. — Зайти можно. И повод найдем. Но как проверить? Вдруг у нее какой–нибудь хмырь ночует? Она не угомонилась. И кстати, где она своих козлов укладывает, если не в спальне?

— У нее в зале диван. Все хахали говорили, что в спальню не впускает никого.

— Как узнать, одна ли она дома? — тихо заговорил Кешка, загоревшись новой идеей.

— Позвонить ей. Поговорить. Набиться в гости. А на месте видно будет, — рассмеялся Димка и продолжил: — Если обломится та «кубышка», нам сам черт не страшен. С нею мы куда угодно смоемся. Везде примут. Хоть за рубеж…

— Дурак! Ту коллекцию знают во всем свете. Засвети — и тут же крышка! На месте возьмут. Все знают, чья она! Слышали, что украдена. Как нас примут? Секешь? — охладил Кешка брата.

— Можем в Ригу махнуть. Там не выдадут.

— К Маркову? Ну, Анатолий Фомич надежный кореш. Тот хоть черта спрячет, — согласился Кешка и вспомнил о семье. Задумался.

— Ты чего?

— Нужна стенка. Если нам придется линять в Ригу, наших надо обеспечить. Твоих и моих. Понял?

Димка только теперь вспомнил о своей семье. Но ненадолго. И, подтолкнув Кешку, спросил:

— Ты со своею прощаться будешь? Или сквозанешь молча?

— Ты о Ленке? Мы расстались с нею.

— По–хреновому? Или тихо? На время?

— Навсегда.

— Это совсем хреново!

— Почему?

— Ленка не сама по себе. У нее в руках игрушек много. Как знать, кто станет следующей?

— Ну и что? — удивился Кешка.

— Она тебя с потрохами заложит. Любому. Все, которые от нее ушли, добром не кончили. Не зря ее зовут роковой.

— И липнут к ней, — заметил Кешка.

— Все любят рисковать. Но знай, от нее без пакости не отвяжешься.

— Кончай стращать. Давай–ка лучше позвоним Поповой. Еще не поздно к ней в гости прийти. Уж пора нам с коллекцией определиться, — взялся

Кешка за телефон.

Любовь Ивановна не сразу взяла трубку. Узнав Быкова, поздоровалась. На вопрос о здоровье сказала, что чувствует себя нормально. Вчера вот расстроилась. Побывала на могиле сына. Все вспоминала, каким хорошим он был. И ночью долго не могла уснуть.

Мы навестим вас, если вы не против. Давно не виделись. А ведь Петр был нашим другом, может, наша помощь нужна? Мы с радостью! Только скажите! — торопился Кешка. Но в ответ услышал:

— Нет, Иннокентий! Мне, право, не до гостей. Я отдыхаю. В другой раз. Когда–нибудь. Если понадобитесь, я позвоню. В Петиной записной книжке есть ваш номер телефона. Спасибо, что помните о нас, — положила трубку.

— Старая сука! — разозлился Димка, узнав о разговоре.

— Нужен повод. Но такой, когда она не сможет отказать нам.

— Но какой?

— Теперь надо подождать немного. Что–либо придумаем. Навязываться самим не стоит. Если «кубышка» у нее, она будет опасаться любого и нас тоже. Меня даже радует, что она отказалась встретиться. Значит, монеты там. И она не хочет рисковать, — говорил Кешка.

— Кобелей не боится, а нас испугалась.

— К ней заходят знакомые. Но они либо не знают о коллекции, либо она их не интересует. Старуха, как видишь, в гостях разборчива, — усмехался Кешка.

— Так что придумаем?

— Не спеши, само придет.

— Успокоил, мать твою. У нас земля под ногами может загореться. И тогда уже не до монет нам будет! — злился Димка.

— Пока следствие раскрутится, у нас есть запас времени. Посмотрим, куда оно повернет. У меня в прокуратуре есть свои люди, Они, в случае чего, предупредят меня! — успокоил брата Иннокентий. И решил для себя, что для него нет более подходящего момента помириться с женой, привезти ее вместе с детьми домой и пожить тихо, не влипая ни в какие скандальные истории. То же самое посоветовал и Димке. Тот, подумав, согласился.

