Я засмеялась:
— Ты говоришь так, как будто я уже в этой жизни, взмахнув подолом цыганской юбки, хочу уйти по дальней дороге.
— А разве ты ни разу не пыталась именно в этой жизни уйти от меня? — спросил он, и подойдя к окну задернул шторы. — Разве ты не бросала меня, когда влюблялась, выходила замуж, встречалась с тем или иным человеком, который казался тебе «твоей судьбой»?
— Но это была моя жизнь! — ответила я, разводя руками.
— Твоя жизнь… — прошептал он, и сев в кресло закурил.
— А где и с кем протекает твоя жизнь? — неожиданно для самой себя спросила я, хотя и понимала, что он не ответит на этот вопрос, а как обычно предоставит мне самой искать на него ответ в лабиринте жизненных загадок.
— Скажи, а кто-нибудь из твоих близких знает о том, что мы встречаемся? — спросил он после некоторой паузы.
— Да, знают два человека. Это моя мама и подруга.
— Какая подруга?
— Та, следов которой я еще не нашла в своем прошлом, но которая здесь дружит со мной уже очень много лет.
— И что ты им рассказала?
— Не очень много, но маме это было и не нужно, потому что она видела тебя сама. А подруга сумела все понять и из моих немногословных намеков.
— Значит, меня видела и ты, и твоя мама? Ну что ж, не забудь об этом в ближайшие несколько недель, а потом мы с тобой вернемся к этой теме.
* 15 *
Я сидела в парке на одинокой скамейке, притаившейся между двух кустов бузины[20], и думала о нем: «К чему он завел вчера тот странный разговор, и почему сказал, что мы вернемся к этой теме в ближайшие недели? Зачем ему все-таки понадобилось заставлять меня вспоминать прошлые жизни, если они никоим образом не проливают свет на ту тайну, которая существует в наших отношениях?». Я повернулась, посмотрев в сторону буковой аллеи, и неожиданно увидела, что он идет по направлению к моей скамейке.
— Не ожидала меня увидеть? — спросил он, подходя и садясь рядом. — А я решил не давать тебе скучать и прийти послушать еще какой-нибудь рассказ о твоем прошлом.
— А я как раз думала о тебе, — сказала я улыбаясь.
— Интересно, а часто ли ты вообще обо мне вспоминаешь?
— Если я скажу правду, то ты не поверишь, потому что вот уже девять лет, как не прошло ни одного дня, чтобы я о тебе не думала.
Он промолчал, а я сорвала ветку с белыми цветками, и разглядывая ее, сказала:
— Тебе не кажется, что мне пора увидеть ту мою жизнь, в которой были лагеря и колючая проволока? Ты ведь знаешь, как мне необходимы эти воспоминания, чтобы окончательно освободиться от всех полуреальных страхов и опасений, но, тем не менее, заставляешь меня вспоминать те жизни, из которых я или ничего не принесла в наше время или принесла, но очень мало. Почему?
— Я хотел, чтобы ты, прежде чем смотреть в недалекое прошлое, получше узнала саму себя. Иначе ты могла бы неправильно истолковать некоторые поступки, совершенные тобой в том времени.
— Но теперь, по-твоему, я уже достаточно готова к этим воспоминаниям, или мне необходимо увидеть еще несколько десятков лет, проведенных мной в палестинских пустынях или при дворе корнуэльских королев?
— Ты шутишь серьезными вещами, — сказал он мрачно, — но если уж ты действительно решила начать разбираться в самой сути и твоего характера, и твоей судьбы, то будь добра, вспомни еще ту жизнь, в которой ты жила в Голландии. Она короткая и тебе не придется тратить на нее много времени.
— Хорошо, — согласилась я, и откинувшись на жесткую спинку скамейки, стала вспоминать.
Перед моими глазами промелькнул каток, по которому в привязанных наспех коньках с закрученными спиралью носами, я катаюсь с друзьями. Я еще ребенок, но по моей одежде уже можно догадаться, к какому сословию принадлежит моя семья. Не очень зажиточные горожане средних веков — так бы я охарактеризовала той слой, в который я перевоплотилась на этот раз.
