Ну конечно же, это был алтарь.

– Нам надо бежать отсюда, – крикнула Пенелопа.

Дион кивнул. Он не был уверен, заметили их уже или нет, но если они сейчас не укроются, то вскоре их обнаружат. Он схватил Пенелопу за руку и потащил ее к деревьям справа от каменного идола.

Но их увидели.

Раздался крик. Нет, не крик, а высокий пронзительный вой. Пять женщин завопили в унисон, и Дион оглянулся, посмотрел через плечо. К ним остервенело спешили матери Пенелопы, продолжая все так же громко вопить и пересмеиваться, не выпуская из рук тел полицейских в форме.

– Бежим! – снова крикнула Пенелопа.

Они оба попытались стронуться с места. Но матери оказались проворнее, а кроме того, их вопли дезориентировали, деревья оказались густыми, кусты непроходимыми и…

Он желал… чтобы его поймали. По крайней мере этого жаждала какая-то часть его существа.

Вот в чем заключалась загадка. Он был напутан больше, чем когда-либо в жизни, он стремился спастись. Крепко держа руку Пенелопы, он вначале побежал и вдруг понял, что не так уж и хочет избавиться от матерей. Не очень-то и боится, что его поймают. В голову пришла неожиданная мысль: «Не мешало бы узнать, что будет после». Он дрожал, но в то же самое время чувствовал странный прилив энергии и силы. Дион вдруг осознал, что независимо от того, насколько это будет уродливо и ненормально, он это выдержит.

Он хотел это выдержать.

Матери были от них всего в нескольких метрах. Сильные руки схватили его предплечья, острые ногти впились в кожу, его грубо повернули, и он оказался лицом к лицу с плотоядной, пьяной матерью Марго.

Нет. На самом деле к этому он не был готов. И уже не ощущал себя таким храбрым и сильным, каким только что воображал. Он вскрикнул, и женщины поволокли его вперед по направлению к квадратному алтарю на вершине холма. Он услышал, как слева от него застонала Пенелопа, но не мог повернуть голову, чтобы посмотреть, что с ней происходит.

В рот ему впихнули горлышко фляжки, и потекло прохладное вино. Большая часть его струилась по подбородку, но кое-что все же попадало и в глотку. Он сразу почувствовал себя хорошо, странно успокоившись.

Диона подняли в воздух и швырнули на бетонную плиту. У него перехватило дыхание, спину и голову пронзила боль, но в глотку еще насильно влили вина, и боль исчезла. Вскоре возвратилась сила, причем сейчас она перешла в странное холодное возбуждение. Он сел – или ему позволили это сделать – и увидел, что мать Маргарет и мать Шейла держат его за руки. Именно они. А может быть, мать Фелиция? Он не мог вспомнить, которая из них.

Остальные матери находились у подножия холма. Они истерически захохотали, когда мать Марго всадила увенчанный сосновой шишкой дротик в обнаженный живот старшего полицейского. На траву из рваной раны потоком хлынула кровь.

Пенелопу уже больше не держали. Ее просто бросили на землю, она приподнялась и увидела своих матерей. Они вопили и хихикали от радости, разрывая на части тело молодого полицейского. Мать Марго погрузила обе руки ему в живот и вытащила внутренности.

– Что ты делаешь? – крикнула Пенелопа. – Что происходит? Что происходит?

Дион тоже желал все понять. Но хотя ему хотелось выть от ужаса, он промолчал.

Увидев, как матери, радостно смеясь, плещутся в крови, он начал без всякой причины улыбаться.

Он явился.

Эта догадка пронзила Денниса Мак-Комбера насквозь. Полицейский придвинулся к окну патрульной машины и выплеснул недопитый кофе. Затем потянулся за бутылкой на сиденье рядом, вытащил полуутопленную пробку и сделал длинный освежающий глоток.

Он явился.

Он вспомнил дочку шефа, и ему захотелось проверить, появится ли там этот маленький зверек. Наверное, да. Черт побери, конечно, да. Она знала об этом еще раньше, чем он.

Он вспомнил, как ходила ее головка над коленями дружка – туда-сюда, туда-сюда, вверх-вниз, вверх-вниз. А со мной она тоже так будет? Глубоко в глотку! Мак-Комбер был уверен, что будет. Даже если она не будет, какое это, к черту, имеет значение. Он будет. Он заставит ее, эту маленькую стерву. Она потом целый месяц будет отрыгивать спермой.

