Живём томительно, в труде и скуке,

Таим надежду и не верим ей,

И всё бессильней опускаем руки

И любим безнадежней и сильней.

И сердце тяжелеет год от году.

Мы стали проще, злее и скупей,

Мы щедро заплатили за свободу,

Но разве знаем мы, что делать с ней?

И мы поймём бессмысленность мечтанья —

Нам нет спасенья и прощенья нет.

Томительный и жалкий звёздный свет

Не нужен в темноте существованья.

Когда-то ты писал стихи,

В их призрачную силу верил,

Безумье, святость и грехи

Ты Словом взвешивал и мерил.

Ты мог услышать звон звезды,

Увидеть, глаз не открывая,

И ада огненные льды,

И тихие долины рая.

И на оборванном листке

Души записывая пенье,

Ты верил, что в твоей руке

Бессмертье и преображенье.

И как бы ни томился ты

В безвыходной земной печали —

Утешься! И твои мечты

Земную жизнь преображали.

Оно сияло от века,

До века его звучанье,

На немых губах человека

Возникло оно из молчанья.

От начала первого звука

До дантовского сонета,

Какое усилье и мука —

Волны мрака и света.

От тёмного косноязычья

До лермонтовского пенья,

Какое было величье,

Вдохновенье, воля, терпенье.

Торжествуя, падая снова,

Пробиваясь к новому в старом…

— И это страшное слово

Тебе отдается даром.

Оно то громче, то тише

Губы твои обжигает —

А голубь воркует в нише,

Ничего о слове не знает.

Есть чёрной стрелой в поднебесье подбитая птица,

Есть мутная тень, что ночами бессонными снится.

Есть дьявол, есть гибель, есть сердце, что в гибели стынет.

Глаза голубые, что плачут в больничной пустыне.

Есть лёгкое тело, лежащее в тяжком страданье.

Есть свет, что сияет в бессмертии воспоминаний,

Есть сердце, что бьётся и стонет в безумном усилье,

О, взмах белоснежных — уставших, страдающих крыльев!

О, бедная Тася, ты плачешь, ты любишь страдая,

Дай в вечности губы, мой ангел, моя дорогая.

Да будет за всё, за страданье, за гибель награда —

Бессмертье с тобой — мне иного бессмертья не надо.

Слышишь, Тася — любовь — что поёт до скончания мира

Перерезанным горлом и полуразбитою лирой.

Перерезали горло,

Бьют в несчастное сердце,

Душат бедную душу мою,

— Нету рифмы на сердце,

Нету рифмы на горло,

Но я всё же пою и люблю.

Дай мне, Господи, силы,

Дай мне, Господи, слабость,

Чтобы ясно и просто сказать

— У преддверья могилы —

Что бессмертье и радость

У любви никому не отнять.

Выйди в полночь в цветущий сад

— Жить, когда уже не стало мочи, —

Звонко созвездия зазвучат

В гулких глубинах ночи.

И в сердце — в мечтаньях твоих ночных,

Летя, блистая крылами,

Зазвучит, еле внятно, чуть слышный стих

Ещё немыми словами.

Но вот всё яснее слова звучат,

Всё явственней, всё нездешней.

Выйди в полночь в цветущий сад,

Звёзды всё ярче, ночь всё кромешней.

Какая-то любовь не удалась

И не сбылась какая-то надежда,

В окне туман и на панели грязь,

А в книге мысль учёного невежды.

Брось книгу на пол, отвернись к стене

И чувствуя тоску и холод в теле,

Уже сквозь сон, подумай о весне,

Которая придёт в конце апреля.

Ты будешь ли ещё смотреть в окно,

Иль будешь ты уже лежать в могиле, —

Участвовать ты будешь всё равно

В её красе и радости и силе.

Обглоданные нищетой старухи,

Забитые нуждою старики,

Уроды идиоты, потаскухи,

Калеки без ноги и без руки

Тебя несчастней во сто крат, быть может,

Не во сто крат, ну скажем, раза в два,

Тоска, что сердце им, несчастным, гложет,

Коснулась сердца твоего едва.

Их боль сильней, неизлечимей раны,

Быстрей их жизни оборвётся нить.

Благодари же Бога! — Друг, мне странно

За боль мою Его благодарить.

— Вот осталось мало жить,

Не о чем тебе тужить, —

Прожил жизнь и слава Богу.

Что ж ты накопил в дорогу?

Что же ты с собой возьмёшь?

Что в бессмертье донесёшь?

«Я возьму любовь и веру

И стихи». — Оставь, не в меру

Ты берёшь! — стихи оставь.

Пусть среди людей и трав,

Радуясь, изнемогая,

Смерть твою превозмогая,

Пусть они живут мечтаньем,

О тебе воспоминаньем.