– Значит, у того льва, которого ты видела, уши были зеленые? – спросил отец (он не всегда быстро соображал).

– Вот именно, что зеленые, – сказала Джорджина. – Правда, с тех пор они немного полиняли.

– Послушайте, – опять вмешалась мать, – вы не находите, что эти каменные львы не заслуживают столь пристального внимания? Ты уж прости, Стефано, но, по-моему…

Снаружи – как будто прямо из-за портьеры – донесся сквозь шум дождя какой-то глухой и протяжный гул.

– Вы слышали? – воскликнул глава семьи. – Слышали?

– Да что особенного? – отозвалась жена. – Просто гром. Ох, Стефано, ты всегда так нервничаешь в дождливую погоду!

Все замолчали, но долгим это молчание быть не могло. Казалось, что-то постороннее, какая-то мысль, совершенно неуместная в обстановке господского особняка, закралась сюда и неотступно витает в полутьме гостиной.

– Нашел в реке! – вернулся отец к вопросу о львах. – Хорошенькое объяснение! Не сам же он туда прыгнул!

– А почему бы и нет? – с напускной бодростью произнес доктор Мартора.

– Что вы имеете в виду, доктор? – нахмурилась синьора Мария, которой вообще не нравились остроты старого друга.

– Я говорю, почему бы не предположить, что лев сам прыгнул? Река протекает как раз под ним. И расстояние небольшое – каких-нибудь двадцать метров.

– Что творится на белом свете! – Мария Грон еще раз попыталась сменить нежелательную тему. – У нас каменные львы принимаются прыгать, а вот в газете пишут, возле острова Ява открыт вид говорящих рыб.

– А еще призывают тезаврировать время, – не к месту добавил Федерико, у которого в руках тоже была газета.

– Что, что ты сказал? – со смутным беспокойством переспросил отец.

– Так здесь написано: «Тезаврируйте время! Баланс делового человека в активе или в пассиве, в зависимости от ситуации, должен учитывать и время».

– В пассиве, конечно, какой актив в такую погодку! – опять сострил Мартора.

За большой портьерой раздался звонок. Кто-то все-таки появился из коварной тьмы, преодолев преграду заливавшего мир дождя, который барабанил по крышам и подмывал берега реки, так что они обваливались ломтями. Вековые деревья шумно низвергались вместе со своим земляным пьедесталом с крутых берегов, чтобы на мгновение вынырнуть через сотню метров, перед тем как их окончательно поглотит пучина. Река уже смыла ограду старинного парка с коваными решетками восемнадцатого века, скамейками и двумя каменными львами.

– Кто бы это мог быть? – проворчал старый Грон, снимая очки в золотой оправе. – Даже ночью покоя нет! Держу пари, опять тот надоедливый миссионер со своей дурацкой благотворительностью. Жертвы наводнения, жертвы наводнения! Где они, эти жертвы? Всё просят и просят деньги, а я пока не видел ни одной из этих жертв! Как будто… Кто это? – вполголоса спросил он у слуги, появившегося из-за портьеры.

– Синьор Массигер! – объявил слуга.

Доктор Мартора обрадовался.

– А, наконец-то, наш милый Массигер! Мы тут на днях дискутировали… О, из этого молодого человека выйдет толк.

– Пусть он будет хоть семи пядей во лбу, – проговорила синьора, – меня это как раз меньше всего волнует. Вам бы только поговорить… Не люблю я этих дискуссий. И вообще я должна сказать, что этот молодой человек у меня симпатий не вызывает… Послушай, Джорджина, – повернулась она к дочери, – будь любезна, поздоровайся с ним и сразу отправляйся спать. Уже поздно, дорогая.

– Готова поспорить, – с дерзкой усмешкой ответила дочь, – если бы Массигер вызывал у тебя симпатии, то сейчас было бы не так поздно.

– Не говори глупостей, Джорджина, я просто… О, добрый вечер, синьор Массигер. Мы уже не надеялись увидеть вас сегодня. Обычно вы являетесь раньше…

Юноша остановился на пороге, приглаживая взлохмаченные волосы и с изумлением оглядывая семейство Гронов. Так они ничего не знают? В странном волнении он шагнул вперед.

