Предыдущий опыт подобных отношений не прибавляет мне уверенности. Во-первых, за всю свою жизнь я признался в любви только один раз (не считая родственников и домашних животных). Зое. В аэропорту Хитроу. Мы застряли там на шесть часов в ожидании нашего рейса на Ибицу и уже через три часа устали до смерти. Скука чудовищная. Я сидел в пластиковом кресле, тупо уставившись на табло, и надеялся, что вот-вот зашевелятся буквы и напишется «Идет посадка».

Зоя спала, положив голову ко мне на колени. Помню, я смотрел на нее, на ее разметавшиеся волосы, на сомкнутые веки, и мной овладело безумное желание защитить ее от всего мира. Такую красивую и безмятежную. Мне никогда раньше не было так хорошо и уютно. Я наклонился к ней, поцеловал в лоб, и три волшебных слова сами собой сорвались шепотом с моих губ. Мы встречались с ней тогда уже шесть месяцев, и я искренне верил в то, что сказал.

Но сейчас, здесь — в ванной Хлои, сидя с подбитым глазом и опухшей челюстью, я все воспринимаю по-другому. Я уже не мальчик. И любовь для меня — не наплыв нежности, не тихое восхищение, не ожидание счастья. Любовь — это решение. Это уверенность в том, что она — та самая. Я не из тех, кто с легкостью признается в любви, лишь бы в такой момент не молчать. И не из тех, кто использует эти слова как код доступа в ее спальню (на этот случай я могу придумать что-нибудь получше). Но я также не из тех, кто боится этих слов. Я скажу это, когда буду уверен в своих чувствах. А сейчас, когда я смотрю на Эми, я не уверен…

Вывод: наше совместное будущее пока под вопросом.

Поэтому, вместо того чтобы принять ее слова и выдать ответное «Я тебя тоже люблю», я выбираю путь, избитый поколениями нерешительных мужчин: линяю в кусты.

— У тебя платье порвалось, — говорю я, переводя взгляд на ткань.

На несколько секунд воцаряется такая тишина, что я слышу биение своего сердца. Думаю, она тоже слышит.

Наконец она спрашивает:

— Ну и что скажешь?

— Бред какой-то, — говорю я.

К счастью, она понимает, что мои слова относятся к происшедшему в саду, а не к ее признанию.

— Зря я так, — говорит она.

Я крепче обнимаю ее, притягиваю к себе, целую в щеку.

— Нет, это я зря. Зря наврал тебе про Салли. А она зря не сказала правду Джонсу. И зря этот чокнутый урод принял все так близко к сердцу и решил свернуть мне шею.

Эми опускает взгляд.

— Да, но его можно понять…

— Да какой там, к черту, понять! Никто не имеет права так себя вести. Слишком много тут, — говорю я, прикладывая палец к ноздре и вдыхая, — и слишком мало тут, — и стучу пальцем по виску. Едва я подумал о Джонсе, мой пульс сразу участился.

— А если бы ты был на его месте? Если бы ты узнал, что кто-то рисует меня голой? Ты бы не взбесился?

Вопрос, конечно, верный, но мне сейчас не до этих рассуждений. Я категорично мотаю головой.

— Нет, я бы не взбесился, потому что я не псих. И… потому что я доверяю тебе.

— А ты знал, что она ему не сказала? Ну, до сегодняшнего вечера?

Думаю, не наврать ли снова, мол, Джонс знал и был не против? Но к чему это вранье? Достаточно один раз взглянуть на Джонса и станет ясно, что он разъярится, даже если кто-нибудь подсядет к Салли в автобусе, не говоря уж о вещах более интимных. И поэтому я выбираю правду.

— Да, она сказала, что Джонс взбесится, если узнает.

— Как и я, когда увидела картину.

— Да, — вздыхаю я, — как и ты.

— Наверное, все дело в честности. Я сразу заподозрила самое плохое.

Я подвигаюсь ближе, заглядываю ей в лицо. Глаза у Эми опухли от слез, и мне кажется, это я во всем виноват. В принципе так оно и есть.

— Ты об этом подумала, когда нашла портрет?

— Что ты спал с ней?

— Да.

— Ну, я бы соврала, если бы сказала, что не подумала об этом. — Чувствую, как она проводит рукой по моим волосам. — Конечно. Да что там, я была почти уверена. — Она поднимает голову и смотрит на меня. — Ты злишься, что я могла так подумать?

— Нет, — отвечаю я после некоторого раздумья.

