— Каким образом?

— Там было много людей, которые ненавидели меня. Эти женщины, с которыми мне приходилось сидеть в одном бараке, они знали, что я пользуюсь некоторыми привилегиями и несколько раз пытались меня убить. Но эта подруга… Она была там очень смелая и всегда боролась за справедливость. Она никогда не давала меня в обиду и помогала мне выживать.

— А она помнит все это?

— Да, и даже знает, как закончилась для нее та страшная жизнь.

— Интересно, — сказал он, набросив мне на плечи шаль, которую я оставила в кресле, — а раньше, в те времена, когда ты еще была замужем, ты вспоминала что-нибудь из этой жизни?

— Да, ты знаешь, — ответила я, зябко поеживаясь, — когда мы с моим первым мужем путешествовали по Италии, с нами произошел один довольно странный случай.

— Расскажи мне.

— Я увидела в путеводителе рекламу экскурсий по концлагерю, который находился на окраине Триеста. Я очень оживилась, поскольку в те годы уже сильно интересовалась этой темой, и мы решили туда поехать. И вот, попав на территорию этого лагеря, мы оба как бы наполовину оказались в том времени. Я ходила по баракам, садилась на койки, смотрела на небо сквозь частые решетки окон и почти вспоминала свое прошлое. Но если мое поведение было мне вполне понятно, то поступки моего мужа меня несколько удивили.

— А ты тогда не предполагала, что он мог встречаться с тобой при столь неприятных обстоятельствах?

— Нет, совсем нет. Я смотрела на него и никак не могла понять, откуда берется его безумный лихорадочный взгляд, почему, глядя на меня за решеткой барака, он дрожащими от непонятного возбуждения руками хватается за фотоаппарат и чем вызвана его странная нервная улыбка. Думаю, что сам того не зная, он тоже вспоминал наше прошлое, хотя и не верил во все эти теории о перерождениях.

— Ну что ж, — сказал он, обнимая меня, — ты вспомнила очень много и теперь тебе нужно отдохнуть. Давай продолжим этот разговор в ближайшие дни, не то ты снова проснешься с головной болью, и я ничем не смогу тебе помочь.

Я засмеялась, вспомнив, что он уже говорил это когда-то давно, в те времена, когда я еще так много не знала…

— Я пришла, как только освободилась, — сказала я, устраиваясь среди диванных подушек.

— Ты хочешь продолжить свои воспоминания? Или может быть они все-таки слишком тяжелы для тебя? — спросил он, протягивая мне небольшую коробку.

— Что это такое? Снова подарок со смыслом? — спросила я, потянув за яркую ленту.

— Нет, это просто конфеты, — ответил он улыбаясь. — Одни из белого шоколада, другие из черного. Какую ты выберешь?

— А если я съем обе? — поинтересовалась я и сунула в рот две маленьких конфетки[22].

— Тогда ты постигнешь мудрость поколений, — рассмеялся он.

Я поставила коробку на стол и сказала:

— Знаешь, я сегодня уже пыталась вспоминать, о том, что было со мной дальше, но отчего-то эти видения никак не складывались в связный рассказ, как это бывало со мной обычно. Они были какие-то схематичные и невыразительные. Может быть, ты поможешь мне немного? Или ты сам не помнишь, что там со мной было?

— Я не совсем уверен… И не знаю, как нам с тобой лучше поступить… Знаешь, наверное тебе стоит попытаться смотреть и рассказывать одновременно, и тогда я смог бы наводящими вопросами тебе помогать. Что ты об этом думаешь?

— Пожалуй, ты прав, — ответила я, — и именно так мне и следует поступить. Итак, начнем?

— Да, я готов.

— Я вижу тебя. Ты приехал в этот лагерь с какой-то целью, может быть с комиссией или просто к знакомому коменданту. Не пойму. Вижу только, что на тебе не такая форма, как на тех, кто здесь служит…

— А какая?

— Кажется… хотя я не уверена, что она черная, а у них почти серая с черными петлицами… Но я могу и ошибаться.

Я замолчала и задумалась.

— Неужели, ты был один из них? — спросила я разочарованно. — Один из тех, кто носил эту проклятую форму? Я не хочу в это верить.

