После периода просмотра своей прожитой жизни наступает еще один период, когда наступает необычное мистическое со­стояние. Конечно, каждый из этих периодов может длиться одну или несколько секунд. Тем не менее мистическое состояние у каж­дого проявляется по-разному. Падающий альпинист ощущал, по его словам, следующее: "Мое тело билось о камни, ломалось, и превращалось в бесформенную массу, однако мое сознание не реагировало на эти физические повреждения и совершенно не интересовалось ими". Хейм, проведя указанное исследование, пришел к заключению, что смерть от несчастного случая в горах очень приятна, а те, "кто погиб в горах, в последний миг своей жизни созерцали свое прошлое, испытывая состояние преобра­жения. Отринув телесные страдания, они пребывали во власти благородных и мудрых мыслей, небесной музыки и чувства по­коя и умиротворения. Они летели сквозь светлые, голубые, вели­чественные небеса; затем мир внезапно останавливался".

Как это ни покажется странным, примерно то же самое (кро­ме кинофильма о прошлой жизни) переживают и умершие от бо­лезни и т.п. При этом, конечно, продолжительность периодов исчисляется не секундами, а часами, днями и неделями.

Опрос двухсот умирающих от неизлечимой болезни боль­ных, проведенный Элизабет Кюблер-Росс, позволил ей выделить пять периодов, пять стадий отношения человека к неизбежной его смерти. Вначале — это категорическое отрицание такой воз­можности, затем заболевший возмущается, почему это случилось именно с ним. После этого наступает период страха и депрессии. На последнем этапе, когда страх преодолевается, больной не без помощи близких и родных постепенно начинает испытывать чув­ство умиротворения и покоя.

Эти факты не просто любопытны. Они свидетельствуют о том, что практически у всех людей переход от жизни к клиничес­кой смерти происходит по одному и тому же сценарию. Значит, этот период жизни представляет собой некую самостоятельную фазу развития человека. Более того, подобные результаты были получены у людей абсолютно здоровых, но у которых те же ста­дии умирания были вызваны искусственно.

В научной литературе (не только медицинской, но и истори­ческой) специалисты часто сравнивают развитие общества (ци­вилизации) с развитием — жизнью отдельной личности. Так, го­ворят о юности или детстве человечества и т.д. В данном случае проводится параллель между приведенными периодами умира­ния отдельных индивидуумов и осознанием угрозы смерти всей цивилизации. Такая параллель действительно вырисовывается. Судите сами. На заре своей истории люди не осознавали, что им угрожает смерть. Ответственность за смерть люди возлагали на определенные силы, не считая ее естественной. Затем историчес­ки следует период, когда люди осознали реальность, естествен­ность угрозы смерти. Она в это время представлялась как завер­шающий этап жизненного пути. Если первый период связывают хронологически с цивилизациями, населяющими Дельту, то вто= рой период приходится на иудейско-эллинские цивилизации. Впоследствии (третий период) люди пытались отрицать смерть, пытались преодолеть ее реальность. Мы находимся в четвертом периоде нашего падения со скалы, то есть, находясь на краю пропасти (так считают специалисты), испытываем чувство по­коя и умиротворенности.

Исследования показывают, что именно такое чередование состояния человека (а возможно и общества?) является оптималь­ным с точки зрения выживания. Если организм в это время не истратил свою энергию, а предусмотрительно сохранил ее, то у него имеются шансы восстановиться даже после продолжитель­ного полного отключения мозга. Если эта энергия истрачена, то и такая возможность практически исключена. По-видимому, этим же обстоятельством объясняется психологическая подготовка умирающего (исповедь, причастие). Только в этом случае речь идет не о возможном выживании физического тела, а о посмерт­ном состоянии его души. Но об этом несколько позже.

Далее логично рассмотреть переживание (если можно так ска­зать) человека после момента фиксации его клинической смерти.

