— А и верно ботает Шакал! — тупо согласился Медведь, крутнул башкой, болевшей с похмелья. И, глянув на Лангуста, спросил трезвея:
— Стемнил гад, потрох вонючий?!
— Не кентуюсь я с лягавыми! Век свободы не видать!
— Заглохни, падла! — оборвал Медведь, усомнившийся в клятве Лангуста.
— Ведь мы могли отдать рыжуху на хранение Лангусту. Чего ж его менты не сняли? Знают, ни одна малина его не минет! — подливал Шакал злобы.
— Это ты не нам ботай! Кто другой, может, и оставит. Но не твоя малина и не ты! — рассмеялся Медведь.
— Но лягавые про это не секут! — стоял на своем Шакал.
— Музейную рыжуху никто не доверит никому! — отмахнулся маэстро.
— Ну, может, я ее загнал Лангусту! Иль секет, где мы притырились? Почему не замели?
— Вот тут и есть прокол Лангуста! Колись, падла! Не то, дышать не оставлю до вечера! — пригрозил Медведь.
— Тогда на хрен было мне законников в подземку фаловать и рисковать их кентелями? Вякнул бы лягавым и ожмурили б Черную сову до последнего фартового. Никто и не допер бы, что с ней стряслось! — спокойно ответил Лангуст.
— Вот дьявол! Верняк тоже! — не мог сообразить маэстро, кто из паханов прав в этом споре.
— В подземку лягавым не возникнуть. Там куча «зелени» на стреме. Они предупредили б нас! Это и лидеру доперло б! — усмехался Шакал.
— Твой Паленый за лимон провел бы ментов вместе с псами. Только что переоделись бы в тряпье фраеров! — возразил Лангуст.
— Но почему тебя не замели, если нас стремачили? Все в том, что на тот миг ты не допер, где мы приморились? Куда поздней разнюхал у Паленого. Если б раньше расколол его, не высветился бы с лягавыми! Ведь и в подземке — сотни лазеек! Возникни туда мусора, они и ходуль бы наших не успели приметить! А вот с банком — не отмажешься! Сучью «муху» на мурло даже жмуру тебе поставлю! — грозил Шакал.
— Ты падла! Меня лажаешь? А сам оглянись на себя! Моего медвежатника спер! Единственного! Своей Задрыге — в хахали! Сманил куклу обезьяне! Сколько потрафил, чтоб забавлял ее? В закон заразу взяли, а она, года не прошло, на шею Королю повисла. Мылится ему в бабы. И Шакал не вякнет, что в его малине закон обосрали! Его Задрыга! — смотрел на Шакала Лангуст.
Медведь даже рот открыл от удивления:
— Задрыга? Шакал, он не темнит?
Пахан Черной совы вытер вспотевший лоб. Только рот открыл, Лангуст перебил:
— Его Задрыга на всех прыгает! Поначалу на Боцмана, потом — на Паленого. Все не обламывалось ей. Приловила Короля!
— Заткнись, козел! — побелели губы Шакала и он, продохнув, сказал:
— Король сам ко мне прихилял! Не сманивала его Задрыга. На кой хрен! Свой медвежатник есть! Но ни один кент лишним в малине не бывает. И Король — знатный фартовый! Нет у них с Капкой ничего! Задрыга — не шмара! Не секу, как дальше! Но нынче — закон держит! Но не о том треп! Пусть за свое Лангуст ответит! — настаивал Шакал.
— Король уже был в деле у тебя?
— Был. Уже не раз! — ответил Шакал.
— Тогда чего ты вякаешь?! — повернулся Медведь к Лангусту. И, обратившись к паханам, спросил:
— Какое ваше слово?
— А что вякать? Облажался Лангуст, как падла! Шакал верняк трехает! Замокрить надо! — поддержал Дрезина глухо.
— Если с ментами не скурвился, все равно нарушил закон, приморил свою шпану — мокрить законных! Двоих кентов ожмурили! Разве можно это на холяву простить? — возмущался Сапер.
— Пусть Шакал сам с Лангустом управится. Башлями снимет или шкуру сорвет! За кентов своих! Но из паханов и закона — выпереть надо! — подал голос Решка.
— Шакала в предел Лангуста поставить хозяином! А уж он сам выберет, как дальше дышать? — предложил Карат.
— Шакала — в предел? — Медведь хмыкнул и продолжил:
— Хотя… Долю отвалил такую, что Лангуст и за год столько не давал.
— Откуда взять? Шакал у меня общак спер! — выкрикнул Лангуст.
— Не я, Король! И файно отмочил! За свое и наше тряхнул падлу! За мной не пропало! Я и за это в долю тебе положил! — признался Шакал Медведю.
