Филипп это отрепетировал. Он написал это заранее. Меня окатило волной холода. Я вдруг понял, что будет дальше.

– Мы должны принять свою роль всерьез. Если мы называем себя террористами, то и действовать должны, как террористы. Мы должны привлечь внимание к нашему делу, как мы собирались с самого начала. Мы должны заявить о себе. Заявить смело, так, чтобы привлечь внимание всей страны. – Он помолчал, и в его острых глазах сверкнула искра возбуждения. – Я считаю, что мы должны взорвать Фэмилиленд.

Когда я услышал название этого семейного парка развлечений, в животе у меня заныло. Я оглядел всю нашу группу, и увидел, что то же чувство испытывают Джеймс, Тим, Бастер и Дон. Но на лицах других, в частности, Стива и Джуниора, я увидел лишь предвкушение и интерес.

Филипп показал на лежащую перед нами карту. – Я разработал план, и я думаю, он сработает. Он изложил свою идею. Взрывчатка, говорил он, будет взята у команды дорожных рабочих, которые сейчас взрывают холмы на строительстве нового хайвея. С ней мы поедем в Фэмилиленд группами по двое, прибудем в разное время в разных машинах и через разные входы. У каждого будет взрывчатка и взрыватели дистанционного действия, и в назначенное время мы все окажемся на разных аттракционах, заложим заряды и встретимся на поезде, а там, проехав Страну Динозавров, одновременно подорвем заряды. С поезда мы сойдем на входе у Старого Города и спокойно поодиночке разойдемся по своим машинам.

Он же заранее разошлет письма в полицию, газеты и на телевидение, беря на себя ответственность за нападение от имени Террористов Ради Простого Человека.

– Ух ты! – завопил Стив. – Идея – блеск!

Дискуссии по плану не было. Филипп объявил, что заседание закрыто, потом, как генерал, коротко нам кивнул, крепко сцепил руки за спиной и вышел один в ночь.

Мы все переглянулись, посмотрели на карту на столе, но никто ничего не сказал. Мы разошлись. И тоже одиноко ушли в ночь.

Я был будто в трансе, будто лишен собственной воли.

В следующие две недели мы с остальными террористами готовили нападение на Фэмилиленд по плану Филиппа. Я этого не хотел, я считал, что так нельзя, но я был овцой и не сказал ничего, и шел за Филиппом и делал то, что мне говорили. Ночью, один в кровати, я говорил себе, что хочу уйти, что мне больше нечего делать с террористами, что я просто хочу вернуться к прошлому и мирно жить своей анонимной жизнью.

Это я себе говорил.

Но это не было правдой.

Я в душе протестовал против плана Филиппа, я в самом деле думал, что мы задумали неправильную вещь, но в то же время мне нравилось вливать свои силы в силы группы, играть свою роль в общем деле.

Мне все еще нравилось быть террористом.

Я объявлял о своем несогласии, пытался привлечь на свою сторону других Незаметных, но я уже не властвовал вместе с Филиппом, а у других духу не хватило бы против него пойти.

Дату назначили на воскресенье после Дня Благодарения. В Фэмилиленд е народу будет под завязку. Новость будет ошеломляющей, нас ждет колоссальная известность.

В четверг Мэри сделала торжественный обед по случаю Дня Благодарения, и мы пообедали в доме у Филиппа, глядя телевизор и переключаясь между футболом и бесконечным сериалом «Сумеречной зоны». Филипп присоединился к нам за обедом, но остальное время провел у себя наверху за работой.

Вечером в пятницу, накануне нападения, мы снова встретились в конторе – или, как называл ее Филипп, – в зале военного совета. На этот раз он разложил карту Фэмилиленда, и некоторые точки этого парка развлечений отметил красными флажками.

Он не стал тратить время на приветствия или формальности.

– Вот задания, – сказал он. – Стив и Мэри, Билл и Пол, Джуниор и Тим, Томми и Бастер, Дон и Джеймс, Пит и Джон, Боб и я. Вот автомобили, которые мы возьмем, и маршруты, а вот аттракционы, где будем закладывать...