– Добрый вечер, синьора Мария, – сказал он, пропуская выговор за поздний визит мимо ушей. – Добрый вечер, синьор Грон, привет, Джорджина, привет, Федри, ах, простите, доктор, вы против света, я вас не приметил…

Движения его были суетливыми, как будто ему не терпелось сообщить важную новость.

– Вы слышали? – наконец решился он, не дождавшись наводящих вопросов. – Вы слышали, что дамба…

– О да, – перебила Мария Грон с непогрешимой непринужденностью. – Ну и погодка, не правда ли? – И улыбнулась, чуть прикрыв глаза, приглашая его хранить молчание. (Ничего не выйдет, подумала она с досадой, догадливостью он никогда не отличался.)

Но Грон-отец уже встал из кресла навстречу гостю.

– Нет, Массигер, мы ничего не знаем. Что-нибудь новое?

– Да что может быть нового, – живо отозвалась жена. – Не понимаю, дорогой, отчего ты сегодня так нервничаешь…

Массигер сконфузился.

– Да нет, – пробормотал он, лихорадочно соображая, как бы ему выпутаться. – Насколько мне известно, ничего нового. Вот только с моста…

– Ну ясное дело, река разлилась! – бросилась ему на помощь синьора Мария. – Впечатляющее зрелище, верно? Ты помнишь, Стефано, Ниагару? Сколько лет прошло…

Массигер подошел к хозяйке дома и, воспользовавшись тем, что Джорджина и Федерико обменивались какими-то репликами, пробормотал:

– Но, синьора, река уже у самого дома, здесь оставаться опасно, разве вы не слышите?.. – Глаза его сверкали.

– Ты помнишь, Стефано, – продолжала она, не желая ничего слышать, – помнишь, как испугалась та пара голландцев? Они даже не захотели подойти поближе, все твердили, что это напрасный риск, что может затянуть…

– Говорят, такое иногда случается, – ответил муж. – Подойдешь слишком близко – и голова закружится…

Он, похоже, успокоился. Вновь надел очки, устроился поудобнее в кресле у камина, протянул руки к огню, чтобы согреть.

И тут во второй раз послышался тот же глухой и тревожный гул. Теперь, казалось, он шел прямо из глубины земли, откуда-то снизу, из далеких лабиринтов подвала. Даже синьора Грон против воли прислушалась.

– Вы слышали?! – воскликнул отец. – Скажи, Джорджина, ты слышала?..

– Слышала, но не могу понять, – бледнея, ответила девушка.

– Да это же гром! – непререкаемым тоном возразила мать. – Обыкновенный гром. А вы думали – призраки?

– Это совсем не похоже на гром, Мария, – заметил муж, качая головой. – Похоже, это где-то внизу.

– Да нет же, дорогой, – не сдавалась синьора, – при грозе всегда кажется, что вот-вот рухнет дом. А в этом доме и подавно возникают самые разные звуки… Согласитесь, Массигер, ведь это гром! – заключила она, уверенная, что гость не осмелится ей перечить.

Юноша улыбнулся с учтивым смирением.

– Кстати, о призраках, синьора… – уклонился он от прямого ответа. – Когда я шел через сад, у меня было впечатление… что сзади кто-то идет… да-да, ясно различимый шорох шагов по гравию…

– А стука костей и завываний вы не слышали? – улыбнулась синьора Грон.

– Нет, синьора, никаких костей, просто шаги… Вероятно, это были мои собственные шаги, – добавил он. – Иногда эхо проделывает с нами странные штуки.

– Вот именно, браво, Массигер! Или это были мыши. Хотите пари, дорогой мой, что это были мыши? Вам, романтическим натурам, все, что угодно, может причудиться…

– Синьора, – попробовал настаивать, склонившись над ней, молодой человек, – послушайте же, синьора! Река уже здесь, под домом, разве вы не слышите?

– Нет, не слышу, ничего я не слышу! – отрезала она, также не повышая голоса. И добавила уже громче: – Знаете ли, по-моему, эти ваши истории не слишком забавны!

Юноша не сразу нашелся что ответить. Он лишь принужденно засмеялся, настолько нелепым показалось ему упрямство хозяйки. «Так вы не хотите этому верить? – Он даже мысленно обращался к ней на вы. – Неприятности обходят вас стороной, и вы полагаете неучтивым даже упоминать о них? В вашем драгоценном мире ничего плохого произойти не может, не правда ли? Что ж, посмотрим, насколько она прочна, эта ваша кичливая неприкосновенность!»