— Нисколечко?

— Ну ладно, — соглашаюсь я, — немножко.

— Прости меня. Это все от ревности. Я доверяю тебе, Джек. Полностью. Ты ведь и сам знаешь?

Чувствую себя полным ничтожеством. И не просто ничтожеством. Хуже… С тех пор как мы помирились после ссоры в мастерской, мне все время так. Вот сейчас идеальный момент — рассказать Эми правду о моих видах на Салли. Сказать, что мной двигало вожделение, а не вдохновение. И покончить с этим раз и навсегда.

Но зачем? Почему я должен отчитываться за то, что было в моей жизни до ее появления? Чего ради причинять ей боль? Теперь все это уже неважно. Мне нужна Эми, а не Салли. И незачем Эми знать, что раньше все было иначе.

— Не думал об этом, — говорю я, уходя от темы. — А чем твоя логика отличается от логики Джонса? Ты повела себя так же, как и он.

— Но я тебя не ударила, — возражает она. — Это разве не считается?

Невольно улыбаюсь:

— Наверное, считается. Но я ведь не поджарил тебе кожаные штаны. Это тоже считается.

Она корчит гримасу:

— Да, судя по звуку, было больно.

— Да уж, — говорю я, не в состоянии сдержать ухмылку, — как бекон на сковородке зашкворчал.

Ее голос снова становится серьезным:

— Джек, нам кое-что нужно выяснить.

— Ты про доверие?

— Да, но не только. Я о прошлом, чтобы не осталось никаких секретов, лжи. И чтобы не повторилось того, что случилось сегодня.

Она права. С этим надо разобраться. Но не здесь. Не сейчас. И не так. На сегодня эмоций достаточно.

В дверь стучат. Это Мэтт.

— Ну как, тебе уже лучше? — спрашивает он, содрогаясь при виде моей физиономии.

— Гораздо. — Оборачиваюсь к Эми и улыбаюсь ей: — Давайте-ка продолжим вечеринку.

Вторник. Вечер. Эми сидит за столиком на улице у «Зака». Мы решили заглянуть сюда выпить, а потом пойти на вечеринку к ее знакомому. Не дойдя до бара несколько метров, я останавливаюсь и внимательно разглядываю Эми. В эту игру я играл, еще когда встречался с Зоей. Называется она «Запал бы я на нее, если бы она не была моей девушкой?» Я стою поодаль, пытаясь представить, что не знаком с Эми. Будто проходил мимо, заметил ее и подумал: «А не затащить ли мне эту крошку в постель?»

Сначала оцениваем внешние данные: волосы, фигура, одежда. Все вроде бы в моем вкусе. У нее нет «мокрой» химии, она не лысая и не носит бороду. Признаков дистрофии, ожирения или злоупотребления стероидами тоже не наблюдается. Так, теперь одежда… Никаких флюоресцентных легинсов, шпилек или футболки фан-клуба Майкла Болтона. Хорошо. По возрасту тоже подходит: не более чем на пять лет моложе меня (то есть можем вместе пустить слезу, вспоминая телепередачи времен семидесятых-восьмидесятых) и не больше чем на десять лет меня старше (то есть снижается вероятность прошлого, обремененного бывшими мужьями, детьми и старыми пластинками). Для начала недурно. Дальше разглядываю детали. Читает глянцевый журнал (грамотная — хорошо), на макушку сдвинуты темные очки от… (любит дорогие вещи — плохо), на столе бутылка вина и пара стаканов (кого-то ждет; вероятно, своего парня — совсем плохо). Общий вывод: очень недурна, жаль, что у нее уже есть парень.

Если бы это была наша первая встреча, мне пришлось бы сейчас скромно удалиться. Но я вижу Эми не в первый раз. И тот факт, что у нее есть парень, меня совсем не смущает. Потому что ее парень — это я, и второй стакан на столе явно для меня. И я подхожу к ней, широко улыбаясь, потому что на свой вопрос отвечаю — ДА!

Первое, что я понимаю, поцеловав Эми, сев за столик и налив себе вина, журнал в ее руках — брошюра из турагентства. Второе, что я понимаю, пока она спрашивает меня, как дела, — это брошюра об отдыхе на Гавайях. Третье, что я понимаю, когда Эми замечает, что два года не была за границей, — она думает, будто я сказочно богат и летаю на всякие там Гавайи чуть не каждый месяц. Но главное, что я понимаю, пока она соскребает желтую краску у меня с волос, — я влип по самое «не хочу».