* * * Мне трезвый мир невыносим — Недвижность есть в его движенье, Пронизан мглой, пропитан тленьем. Безвыходной тоской томим, Он мне невыносим. Люблю Божественное опьяненье, Оно подобно вдохновенью; Я звуки тайные ловлю, Которые не знает мир. Я слышу: в тёмные законы Земли, в проклятия и стоны Вплетаются звучанья лир Хрустальных. Сладки эти сны, Какое есть в вине раздумье… Самоубийство и безумье, Как часто им отвращены. Чудесной влагою вина, В бездонной глубине стакана, Кровоточащаяся рана Уврачевалась не одна. Лишь раб, трусливый и скупой, Не знает радости высокой — Свой трезвый мир, свой мир жестокий Оставить для мечты хмельной. Лишь мудрому царю дано То, что безумцы не находят, — Он песни вместо войн заводит И вместо крови льёт вино. Цыганский сонет
Ты потерял годам и бедам счёт, Ты всё узнал, ты ничего не знаешь… Рокочут струны и цыган поёт: «По ком, по ком ты слёзы проливаешь…» Ты жизнь свою поёшь и пропиваешь, Запёкшийся ты освежаешь рот Глотком вина, с тобою Муза пьёт, Её черты ты всюду прозреваешь. И правдою становится обман, Рокочут струны и поёт цыган, И горькие тайком струятся слёзы, И вдруг сквозь них ты видишь, что в углу, На каменном, затоптанном полу, Цветут неотцветающие розы. * * * Остаться совсем одному и забыть, Что родился ты, чтобы любить, И в ожесточенье, и в дикой тоске (Стакан недопитый в руке) Заплакать над жизнью погибшей своей, Над мутным мельканием дней, Над гробом своим, что, сквозь пьяный угар, Весёлый стругает столяр. * * * Мы вышли ранним утром С тобой из кабака, Мерцала перламутром И золотом река, Звезда ещё сияла, С огнём зари борясь, И алым отливала У подворотен грязь. И облако, укором Или надеждой мне, Божественным узором Летело в вышине. И было в синей дали, Прохладе и весне Все то, о чём мечтали, Что видели во сне. * * * Белые ночи и чёрные дни… — Выдумка, бред скомороха… Чёрные ночи и белые дни… — Это ведь тоже не плохо. Можешь сказать, что земля глубока, Небо чугунное плоско; Можешь сказать, что вот эта рука — Слепок из боли и воска. Что б ни сказал ты в безумье своем, Будет всё правдоподобно, Будет в слиянии яви со сном Мудрости Божьей подобно. …Выгнав из логова, нужно принять Жизнь на рогатину смерти… Как бы вот это получше сказать?.. — Трудная рифма! — А черти К рифме сбегаются, к строфам бегут, Ставят цезуры и точки, Плачут, смеются, ломаются, лгут! Литературные ночки Злы, беспросветны. Уснули мечты, В сумрак глядя не мигая, — Где ты, мой Ангел Хранитель, где ты, Муза моя дорогая? * * * Мы будем пить, пока вино в стаканах, Мы будем жить, пока любовь в сердцах, Бессильны против любящих и пьяных Земная злоба, нищета и страх. Налей вина, целуй свою подругу, Пиши стихи, когда душа светла, Ребёнку улыбнись, дай руку другу И никому не делай в жизни зла. И будешь ты в чудесном, пьяном мире Всё отдавать и всё взамен иметь — Пей до конца стакан на этом кратком пире За радость жить, за счастье умереть. * * * Весенний холод, уличка Парижа И кабачок знакомый на углу… Всё дальше жизнь уходит, смерть всё ближе, Всё равнодушней я к добру и злу. Конечно, зла старался я не делать, Но вижу, что не сделал и добра — Писал стихи, на острие пера Душа в слезах чернильных холодела. Что эти слёзы? — расплылись стихом, Читатель их какой-нибудь читает… А вот слеза, что по щеке тайком, Стыдясь скользит, мне душу обжигает. * * * Т.С. Конюс Никогда не услышишь… — И вдруг далеко, далеко, Ближе, ближе, сначала чуть слышно, как дальнее эхо, А потом, как ручей, что звенит между скал высоко, А потом, как касанье к щеке драгоценного меха. Еле слышно, но вот уже ближе и громче, и вот Мир гремит, как оркестр, и, как ласточки, скрипки взлетают, И орган, как гроза, и о счастии арфа поёт, И вдали барабаны трагический ритм отбивают. Всё печальней, всё выше, всё сладостней зовы трубы, Тихо флейты запели, валторны, виолончели, И волшебно легко распадается клетка судьбы И душа в этих звуках летит, как орлица в метели. И тогда, о, тогда… — Но уже утихает струна, Глуше, дальше, как эхо, как сон, как погибшая слава — Тишина. Пред тобою немеет глухая стена, Над тобой потолок и в грошовом стакане отрава. |