Узоры, оставляемые на льду полозьями коньков, закручиваются, и я уже вижу себя молодой замужней женщиной. Я возвращаюсь домой с рыночной площади и улыбаюсь. Я очень довольна своей жизнью, потому что она складывается так, как надо, то есть так, как принято в том времени, к которому относятся эти воспоминания. У меня крепкая семья, мой муж работает переписчиком книг и разных бумаг, мы живем не хуже, чем все наши знакомые, и потому вполне довольны своим достатком. У нас двое детей — старшему мальчику лет шесть, а девочке пять — кроме того, я еще беременна третьим ребенком и очень скоро должна родить. Я люблю своего мужа, а он, как я считаю, любит меня, и мы оба счастливы.
Я прихожу домой, и что-то сказав служанке, прохожу в комнату к супругу. Глядя отсюда я пытаюсь получше рассмотреть его лицо и узнать, кем стал этот человек в моей теперешней жизни, но мне это никак не удается и тогда я перевожу взгляд на детей, которые только что вбежали в комнату. Я вглядываюсь в черты лица мальчика и, вне всякого сомнения, узнаю в нем собственного сына, я глажу по голове дочку и понимаю, что вижу ее в первый раз.
Вечером мой муж уходит по делам к привередливому заказчику, который хочет, чтобы письма переписывали прямо у него дома, — так он говорит мне уже несколько месяцев, и почти каждый вечер уходит к нему работать допоздна. Я этому верю, потому что за семь лет он ни разу не дал мне повода усомниться в своей честности.
Я сажусь у окна, дети играют во что-то рядом, а я шью пеленки своему будущему ребенку — все идет тихо и спокойно. Неожиданно кто-то стучится в дверь. Служанку я уже давно отпустила домой, и поэтому мне приходится встать самой и направиться вниз, чтобы отворить позднему гостю. Отодвинув засов, я вижу на пороге свою соседку, которая озабоченно начинает мне шептать, что мой муж, оказывается, занят вовсе не переписыванием документов у таинственного богача, а все эти вечера проводит у какой-то женщины, которая живет в двух кварталах от нашего дома и ведет более чем сомнительный образ жизни. Я не верю ни одному ее слову, и хочу захлопнуть перед ней дверь, но она удерживает меня и, предлагая присмотреть за детьми, советует мне сходить поинтересоваться, правду ли она говорит на самом деле.
Я вижу себя на пороге незнакомого дома. Я хочу постучаться в дверь, но за ней раздаются голоса, и я отхожу в темноту. Дверь распахивается, и я вижу как мой муж, прощаясь с незнакомой мне женщиной, уходит из этого дома и идет по направлению к трактиру. Подождав немного, я захожу внутрь и поднимаюсь по лестнице. Оказавшись в довольно бедной комнате, я вижу сидящую на кровати рыжеволосую женщину, которая горько плачет. Я смотрю на нее и молчу, а она поднимает на меня глаза и, видя, кто к ней пришел, всхлипывает и говорит:
— Я его люблю, он обещал, что мы будем вместе, что мы уедем… А теперь он передумал. Он нашел какую-то другую, она моложе, чем я. Он меня больше не любит. И ты, ты тоже напрасно доверяешь ему, он говорил, что никогда не любил тебя, что вас связывают только дети. Если бы они были не его, он бы не задумываясь оставил тебя…
Я не дослушиваю и, хлопнув входной дверью, выбегаю на улицу. У меня начинаются схватки, и я тороплюсь домой. Все теперь видится мне в каком-то тумане. В ушах звучат голоса. Я уже ничего не понимаю и ничего не хочу слышать.
Дома меня ждет соседка, которая, увидев меня, понимает в чем дело и помогает мне лечь в постель. Дальше все перед моими глазами прокручивается, как в ускоренном кино. Я вижу, как я не могу разродиться, как ко мне зовут повивальную бабку, которая только разводит руками и что-то говорит. Вижу побледневшее лицо моего мужа, которому борющаяся за справедливость соседка высказывает свое мнение по поводу произошедшего. А потом я вижу, как все-таки родив мертвого мальчика, я медленно умираю. Так кончается эта короткая жизнь.
— Вот и все, — сказала я и передернулась. — Ты знаешь, из всех моих видений это, пожалуй, было самым неприятным. Такое предательство, такая смерть. И мои дети, которые остались там без меня совсем маленькие. Все это так тяжело…