Эмма кивала, пытаясь выглядеть понимающей, но внутренне сопротивляясь унылой прямолинейности рассуждений Тэсс.

— Что я забыла? Ах, да. Страх родить дауна. — Тэсс почесала нос. — Вечная тревога людей после тридцати пяти.

— Да уж… — сказала Эмма, — доказывать преимущества наличия детей людям, которые думают так же, как ты сама, всегда непросто. Всегда закончишь штампами. — Джексон состроил гримасу, затем его лицо разгладилось и снова сморщилось. — Вроде «ты чувствуешь себя совсем по-другому, когда у тебя появляется ребенок». Или… — тут тень злобы закралась в ее глаза, — …«может быть, ты не встретила еще своего мужчину».

Как по сценарию Вик и Джо с хохотом вернулись из кухни. Вик подал Эмме чашку чая. Она подняла на него глаза и улыбнулась, но ничем себя не выдала: ее зубы остались сомкнутыми, как щиты.

— Напротив, — весело сказала Тэсс, — учитывая мое отношение к детям, я считаю, что нашла именно своего мужчину.

Вик вопросительно посмотрел на нее и уже был готов потребовать объяснений, когда с горловой отрыжкой, которой бы позавидовал семидесятишестилетний любитель портера, Джексон выпустил изо рта струю светло-коричневой жидкости прямо на колени Тэсс.

— Ох, мне очень жаль…

— Да ладно. Все в порядке, — сказала Тэсс, ухмыляясь. — Возможно, он понял все до единого слова.

— Джо, у тебя есть платок или что-нибудь в этом роде?

— Не надо. У меня есть.

Тэсс вытащила из кармана пакет салфеток, вытянула одну и вытерла детскую рвоту — однородную, мягкую, без твердых комочков — со своих колен.

— Джо, — сказала Эмма, оглядываясь в поисках места, куда бы она могла поставить свою чашку, — дай мне что-нибудь вытереть ему рот.

— Не беспокойся, я вытру, — сказала Тэсс. Она вытащила еще одну салфетку; и тут наступил системный сбой. Она не поняла сначала. Тэсс думала, что совершает благое дело, искупая, может быть, жесткость своего выступления против детей; и только тогда, когда она подняла взгляд от лица ребенка и увидела выражение непонимания на лице Вика, а также ужас на лицах Джо и Эммы, она осознала — вернув взгляд на свою руку, — что вытирала, живо и настойчиво, не тот уголок рта Джексона, откуда блевотина текла тонкой струйкой по его подбородку, а тот, где расплылось красное родимое пятно.

Теперь, когда Тэсс вернулась и будет периодически (и каждый раз неожиданно) появляться в его квартире, у Вика с Эммой начался роман. Пока Тэсс была во Франции, их отношения не имели названия — никто бы из них даже не подумал именовать это романом; но с возвращением Тэсс им стало негде встречаться. Ничто не открывает глаза на то, что имеющиеся отношения — роман, лучше, чем отсутствие места для встреч.

У Вика никогда раньше не было романов. Он предпочитал случайную неверность, неожиданные открытия, зигзаги удачи. Когда у тебя роман, тебе приходится все планировать, внезапно на тебя сваливаются такие неудобства, как время и место встречи, пароли и необходимость постоянно помнить, кому какой анекдот ты рассказал, — Вик просто не мог утомлять себя подобными вещами. Не утомлять себя ничем было, в сущности, жизненным девизом Вика. По природе своей он был ужасно ленив. Он горбился не только, когда шел, но даже когда бежал; а не бегал он с тех пор, как… его ломало вспоминать то, как давно это было.

Вик попытался убедить Эмму продолжать приходить к нему на квартиру, но вид Тэсс в прошедшие выходные — удобно, с комфортом расположившейся на софе — убедил Эмму в том, что как пара Вик и Тэсс уже прошли ту стадию, где приходу Тэсс обязательно будет предшествовать телефонный звонок. Вик хотел обидеться на Эмму за ее постоянные отказы навестить его, но не обиделся; иначе, он чувствовал это, они неизбежно коснулись бы вопроса, насколько серьезны его отношения с Тэсс.

Теоретически они могли бы встречаться в доме Эммы и Джо в те дни, когда Джо был на работе, но проблема была в Джексоне: моральная — для Эммы, для Вика — сексуальная (он пришел к выводу, что его страсть требовала ментального блока материнского статуса Эммы). Но однажды, когда Вик зашел в «Рок-стоп» на Херне-хилл присмотреть себе новую педаль, Френсис, продавец с косичкой, спросил его, не знает ли он кого-нибудь, кто хотел бы снять квартиру.