— Ну и Шакал! Да твои кенты у самого черта муди оторвут, вякнут, что таким родился! — рассмеялись паханы.
— Так что с Лангустом, кенты? Как вы решили? — спросил Медведь.
— Пусть вякнет, как с Паленым у него склеилось? Зачем его подставил?
Маэстро сморщился, как от зубной боли.
— Паленого кенты в притоне накрыли. Чтоб указал, где Шакал канает. Вломили ему! Я ботал, уломать его на водяре, башлями сманить. Они по-своему отмочили. Но сфаловался… Со мной. Я не хотел его сманивать у Шакала. Его высветил и меня заложил бы тому, кто больше предложил бы. Ну, а когда шпана линяла, посеяли его по пути. С половиной лимона, что в задаток он получил. Больше я его не видел…
— И не увидишь, — закончил Шакал.
Пора завязывать с этим! Жмурить кентов без разборки—; это беспредел! — злился Медведь.
— И ты б его не пощадил, маэстро! Тот не фартовый, кто за бабки кентов закладывает! — выдохнул Шакал.
— То верняк! Слабак он был для фарта, — невольно подтвердил Лангуст.
— Завязываем о Паленом! Нет его! Пора посеять память о его проколах! Мы все не без грехов! — напомнил Медведь и предложил внезапно.
— Кенты, я лишь трехну, что считаю нужным. Не стоит мокрить Лангуста, хоть и падла он отменная! Но много секет о своем пределе. И новому хозяину вякнет, кого, куда сунуть, что тряхнуть? Пусть канает, как Сивуч. Подземной «зеленью» займется. Все не на холяву станет фартовый хлеб хавать.
— А прокол с ментами? — напомнил Дрезина.
— Не доказано! Если б с мусорами кентовался, законников не подставил бы! Шакал тоже не без гавна в этом деле. Пронюхал, что Лангуст на кабаке не лажанулся — верни навар, какой с него снял. И не возникай с делом в порт, покуда не допер, кто подставил всех в кабаке?
— Шакала в пределе чекисты дыбают! Нашмонают, опять на меня наедете. Другого надо. Не его! — подал голос Лангуст.
— А ты — заткнись! — сорвался Шакал.
— Не цыкай на него! Он пока пахан и в законе! — осадил Шакала Медведь.
— А почему его в тот предел? Шакал подолгу в одном месте— не канает! — подал голос маленький Решка.
— Зато фартовые предела уже секут, кто он? И ссать станут, закон будут держать. И в Черную сову из подземки кентов набрать можно. Там, как вякают, уже созрели кенты. Они к Шакалу не похиляют — покатятся горохом, как ни к кому другому! — улыбался маэстро коварному ходу, понимая, что, поселив в пределе двух врагов, — выигрывает сам. Уж Лангуст никогда не смолчит о наварах Шакала, и тот не сможет зажать долю Медведя.
— Однако не врублюсь я, паханы! На хрен морить в одном пределе Шакала и Лангуста? Кто-то с них ожмурит другого! Это верняк! Да и я не спустил бы на холяву — наколку! Почему Лангуста оставляем дышать, если он — падла, на кентов Шакала не только законных, а и шпану сфаловал? Лажанулся? Мотай на кулак! Но не замахивайся на всю малину! Да еще через Паленого! Сколько кентов ожмурилось! И он отмажется испугом? Дадим другим шару также делать! Через год и вовсе без фартовых останемся! — рассуждал Решка.
— В законе и паханах не дам ему дышать! Это заметано! — грохнул Медведь басом, понемногу трезвея.
— Недобор, маэстро! Только и всего! — удивился Сапер.
— Ты крови хочешь? — прищурился Лангуст
— За подлянки своим корефанам всегда тыквами платились! А ты чем файней тех? — вспылил Дрезина. И добавил:
— И впрямь за мелочи мокрили! Тут же — целая куча грехов!
— Не на мне одном! — ощерился Лангуст.
— С Шакала свой спрос! И он не минет наказания! — пообещал Медведь.
Пахан Черной совы похолодел, почувствовал, как меняется настроение маэстро. И выжидал, решив не вмешиваться в будущее Лангуста. Тот сидел, как на иголках.
— Замокрить надо! — требовал Дрезина.
— С этим мы не проссым! Пусть столько выучит, сколько посеял! Я трехнул — все на том! — заупрямился Медведь и продолжил спокойнее:
— Но из паханов и закона — выбросим! Это верняк! За «зелень» кентелем ответит! За всякого проколовшегося, лажанутого — душу из него выбью сам! — пообещал Медведь. Последнее пришлось по душе всем.