Он изложил план в деталях и заставил каждого из нас вслух повторить свою часть. Я должен был ехать с Филиппом на «мерседесе». Мы прибывали в полдень, заходили в ворота возврата, я с зарядами взрывчатки, Филипп с детонатором. Там мы должны были слоняться часа два, катаясь на аттракционах, заходя в магазины и вообще изображая нормальных туристов, затем ровно в четырнадцать пятнадцать мы должны были сесть на «Сумасшедшее путешествие мистера Бэджера». В конце поездки, когда автомобиль выписывает петли по аду, я из него выпрыгну, заложу заряды за одной из фигур дьяволят и быстро прыгну обратно. Потом мы выходим, идем к железнодорожной станции возле американских горок и залезаем на поезд. Там мы остаемся, объезжая парк, пока не соберутся все террористы. Тогда Филипп подрывает наши заряды, остальные, у кого будут пульты управления детонаторами, подрывают свои, мы слезаем с поезда у Старого Города и выходим из парка.

Я смотрел, как Филипп излагает, как он заставляет других повторять последовательность и время их действий, и думал, почему он выбрал своим партнером меня. Уж точно не потому, что я его правая рука.

Скорее, чтобы за мной присмотреть, потому что он мне больше не доверял.

После собрания, когда мы уже вставали и расходились, он назвал меня по имени и попросил остаться. Я ждал, слоняясь по комнате, пока остальные расходились по своим домам.

Филипп вытащил булавки из карты, убрал карту со стола и стал складывать.

– Я знаю, что ты об этом думаешь, – сказал он. – Но я хочу, чтобы ты был с нами.

Он произнес это, складывая карту и не глядя на меня, и я понял, что он по-своему хочет со мной помириться. Он пытался извиниться. Я прислонился к стене, не зная, что сказать.

Он посмотрел на булавки у себя в руке, поиграл ими.

– Непросто быть теми, кто мы есть, – сказал он. – Тем, что мы есть. Здесь нет ни правил, ни традиций. Мы сами их создаем на ходу. Иногда мы ошибаемся. Иногда мы не видим своих ошибок, пока они не становятся фактами. – Он поднял глаза на меня. – Это все, что я хотел сказать.

Я кивнул. Я не совсем понимал, чего он от меня хочет. Я не до конца понимал даже, что он сказал.

Мы посмотрели друг на друга.

Потом я вышел из конторы и пошел домой.

В Фэмилиленд мы ехали в молчании, и молчание это было напряженным. Филипп включил радио. Я не любил эту станцию, но ничего не сказал, поскольку это было лучше, чем тишина.

Мы поставили машину под фонарным столбом и через стоянку прошли ко входу.

Когда мы вошли в парк, до меня дошла чудовищность того, что мы собирались сделать, и мне пришлось на минуту остановиться, закрыть глаза и перевести дыхание. Голова кружилась. Я открыл глаза, увидел людские толпы, идущие по Старому Городу, мимо волшебной лавки, мимо Зала Истории. Мимо проехала запряженная лошадью тележка, позвякивая колокольчиками. Прямо передо мной поднимались изящные шпили Замка Волшебной Сказки.

Мимо нас прошла семья. Мальчик спрашивал у папы, можно ли мороженое.

Это было всерьез. Это было взаправду. Я ни на что такое не договаривался. Никто из нас на это не был готов. Кроме, быть может, Филиппа.

Я уже убил когда-то человека, но здесь было другое. Там было дело личное. Здесь будет хладнокровное убийство невинных неизвестных мне людей. Матерей. Семей. Детей.

Я понял, что не хочу быть Террористом Ради Простого Человека. Хулиганом Ради Простого Человека – да. Саботажником Ради Простого Человека – да. Но дальше этого я идти не хотел.

– Я не могу, – сказал я Филиппу.

– Можешь и будешь.

– А если нет?

– Тогда я тебя убью. Я поставил взрыватель, и твой заряд с тем же успехом разнесет твою задницу.

– И ты это сделаешь?

– А ты проверь.

Я покачал головой:

– Не могу я убивать невинных людей.

– Нет в мире невинных.

– А не могли мы, что ли, сделать это где-нибудь еще, где это никому настоящего вреда не причинило бы? Мы бы заявили о себе, привлекли бы то внимание, которое хотим, но никого не убили бы.