— Не думаю. А что? — спросил Вик.

— Да есть пара комнат наверху, где мы держим свое барахло. Я подумал, что можно было бы его убрать, а комнаты сдавать внаем… Эй! — он повернулся к тинейджеру с прилизанными волосами, который уже минут пятнадцать играл на «Сквайр фендер телекастер» вступительный рифф из «Духа Радио» Раша. — Ты собираешься брать ее или как?

— Вообще-то, — сказал Вик, — я знаю одного парня.

— Джо, — позвала Эмма, отрываясь от своей книги.

— А?

— Я была бы не против давать Тони больше работы.

Джо, стоя на коленях возле камина, огляделся. Действующие камины были одним из основных приоритетов при покупке дома, но в первый год жизни на новом месте они узнали, что трубы дымоходов нуждаются в чистке: их попытка провести романтическую ночь на коврике у камина закончилась в клубах дыма и сажи. С тех пор Джо приходилось проводить едва ли не каждую субботу в обществе двух огромных шотландцев и их напарника, промышленного вакуумного шланга, хотя Джо не терял надежды, что однажды появится маленький чумазый мальчишка в поношенном пальто с щеткой на длинной рукоятке. Джо также надеялся, что настоящий огонь в доме сможет перекрыть утечку семейного уюта.

— Какой же работы? — спросил он, стряхивая угольную пыль с ладоней.

— А, ничего особенного. Просто побольше ее нагружать…

Джо повернулся к каминной решетке, аккуратно подсовывая последнюю пару белых восковых палочек для растопки под тщательно сложенную пирамиду из угля, веточек и свернутых бумажек.

— …если мы, конечно, можем себе это позволить.

— Ну, она и так не дешево обходится. И потом, я не уверен, что она посвящает себя целиком тому, чтобы присматривать за Джексоном…

— Мне кажется, для моего здоровья будет полезно, если я смогу чаще выходить из дома днем, — сказала Эмма уже настойчивее. Джо зажег спичку и тут обнаружил, что сооруженная им пирамидка не даст ему подпалить все палочки для растопки. — Я иногда схожу здесь с ума, словно в камере.

Он попытался бросить спичку в щель между хворостом, но она просто сгорела, подняв кверху обугленный конец; это напомнило ему фокус со спичками под названием «Эрекция мертвеца», который ему показал школьный приятель. Он зажег еще одну.

— Да нет, я все понимаю. Почему бы нам не оставлять ее на целый день, хотя бы раз в неделю?

Джо осторожно подсунул спичку под хворост и дал ей упасть; раздалось шипение. Пламя медленно занималось, ломая тончайшие хворостинки сверху. Он почувствовал Эммины губы на своей щеке и вздрогнул, повернувшись; она стояла на коленях рядом.

— Спасибо, — сказала она, и на короткий миг ему показалось, что в ее глазах мелькнула грусть, но он не смог себе даже представить ее причины. Тут огонь разгорелся с неожиданным мини-ревом, и они повернулись к нему, а затем снова друг к другy, и ее лицо светилось от счастья — из-за такого ничтожного успеха. «Может быть, огонь и есть ответ», — подумал Джо.

Если Вик и был во что-то когда-нибудь влюблен, так это в гитары. Когда ему было тринадцать, он набрасывался на два вида порнографии: порнографию обычную и гитарную порнографию. Гитарная порнография: музыкальные журналы, рекламные проспекты, каталоги — была удобней; ему не нужно было прикидываться старше, чем он был, чтобы приобрести ее, и его мать не ставила весь дом на уши своими воплями, когда находила ее в его спальне. Единственным ее недостатком было то, что на нее нельзя было подрочить, хотя для Вика не было ничего невозможного.

Он проводил долгие часы в своей спальне, мечтательно рассматривая женственные формы рядов представительниц «Стратокастер» и «Телекастер», «Флаинг ви» и «Лес полс» в различных ракурсах и блеске отраженных ими огней фотостудии. Иногда его мозг погружался в акустические грезы: холмистые изгибы двенадцатиструнного «Мартина» или выпуклая дека «Овэйшэн». Но вершиной его желаний были полуакустические гитары: глядя на изображение «Гретч кантри джентльмен» или «Гибсон-335», он испытывал словно приступ голода или точно нажали кнопку «включить», немедленное желание — связь между объектом и желанием была такой же прямой и ничем не сдерживаемой, как если бы он смотрел на изображение влагалища.