«Стихи пришли некстати, на ходу…» Стихи пришли некстати, на ходу Меж чинных заседаний, конференций. Они как вязкий пряник на меду, — И радуешься кашлю, инфлюэнце, Чтоб только дома надолго засесть, Смотреть в окно, где навалило снегу, И радоваться. А чему? — Бог весть. Быть может, ритма санного разбегу, Иль воробьям, друзьям, озорникам, Что все садятся рядом, на мимозу. А святки медленно подходят к нам, Чуть разрумянившись с морозу. «Хмурой осенью или зимой…» Хмурой осенью или зимой Провожали часами домой И читали стихи в подворотне, Сотни раз повторенные, сотни. И от тех обреченных стихов — От Пандориных страшных даров, — Сердцем странствовали впустую Сквозь отчаяние и поцелуи. «Вечной памятью — только имя…» Вечной памятью — только имя, (Как просторов родных печать), Да глаза голубые… С другими Разве можно эти смешать! Захлестнуло чужое море, Обезличил чужой язык. Лишь в расшитом крестом узоре, В дикой пляске, песне — на миг Промелькнет… И опять впустую Жизнь влачится, как серый дым. А порою — на мостовую С небоскреба: в соблазн другим… То Россия томит, бунтуя, Бесполезным наследьем твоим. «Твой чекан, былая Россия…» Твой чекан, былая Россия, Нам тобою в награду дан. Мы — не ветви твои сухие, Мы — дички для заморских стран. Искалеченных пересадили, А иное пошло на слом. Но среди чужеземной пыли — В каждой почке тебя несем. Пусть нас горсточка только будет, Пусть загадка мы тут для всех — Вечность верных щадит, не судит За святого упорства грех. «Береза тихая с атласною корой…» Береза тихая с атласною корой, Пугливая, как девушка без спеси, Стоит над тропочкой, разморена жарой, И ветки тонкие в густой орешник свесив. Вокруг кустарники, лесной, чуть пряный дух Несобранных грибов и поздней земляники. Присяду здесь на пня изборожденный круг, С высокой палкою прохожего-калики. Как много хочется березе той сказать, Как странно перед ней, пугливейшей, робею. За ней, невидимо, глядит в глаза мне мать И тянется ко мне, а подойти не смею… Приемышам чужих найти ли нынче мост К лесным и детским дням, к лукошечку с грибами И странникам, что шли с иконой на погост — К отцам и дедам шли с заботами, скорбями… ……………………………………………………. И мне б теперь туда древнейшими тропами! «Иконостас, где вырезаны лозы…»
Иконостас, где вырезаны лозы И виноград, завещанный Ему… Как хорошо, что набегают слезы, Что я вернулась к детству своему И в городе с веселыми ваньк ами [1], Где робкий холм «Холодная гора» Казался мне горою над горами — Крещенской вьюжной глыбой серебра, Иду опять «за ручку» в церковь с няней. Светящаяся старческой красой, Она торопится к обедне ранней, Зовет меня «лисичкой» и «лисой» — Нет, не за хитрости! — за локон рыжеватый За пышный плащ распущенных волос, Что дома все, и кстати, и некстати, Прозвали: «Патрикеевича хвост». Потом стоим, безмолвные в притворе. Кругом платочки: все рабочий люд. К недугующим, плавающим в море, И к птицам, что «не сеют и не жнут», Уносишься, еще не понимая… Оглянешься на няню, а она, Как под венцом, торжественно-прямая, Стрелой легчайшей ввысь устремлена. ………………………………………………. Все минуло… Но не ее ли ради Любовь и дружба мне давали кров? И не она ль, вот там, меж виноградин Иконостасных лоз? Святых садов? «Узнали мы во дни войны…» Узнали мы во дни войны, При свете слепнущей коптилки, Поэзию невзгод и ссылки И виноватость без вины. Мы пережили нищеты Блаженный и нелегкий опыт И были бедностью горды, Как расточители и моты Великолепием былым. А нынче, глядя издалека На дни, затравленные роком, Мы снова с прошлым говорим. И сразу к нам спешат созвучья Кочевий, неблагополучья… И так мы благодарны им За связь с ушедшим и живым. В кафе Висит на вешалке пальто, Одно плечо задрав высоко. Играют старички в лото И воды пьют с фруктовым соком. В огромном зеркале живет Такое же кафе — второе. Бутылок армия в поход Идет, давно готова к бою. Поэт за столиком стихи Строчит, давно уже не видя Ни улицы — большой реки, Ни пьяницы за блюдом мидий. Он тоже ринулся в поход, Слова ломает, как валежник, Чечеткой ритма колет, жжет, На мир обижен и рассержен, Стихии мстительной открыт… Звезда ж заката и рассвета, Как мать, как женщина глядит Все жалостливей на поэта. вернуться «Ваньки…» — одноконные извозчики в Харькове. |
