Я так долго хотела узнать, что он думает о прошлой ночи, но теперь, когда появилась возможность спросить об этом, я не спешу. Просто вдруг понимаю, что мне намного интереснее узнать, что он думает обо всем остальном.

— Тебе нравится быть художником? — спрашиваю я, когда приносят закуски.

— Наверное. Это все, что я умею. И потом, таким образом я избегаю необходимости ходить на работу пять дней в неделю, как все остальные.

— Да, тебе везет, — вздыхаю я. — Вот бы и мне уметь что-нибудь делать хорошо.

— А я знаю, что ты хорошо умеешь, — ухмыляется он.

— Помимо этого, — краснею я.

— В смысле, ты хотела бы добиться успеха? Ну да, а кто этого не хочет?

— А кем ты хотела стать в детстве? — спрашивает он, отламывая кусок хлеба и макая его в соус.

— Ну, хотела работать в области моды, кажется. Мужской. Мне всегда больше нравилось играть с Кеном, чем с Барби.

— Нравилось штаны с него снимать? Я смеюсь:

— И это тоже. Правда, у него там ничего особенно интересного нет. Нет, мне просто нравится мужская одежда. Когда я в первый раз тебя увидела, обратила внимание на одежду.

Джек смотрит на меня:

— Тогда почему бы тебе не заняться модой или не попробовать силы в текстильной промышленности?

Я разглядываю веточку спаржи на своей тарелке. — Да я уже давно этого хочу. Но туда трудно пробиться. Слишком много желающих.

— Наверное, и не пыталась как следует. Конечно, талантливых людей много, но разве и ты не можешь стать одной из них? Если бы я все время думал о том, как трудно быть художником, то давно уже бросил бы живопись. Что ты теряешь? Все ведь в твоих руках.

Он смотрит на меня и улыбается. А мне вдруг становится так легко, так хорошо, что я, не задумываясь ни секунды, верю ему. Полностью. Я ни с кем, кроме Хел, никогда не говорила о своих мечтах, и теперь у меня словно гора с плеч свалилась — так я рада, что рассказала ему об этом. Кажется, я снова стала прежней — уверенной в себе и в своих планах. Пожалуй, надо и впрямь попытаться.

Мы сидим, пьем пиво, рассматриваем прохожих и смеемся. Потом идем обратно на пляж. Теперь тут не так людно, и мы находим тихое местечко. Я сильно подшофе, и мне кажется, что в мире больше никого нет, только я и Джек. Он запускает камешки по волнам, а я наблюдаю за его движениями и чувствую себя такой любимой.

Он оборачивается ко мне и спрашивает:

— Чем теперь займемся? Хочешь вернуться?

— Нет. А ты?

Он мотает головой.

Мы немного нервно смотрим друг на друга и смеемся. Он стучит пальцем по губам.

— Я знаю место, где можно переночевать. Если, конечно, хочешь.

Хочу? Только об этом и мечтаю.

Администратор в гостинице «Казанова» обращается с Джеком как со старым приятелем. Он подмигивает ему, кидает ключ, предупреждает, что завтрак заканчивается в пол-одиннадцатого, и оставляет нас.

Комната оформлена в типично английском стиле — покрывало с цветочным орнаментом, пушистый коврик, на столе лежит куча маленьких пачек печенья к чаю, но главное, тут чисто. Ставлю сумку на стул рядом с телевизором и, отодвинув тюль, смотрю в окно на зеленый дворик.

Непривычно вместе с Джеком оказаться в чужой комнате. После такого дня кажется, что мы делаем что-то запретное. Друг друга мы не касаемся.

Джек идет в туалет, поднимает сиденье унитаза. Пока он журчит, вижу его спину, и мне вдруг становится неловко. Теперь я точно уверена, что мы будем спать вместе, и мне не по себе. Эта ночь будет значить намного больше, чем вчерашняя, и меня пугает интимность обстановки. Пугает, что тут мы действительно и сознательно вместе.

Джек смывает за собой и останавливается в дверях. Я заметила, что сиденье после себя он опустил. Кто-то явно над ним поработал. Интересно кто…

— Неловко как-то, — говорит он.

Я морщу нос и ерошу волосы, от соленой воды они совсем закудрявились.

— Мне тоже.

— Пошли в душ? — спрашивает он, и я киваю.

Он идет первым, и, раздеваясь, я через прозрачные стенки вижу, что он регулирует температуру воды. Потом он открывает дверь, и я залезаю в кабинку.