С

остояние после клинической смерти в настоя­щее время исследуется весьма широко, по­скольку развитие современных методов реа­нимации позволяет многих из тех, у кого была зафиксирована клиническая смерть, возвра­тить к жизни. Но мы начнем не из результатов этих исследований, а из более раннего свиде­тельства. Речь идет о посмертном опыте, опи­санном К.Икскулем в статье "Невероятное для многих, но истинное происшествие", опубликованной в журнале "Троицкий цве­ток", 58, 1910 год. К.Икскуль, о посмертном опыте которого идет речь, не верил в загроб­ную жизнь, хотя и был крещеным в Право­славии. Об этом опыте иеромонах Серафим (Роуз) писал: "Перенесенное им (К.Икскулем) лет восемьдесят назад имеет и сегодня для нас большое значение и даже представляется промыслительным в свете нового современного посмертного опыта, ибо это единственный по­смертный опыт души, идущий намного даль­ше кратких фрагментарных переживаний, при­водимых в новых книгах и пережитых воспри­имчивым человеком, который начал с совре­менного безверия, а пришел к признанию ис­тин православного христианства — и на­столько, что закончил дни свои монахом. Эта маленькая книга может быть использована как "контрольный" случай, по которому мож­но судить о новых случаях. Она была одобре­на как не содержащая ничего противного пра­вославному учению о загробной жизни одним

из ведущих православных писателей-миссионеров начала века, архиепископом Никоном Вологодским".

В указанной статье К.Икскуль описывает последнюю аго­нию своей физической смерти, когда он испытал ужасную тя­жесть, которая прижимала его к земле. Далее автор пишет: "Вдруг я почувствовал, мне стало легко. Я открыл глаза и в моей памяти, с совершенной ясностью до малейших подробнос­тей, запечатлелось то, что в эту минуту я видел.

Я увидел, что стою один посреди комнаты; вправо от меня, обступив что-то полукругом, столпился весь медицинский пер­сонал... Меня удивила эта группа: на том месте, где она стояла, была койка. Что же теперь там привлекало внимание, когда меня там уже не было, когда я стоял посреди комнаты?

Я подвинулся и глянул, куда глядели все они.

Там, на койке, лежал я!

Не помню, чтобы я испытывал что-либо похожее на страх при виде своего двойника, меня охватило только недоумение: как же это? Я чувствовал себя здесь, между тем и там тоже я...

Я захотел осязать себя, взяться правой рукой за левую — моя рука прошла насквозь, попробовал схватить себя за та­лию — рука вновь прошла через корпус, как по пустому про­странству... Я позвал доктора, но атмосфера, в которой я нахо­дился, оказалась совсем непригодной для меня — она не воспри­нимала и не передавала звуков моего голоса, и я понял свою полную разобщенность со всеми окружающими, свое странное одиночество, и панический страх охватил меня. Было действи­тельно что-то ужасное в том невыразимом одиночестве...

Я глянул, и только тут передо мной впервые явилась мысль: да ни случилось ли со мной того, что на нашем языке, языке жи­вых людей, определяется словом "смерть"? Это пришло мне в голову потому, что мое лежащее на койке тело имело совершен­но вид мертвеца...

В наших понятиях со словом "смерть" неразлучно связано представление о каком-то уничтожении, прекращении жизни, как же мог я думать, что умер, когда я ни на одну минуту не терял самосознания, когда я чувствовал себя таким же живым, всеслышащим, видящим, сознающим, способным двигаться, думать, говорить?

Разобщение со всем окружающим, раздвоение моей личнос­ти, скорее, могло дать мне понять случившееся, если бы я верил в

существование души, был человеком религиозным, но этого не было, и я руководствовался лишь тем, что чувствовал, а ощуще­ние жизни было настолько ясным, что я только недоумевал над страшным явлением, будучи совершенно не в состоянии связы­вать мои ощущения с традиционным понятием о смерти, то есть, чувствуя и сознавая себя, думать, что я не существую...