Он явился.

Да. Он явился, и пришло время его встретить. Пришло время измазать лицо в дерьме и во славу нового бога разбиться в лепешку.

Аминь.

Мак-Комбер еще раз глотнул из бутылки и завел машину.

Кто-то выключил музыкальный автомат, и Френк Дуглас уже был готов спустить собаку на мерзавца, который это сделал, взять за ухо и вышвырнуть отсюда ко всем чертям, когда увидел, что все в баре перестали танцевать, перестали двигаться, перестали разговаривать. Они все уставились на него.

– Он уже здесь, – прошептал кто-то, и этот шепот прозвучал во внезапно погрузившемся в тишину баре, как выстрел.

Френка внезапно прошиб озноб.

Он посмотрел на дверь и увидел, что вышибала Тэд стоит рядом с двумя постоянными клиентами, покачивая рукой, в которой зажата наполовину опустошенная бутылка красного вина Аданем.

Что, черт возьми, происходит?

Он явился.

Френк знал, что происходит. Вернее, не то чтобы знал, так говорить, конечно, было бы неверно, но он чувствовал, это уж точно. Все это случилось не вдруг, не мгновенно, оно нарастало постепенно, в течение последних нескольких недель. Поэтому последние события его не удивляли. Он стоял за прилавком и смотрел на своих постоянных клиентов. Они же, отталкивая друг друга, выстроились в очередь и тупо смотрели на него.

Френк потянулся за пистолетом и почувствовал приятное знакомое тепло, когда рукоятка оказалась в ладони. На пистолет он не глядел, ему это не было нужно. Френк не сводил взгляда с толпы, не желая давать им ни малейшего преимущества. Большинство из этих ублюдков уже нагрузились, пьяны в стельку. Конечно, они перепились и теперь полны отваги, но, когда дойдет до дела, когда он начнет стрелять, они посыплются отсюда, как горох.

А когда он начнет стрелять?

Френк посмотрел на Тэда и увидел на лице вышибалы радостное предвкушение потасовки.

Да. Так когда же?

Это должно будет случиться. Он и прежде попадал в переделки и уже не помнит, участником скольких скандалов в барах ему приходилось быть, но всегда существовала какая-то точка, за которой насилие оказывалось неизбежным. Независимо, кто что сказал или сделал, независимо, как много разговоров было вокруг этого, оно должно было случиться.

Они эту точку перешли, когда выключили музыкальный автомат.

Пистолет был всегда под рукой и всегда заряжен на случай нападения грабителей. Одним легким движением – это движение он часами отрабатывал перед зеркалом в задней комнате бара, пока не добился, чтобы получалось, как в кино, – он выхватил оружие и направил дуло на центр толпы.

– Отойдите от стойки! Все! – приказал он. – Отойдите и убирайтесь отсюда к е… матери! Бар закрывается!

Рыжая женщина засмеялась. Френк в ужасе заметил, что она без юбки, на ней надеты только блузка и трусики. Он переводил взгляд с одного пьяного субъекта на другого и с удивлением обнаруживал, что у многих мужчин – да и у женщин тоже – одежда была порвана или ее не было вообще.

– Он явился! – прокричал кто-то.

– Вина! – завопила женщина. – Мы хотим еще вина!

– Бар закрыт! – повторил Френк, пошевелив пистолетом.

Рыжая засмеялась снова.

И Френк выстрелил ей в лицо.

Он не собирался этого делать. Или по крайней мере так думал. Все произошло очень быстро. Она смеялась над ним, и он направил на нее пистолет, затем перевел взгляд с черных трусиков на ее распутные глаза. В них было так много черной ненависти, что его всего затрясло, ему захотелось, чтобы она заткнулась, и прежде чем он смог что-то сообразить, Френк спустил курок. Она упала навзничь, пуля разорвала ее лицо.

И тогда остальные двинулись на него.

У него не было времени перезарядить пистолет, не было времени ни на что. Впереди выступал Тэд. Он вскочил на прилавок и выхватил у него из рук пистолет, а затем через прилавок начали перескакивать остальные. Перед Френком мелькали груди и кулаки, волосы вокруг половых органов и пенисы. Сбитый ударом кулака с ног, он упал, и его начали бить ногами. Он слышал, как разбиваются бутылки, ломаются стулья. Смех перемежался воплями, запахло из вновь открытых бутылок с вином. Ему тоже плеснули в лицо немного вина.