Идиотская ситуация. Свет в ванной яркий, и, стоя напротив Джека, я остро ощущаю свою наготу. Мы как будто впервые увидели друг друга голыми. Впрочем, пожалуй, так и есть. Хочется закрыться руками и сжаться в комочек.

Джек смотрит на меня. Очень внимательно. Рассматривает каждый миллиметр моей кожи, я краснею. Хочу обхватить его и поцеловать, чтобы разрядить обстановку, но он отталкивает меня, отступает. Не говоря ни слова, берет мыло и начинает тереть его в руках до густой пены.

Трудно себе представить, что душевая кабинка из розового пластика может быть эротичной, но теперь в списке моих сексуальных фантазий она занимает первое место. Потому что Джек начинает меня мыть, всю, покрывая мыльной пеной. Он гладит меня, не упуская ни малейшей детали, по всему телу, кажется, что он меня рисует. Мое тело скользит под его руками, оба мы погружены в густое облако пара. Чувствую себя… настоящей ЖЕНЩИНОЙ.

Влажной.

Роковой.

Меня охватывает дрожь. Но тут он опускается на колени и кладет мою ногу себе на плечо.

Я пропала.

Все скользит — его руки по моей коже, моя спина по стене, а мои мысли и чувства погружаются в самый удивительный оргазм в жизни.

Теперь моя очередь.

Я встаю на колени, он запускает руку в мои волосы, и мои губы принимаются за дело.

— Эми, — резко говорит он через какое-то время.

— М-м-м? — отзываюсь я.

— Ты заткнула коленкой слив.

Чтобы ликвидировать последствия потопа, пришлось превратить в тряпки почти все полотенца. Поэтому мы лежим на постели, обсыхая на воздухе. Джек проводит пальцем по линии купальника на моей груди — там, где кончается загар.

— А ты загорела, — говорит он.

Да. Я вся горю. Мы смотрим друг другу в глаза, и я понимаю, что сейчас мы займемся любовью. Но больше всего меня удивляет то, что Джек читает мои мысли.

— Да, и будем заниматься этим всю ночь и все утро, пока ты не сможешь больше стоять на ногах.

На словах неплохо. На деле тоже.

К тому времени, когда мы вернулись домой к Джеку, я была вымотана; так можно устать только от избытка секса, солнца, моря и спиртного.

— Довольна? — спрашивает он, открывая дверь. Мы весь день провели на пляже, и от солнца у него проступили веснушки. Ему очень идет. Протягиваю руку, глажу его по щеке и улыбаюсь:

— Пожалуй.

— Так ты не уверена? Что же должен сделать парень, чтобы тебе угодить? — Он притворяется рассерженным, поднимает меня, усаживает себе на спину и несет в кухню. Я так хохочу, что не замечаю Хлою и Мэтта, сидящих на полу в гостиной.

— Ну надо же, вы посмотрите. Какая любовь, — смеется Хлоя.

Джек перестает меня щекотать и почти отскакивает в сторону. Я убираю волосы за уши, улыбка моя гаснет. Хлоя развалилась на полу с бутылкой пива как у себя дома. Она до отвращения стройная, ее идеальные ноги выглядывают из-под короткого открытого сарафана.

— Привет всем, — говорит Джек, прошмыгнув мимо меня. Он наклоняется и целует Хлою в щеку.

— Угощайтесь, — предлагает Мэтт, указывая рукой на пиво на столе. — Вы где были?

— В Брайтоне, — отвечаю я.

— Посмотри на свой нос! — вопит Хлоя. — Бедняжка.

Джек смеется и подает мне пиво. Это не смешно. Я не виновата, что нос у меня как у Рудольфа — красноносого оленя Санты. Я пытаюсь уткнуться в плечо Джека, но он и не собирается меня защищать.

— Ну, — командует Хлоя, — выкладывайте все.

— Мы здорово повеселились — катались на водных мотоциклах, ну и все остальное. — Джек откидывается на спинку дивана и откупоривает бутылку.

— И остались там на ночь! И как называется твое «место свиданий»? — Хлоя щелкает пальцами и смотрит на меня. — Нет, не подсказывай… «Казанова»! Так ведь? Надеюсь, тебе сделали скидку как постоянному клиенту?

— Заткнись, Хлоя, — говорит он, а сам смеется, довольный тем, что он Джек-Казанова.