В этот же вечер Кешка уехал в Зеленый Ров. Теща, завидев его, глазам не поверила. Тоська, услышав шум мотора, выглянула в окно, увидела мужа, но не поспешила к нему навстречу. Мысленно она уже простилась с ним.

Кешка пытался примириться со всеми одним духом. Детям целую сумку конфет дал. Разных. Тестю — бутылку петровской водки поставил. Теще — новый халат на плечи накинул, к нему — тапки теплые, новые, махровые. Подошел к Тоське, она отвернулась. И вместо приветствия спросила язвительно:

— Явился, купец? Что тебе от нас нужно?

— Поехали домой, хватит в гостях жить! — не хотел заметить обидное.

— А я дома! Вот у тебя — в служанках жила!

— Тось! Хрен со мной! Подумай о детях! Они наши, твои и мои. Мы с тобой сами разберемся. Они не должны страдать.

— Иди к своей шлюхе!

— У меня кроме тебя и детей — никого! А ты жена мне!

— Надолго ли?

— Навсегда! Собирайся! Дом без вас — сирота! А я в нем, как покойник в могиле! Не могу без вас! Прости меня, дурака. Не повторю глупость. Поверь в последний раз.

Тоська смотрела на мужа, не зная, верить ей или нет. Но тут мать вмешалась:

— Чего душу томишь? Всю ночь ревела. Разве так перед родами годится? Ведь сам приехал, кается. Иль сердца не стало у тебя? Прости его! Уж если он еще раз спаскудится, тогда все! На порог не пущу злодея!

Тоська быстро собрала детей. Впихнула в сумки свои вещи. И уехала домой. В городскую квартиру.

Кешка, как и обещал ей, теперь все время возвращался с работы. Сам приносил все продукты, гулял с детьми во дворе. Редко виделся с друзьями. И жил, как примерный семьянин, избегая острых ситуаций.

Теперь не только соседи, даже начальство на работе удивлялось переменам в Быковых. Они ни с кем не скандалили, не выпивали, не спорили, перестали ходить в гости и к женщинам. И даже выходные проводили в семье.

— Кто–то им подпалил пятки, что вдруг остепенились. Неспроста это! — говорили торговцы на базаре. И только Быковы понимали, что именно теперь им ни в коем случае нельзя сорваться. Ведь дело в прокуратуре не лежало под сукном. По нему шла работа. Пока они, Быковы, оставались вне подозрений…

…Потапов и Соколов три недели были в командировке. Они многого не знали. А тем временем события не стояли на месте. И каждый день приносил свои новости.

Ленка, бывшая любовница Быкова, прождав Иннокентия с неделю, все думала, что вернется он к ней с повинной просить прощения за грубую выходку, не дождавшись, подарила улыбку другому. Тот давно ждал своего часа. И тут же вошел в дом Ленки, горя желанием стать ее фаворитом. Но женщина оказалась коварной и прощебетала голосом раненой иволги:

— Если любишь, отомсти за меня. Помоги очистить мое имя. Не щади ради нашей будущей любви. Он не должен смеяться и радоваться, не дай нам жить под одним небом. Пусть каждый вздох его станет живым стоном. Пусть не водой, а слезами и кровью умывается. И вместо хлеба грызть ему землю, чтобы в горе своем не только детей забыл, а и свое имя! Когда это случится, я стану твоей навсегда…

Она до глубокой ночи рассказывала новому избраннику все, что, знала о Кешке. Тот слушал внимательно, боясь упустить хоть слово о будущем враге. А вечером, усадив Ленку в свой «Ситроен», повез ее, чтобы та показала ему, где живет мать, брат да и сам Кешка. Иннокентий гулял с детьми, когда у его дома остановилась машина. Он увидел Ленку. Та скользнула по его лицу равнодушным взглядом, отвернулась, как от незнакомого. У Быкова это пренебрежение отозвалось болью в глубине души. Но Кешка не подал виду. Он глянул на того, кто сидел рядом, на водителя, нового, счастливого обладателя самой обольстительной женщины города. И вздрогнул от ужаса. Холодные мурашки побежали по спине.