16. Traeumerei Сливались ли это тени, Только тени в лунной ночи мая? Это блики, или цветы сирени Там белели, на колени Ниспадая? Наяву ль и тебя ль безумно И бездумно Я любил в томных тенях мая? Припадая к цветам сирени Лунной ночью, лунной ночью мая, Я твои ль целовал колени, Разжимая их и сжимая, В томных тенях, в томных тенях мая? Или сад был одно мечтанье Лунной ночи, лунной ночи мая? Или сам я лишь тень немая? Иль и ты лишь мое страданье, Дорогая, Оттого, что нам нет свиданья Лунной ночью, лунной ночью мая… Трилистник обреченности 17. Будильник Обручена рассвету Печаль ее рулад… Как я игрушку эту Не слушать был бы рад… Пусть завтра будет та же Она, что и вчера… Сперва хоть громче, глаже Идет ее игра. Но вот, уж не читая Давно постылых нот, Гребенка золотая Звенит, а не поет… Цепляясь за гвоздочки, Весь из бессвязных фраз, Напрасно ищет точки Томительный рассказ, О чьем-то недоборе Косноязычный бред… Докучный лепет горя Ненаступивших лет, Где нет ни слез разлуки, Ни стылости небес, Где сердце – счетчик муки, Машинка для чудес… И скучно разминая Пружину полчаса, Где пряется смешная И лишняя Краса. 18. Стальная цикада Я знал, что она вернется И будет со мной – Тоска. Звякнет и запахнется С дверью часовщика… Сердца стального трепет Со срекотаньем крыл Сцепит и вновь расцепит Тот, кто ей дверь открыл… Жадным крылом цикады Нетерпеливо бьют: Счастью ль, что близко, рады, Муки ль конец зовут?.. Столько сказать им надо, Так далеко уйти… Розно, увы! Цикада, Наши лежат пути. Здесь мы с тобой лишь чудо, Жить нам с тобою теперь Только минуту – покуда Не распахнулась дверь… Звякнет и запахнется, И будешь ты так далека… Молча сейчас вернется И будет со мной – Тоска. 19. Черный силуэт. Сонет
Пока в тоске растущего испуга Томиться нам, живя, еще дано, Но уж сердцам обманывать друг друга И лгать себе, хладея, суждено; Пока прильнув сквозь мерзлое окно, Нас сторожит ночами тень недуга, И лишь концы мучительного круга Не сведены в последнее звено, — Хочу ль понять, тоскою пожираем, Тот мир, тот миг с его миражным раем… Уж мига нет – лишь мертвый брезжит свет… А сад заглох… и дверь туда забита… И снег идет… и черный силуэт Захолодел на зеркале гранита. Трилистник огненный 20. Аметисты Когда, сжигая синеву, Багряный день растет неистов, Как часто сумрак я зову, Холодный сумрак аметистов. И чтоб не знойные лучи Сжигали грани аметиста, А лишь мерцание свечи Лилось там жидко и огнисто. И, лиловея и дробясь, Чтоб уверяло там сиянье, Что где-то есть не наша связь, А лучезарное сиянье… 21. Сизый закат Близился сизый закат. Воздух был нежен и хмелен, И отуманенный сад Как-то особенно зелен. И, о Незримой твердя В тучах таимой печали, В воздухе, полном дождя, Трубы так мягко звучали. Вдруг – точно яркий призыв, Даль чем-то резко разъялась: Мягкие тучи пробив, Медное солнце смеялось. 22. Январская сказка Светилась колдуньина маска, Постукивал мерно костыль… Моя новогодняя сказка, Последняя сказка, не ты ль? О счастье уста не молили, Тенями был полон покой, И чаши открывшихся лилий Дышали нездешней тоской. И, взоры померкшие нежа, С тоской говорили цветы: «Мы те же, что были, все те же, Мы будем, мы вечны, а ты?» Молчите… Иль грезить не лучше, Когда чуть дымятся угли?.. Январское солнце не жгуче, Та кпылки его хрустали… Трилистник кошмарный 23. Кошмары «Вы ждете? Вы в волненьи? Это бред. Вы отворять ему идете? Нет! Поймите: к вам стучится сумасшедший, Бог знает где и с кем всю ночь проведший, Оборванный, и речь его дика, И камешков полна его рука; Того гляди – другую опростает, Вас листьями сухими закидает, Иль целовать задумает, и слез Останутся следы в смятеньи кос, Коли от губ удастся скрыть лицо вам, Смущенным и мучительно пунцовым. Послушайте!.. Я только вас пугал: Тот далеко, он умер… Я солгал. И жалобы, и шепоты, и стуки, — Все это «шелест крови», голос муки… Которую мы терпим, я ли, вы ли… Иль вихри в плен попались и завыли? Да нет же! Вы спокойны… Лишь у губ Змеится что-то бледное… Я глуп… Свиданье здесь назначено другому… Все понял я теперь: испуг, истому И влажный блеск таимых вами глаз». Стучат? Идут? Она приподнялась. Гляжу – фитиль у фонаря спустила, Он розовый… Вот косы отпустила. Взвились и пали косы… Вот ко мне Идет… И мы в огне, в одном огне… Вот руки обвились и увлекают, А волосы и колют, и ласкают… Так вот он ум мужчины, тот гордец, Не стоящий ни трепетных сердец, Ни влажного и розового зноя! И вдруг я весь стал существо иное… Постель… Свеча горит. На грустный тон Лепечет дождь… Я спал и видел сон. |
