«Хорошо лежать в постели…» Хорошо лежать в постели, Мыслью странствовать без цели, Слушать: дождь шумит. Печь гудит, играет пламя На стене, а рядом с вами Кот, свернувшись, спит. Он — разбойник, он — бродяга, За проказы, за отвагу Возвеличен. Бит. Но приходит осень, старость, Ласки хочется хоть малость, Дорог свой порог. Вот пришел, чтоб тихой песнью Рассказать кошачьи вести — Все, что смог, не смог… Мне ль его не слушать песни — Жизни эпилог! Стихи о чайнике Есть вещи — верные друзья, Сопутники, опора. О, печка добрая моя, Тепла источник скорый! Затопишь — чайник зашумит Большой с примятым боком, Товарищ странствий, инвалид, Все выслуживший сроки. Ну, как расстаться мне с таким? — Он шумных встреч свидетель, Когда, под папиросный дым И споры, чай друзьям моим Варила на рассвете. Одни — в могиле, а других Тюрьма усыновила. На край земли ведет живых Дух беспокойнокрылый. А ты все рядом, ветеран, Ворчун неисправимый, На много дней, на много стран, Чредой бегущих мимо. «Все было б, возможно, иначе…» Все было б, возможно, иначе. О, если б вернуться, вернуть! Вот в памяти смутно маячит, Сквозь песни кабацкие, — путь. Неправда, что вечер, что поздно, Что ты только пьяный барон, Над жизнью мучительной, грозной Увидел сияющий сон. Твои загрубевшие руки, Твой горький потерянный взор. Под песню о вечной разлуке — Подруги накрашенной вздор. Все было б, возможно, иначе… Нет, не было б! Лучше не лги! Была не по силам задача. А ночь только дразнит удачей И вновь замыкает круги. Затишье Прелестны дни и куст прелестен белый На пустыре, где солнце припекло, Где только мошки кружат ошалело, Где, как алмаз, разбитое стекло. Где тайну мест блаженно-нелюдимых По-матерински лето стережет В той свежести утерянной, любимой, Что раем человек зовет. «В двух шагах от меня, у дороги…»
В двух шагах от меня, у дороги, Осень табором стала опять. Как цыганка стоит у порога, Хочет мне по руке погадать. А о чем нам гадать? Листопадом, Днем сегодняшним счастливы мы. Над судьбой завершенной, над садом Реют вестники близкой зимы. «Исхоженные рытвины твои…» Исхоженные рытвины твои, Проселочная робкая дорога, Пучки травы, причуды колеи, Мне дороги неспешностью пологой, Ведь сохраниться только тут могли Сарайчики, впадающие в детство, И с ними липа — чудо той земли, Прадедушкино пышное наследство. Оно расскажет мне, под птичий гам, Про перелетов строгие уроки, И мы разделим с нею пополам Все страхи остающихся, все вздохи. И легкий лист на руку упадет — Ее слеза закатно-золотая, И будет легче мне идти вперед, По выбоинам бережно ступая. «Порозовела на закате…» Порозовела на закате За день нагретая стена, Широкий двор на горном скате, Тележка с сеном у окна. Как будто бы вином плеснули На села мирные кругом, — И вот скудеет жизни улей, Румяней каравая дом. Склонись теперь на камень белый. День отлетает, завершен Рукою любящей, умелой… Стада вернулись. Хлеб спечен. «Сверчки бушуют и звенят…» Сверчки бушуют и звенят И стадо близится к овчарне; И девушка простой наряд Цветком украсила для парня. И вижу молодость мою — Такую ж робкую, простую. И плачу в горном я раю, Лицо забытое целуя. «Что проще этого? — Спят ведра на колодце…» Что проще этого? — Спят ведра на колодце И полотенце сохнет на сосне. Плеснуть водой, нагретой крепким солнцем, Обмыть лицо и руки в полусне. Подняв глаза, увидеть сад и небо, Где облака блуждает островок. Сесть на скамью. Ломоть отрезать хлеба И сыра козьего кусок. Взять на руки щенка, чтоб не кусал за ноги, И в шерсть густую пальцы погрузить. И вместе с ним быть лишь одной из многих, Над кем еще дню летнему светить. |