— А ты хочешь верить в то, что столько тысяч человек, которые вступали в ряды этой партии были отпетые негодяи? Или может быть, ты все-таки допустишь такую мысль, что кто-то из них все-таки был приличным человеком, не лишенным, конечно, некоторых человеческих слабостей, наподобие честолюбия и карьеризма?

— Но все, кто вступал в эти отряды, совершали преступления против человечества! И ты, ты был один из них!

— Я не думаю, что сейчас, когда ты не знаешь, ни чем я занимался, ни в каком звании находился, уместно обвинять меня в каких-либо преступлениях. Тем более что мы договорились не относиться к этим воспоминаниям, как историческому исследованию. Лучше перестань вздыхать и рассказывай дальше.

— Хорошо. Итак, ты приезжаешь в этот лагерь, и почему-то мы оказываемся с тобой в какой-то комнате. Я ясно вижу, что ты сидишь на стуле и разговариваешь со мной.

— И ты начинаешь просить меня, чтобы я помог тебе и твоему сыну освободиться?

— Нет, там все было немного не так. Сначала ты спросил у меня, что я делаю здесь и почему терплю все это отношение к себе. Видимо ты был уверен, что такой женщине как я, было бы более уместно в этой ситуации покончить с собой, чем вставать на тот путь, на который меня заставили пойти обстоятельства. Я права?

— Да, мне видится, что именно так я и подумал.

— А после этого я объяснила тебе, что у меня здесь сын, и что я уверена, в том, что он еще жив. Кажется, я уже не надеялась на то, что кто-то сможет нас спасти, поэтому я стала просить тебя только устроить мне встречу с моим ребенком.

— И я это сделал?

— Да, я вспоминаю, как хожу по страшному детскому бараку и, выкрикивая имя своего сына, стараюсь отыскать его в этой больной детской массе. Мне это удается, и через некоторое время я его нахожу.

— Значит, он был жив?

— Да, и я даже дала ему что-то поесть. Но это конечно была только капля в море.

— А потом, что было потом? Мы же увиделись с тобой еще раз?

— Да, комендант был уверен, что ты мной очень заинтересовался, и за те несколько дней, которые ты провел в этом лагере, мы несколько раз имели возможность встречаться.

— И что ты мне говорила?

— Я все время просила тебя спасти меня и сына. Я думала, что если ты помог мне с ним повидаться, то ты можешь все. Кажется, я решила, что ты обладаешь неограниченной властью, или может быть у тебя на самом деле там было очень высокое положение.

— А как я реагировал на твои просьбы?

— Мне этого не видно. Это так плохо. Я пытаюсь, и снова и снова вглядываюсь в эти сумерки прошлого, но мне никак не удается в них рассмотреть твое отношение ко всей этой истории.

— А я действительно тебя спас?

— Да, но сначала ты сказал: «Мне надо уехать. Но через некоторое время я вернусь и помогу тебе и твоему сыну». Еще ты сказал, что я обязана жить и верить в твое обещание.

— И ты мне поверила? Поверила человеку в ненавистной тебе форме, который был «по другую сторону баррикад»?

— Да, я была уже как бы безумная, и понятия о добре и зле окончательно перепутались в моей голове.

— И именно с тех пор ты стала ценить не тех мужчин, которые делают добро, а тех, которые не причиняют зла. Так вот откуда тянутся эти твои странные взгляды. Так что же было дальше? Я вернулся?

— Да. Я ждала тебя, и время превратилось для меня в огненный поток, который протекал через мое сердце, отмеряя мучительные минуты ожидания. И потом ты приехал и освободил меня и моего сына. Ты чуть не опоздал — кого-то из нас собирались убить, но ты успел спасти нас обоих.

— А как я это сделал?

— Я много раз пыталась это понять, но мне ничего не удалось. Я видела только, что вывозил ты нас в тесном багажнике своего автомобиля.

— А что было потом?

Я схватилась руками за голову:

— Я не вижу, не вижу. И это так мучительно… Иногда мне кажется, что какой-то человек убил меня в лесу, а потом я вдруг вижу, что вышла оттуда и осталась жива. Что это за видения? Я никак не могу понять.