— Да, точно,— восклицает тетя Маня, — я видела такого, на бирже, у которого маленькая ручка.

— Вот, только он и сможет играть на этой клавише, — говорю я.

— Хорошо. Он так он, —заключает тетя Маня. —Но как же с ним состыковаться?

— Вы знаете, я его увижу, с ним поговорю и через 2—3 дня зайду к вам.

Прихожу я через 2 дня. Они с дядей Шуриком встречают меня очень радушно.

— Ну, что там? Как? Что? — С нетерпением, сразу с порога начинает допытываться тетя Маня. Я тоже сразу приступаю к главному:

— Понимаете, он же инвалид, и ручка у него маленькая, родителей нет, и он много денег за нее дать не может.

— А сколько же он дает денег?

— Он может дать только 1500 тысячи рублей.

— 1500??? Да??? — Разочарование тети Мани велико, однако уже через минуту она начинает мыслить прагматично. — ...Хотя, с другой стороны, Гусев, этот спекулянт, урод, продает за 1800! Синюю!... А за полторы... Прям не знаю... Ну, если деньги сразу... Может быть, я согласилась бы... Может быть...

Тут неожиданно, с нажимом, встрял дядя Шурик, который за все это время не произнес ни звука:

— Маня, надо отдавать, Маня!

Она на него так посмотрела...

— Да, и муж волнуется очень сильно... — говорит, как будто она с ним очень считается.— ...Ну, хорошо! Полторы, так полторы...

— Вот и хорошо, — приступаю я ко «второй части марле-зонского балета». — Знаете, давайте-ка еще раз посмотрим на нее. Надо ж проверить, как она играет.

Она приносит из комнаты клавишу, достает её из чехла. А я знаю этот оркестратор, там сзади есть такая кнопочка: когда переключаешь её, то половина клавиш отключается, и играет только одна октава с функцией оркестратора. То есть, в одном ключе гармония вся вместе, а правая октава не играет вообще. Я нажимаю эту кнопочку, затем включаю клавишу. Пробегаюсь пальцами по клавиатуре.

— Слушайте, тетя Маня, ерунда какая-то, — обращаюсь я к ней. —Что-то с ней не то... А может, вы негра сильно ударили этой клавишей? Может, это нож повредил ее?

— А шо такое? — вскакивает с места хозяйка.

— Половину клавиш не играет!

— Да ну как? Все играло!

— Ну понимаете, человек тоже ходит—ходит, а потом нет.

— Та как же так?

— Ну, сами посмотрите!

Она берет, своей огромной рукой начинает бить по этой клавише. Слева играет, справа — нет.

— Та шо ж такое? Как же так? — Чуть не плача, приговаривает тетя Маня, растерянно осматривая свою испорченную ценность.

— Ну, вот — говорю я. — Твердый, однако, негр попался!

— Да какой, к черту, негр???

— Ну, вы же сами мне сказали, что вы ударили этой клавишей негра, который хотел вас зарезать и забрать эту клавишу. Вы его ударили так, что он упал. Естественно, клавиша тоже получила удар.

Тетя Маня в сильном волнении ёрзает на своём стуле.

— Да, нет, я его не сильно ударила...

— Как не сильно? Если даже нож проткнул коробку? Это ж может быть...

— Ну, в принципе, да...— неохотно соглашается она.

— Ну, вы не переживайте так, все нормально, — бодрым тоном успокаиваю я её. — В принципе, это все можно отремонтировать при желании. Я не думаю, чтобы это стоило больше, чем 500—600 рублей.

У неё совершенно округляются глаза при такой сумме неизбежных потерь. Тут вдруг опять подает голос дядя Шурик:

— 500—600 рублей???

— 500—600!!! — уверенно подтверждаю я.

— Да, это много... А сколько же тогда остается?

— Ну, тогда... Полторы минус шестьсот, получается девятьсот.

— Девятьсот....девятьсот...девятьсот... — задумчиво бор

мочет тетя Маня. — ...Ну, девятьсот, так девятьсот! — одним духом выпаливает она, будто прыгая в ледяную прорубь.

Я, впрочем, гну свою линию дальше. Это же еще не предел. Пари с самим собой заключено, контракт подписан, и отступать некуда...

— Только, понимаете, что: я должен еще хорошенько посмотреть. А может, это рублей 700 будет стоить. Ремонт — это же такое дело... Кому она нужна вообще, если там всего 7 нот играет?! Из 3—х октав — одна!

— Ну, хорошо...

— Или, знаете, что?! А если ее вообще не отремонтируют? Вы же знаете, что такое наши мастера... Наши мастера — это же ужас какой-то! Они только влезут руками — она еще вообще поломается. А уж если ее не отремонтируют — он же ее выкинет, он же не сможет играть! Это все равно, что баян порезать пополам: левая половина есть, а правой нет. Ну, кому этот баян нужен?

— Да, —дядя Шурик говорит, — да... Я учился в школе на баяне. Без левой стороны правая сторона никому не нужна.

— Ну, видите! — восклицаю я.

— Так сколько вы даете за нее? — у тети Мани сдают нервы.

— Можно дать за нее...вообще, честно говоря, мне она не нужна, не знаю даже, кому она нужна... Но я постараюсь этого инвалида уговорить на 800 рублей.

— Ну, хорошо. — Нетерпеливо машет рукой тетя Маня. — А он не может сюда прийти?

— Не—е, — отвечаю. — Он же инвалид. Ему же сложно передвигаться, он точно не может.

— Ну, давайте, только завтра, — торопит меня она. — Только завтра в обед, а то вы вечером приходите все время...

Я прихожу на следующий день в обед. Тетя Маня предложила пообедать, я отказался. В этот раз к делу приступает дядя Шурик. Говорит:

— Маня, нам нужны деньги...Так сколько вы даете? — обращается ко мне так веско. А тетя Маня, видимо, сдав полномочия по переговорам, садится за стол и начинает так внимательно слушать.

— Тетя Маня, — начинаю я, — мне стыдно просто предлагать, просто стыдно, и я не могу даже открыть рот, чтобы сказать вам эту цифру. Честно говоря...

Меня перебивает дядя Шурик:

— Так сколько же он дает?

— Вы знаете, он дает 600 рублей. Но только в том случае, если эту клавишу можно будет отремонтировать.

— Так чего же ее нельзя отремонтировать? — Голос дяди Шурика срывается на дисконт. — Вы ж сказали, что ее можно!

— Подождите, вы знаете, что он хочет? Он хочет, чтобы ее отремонтировал я! Лично!

Тете Мане уже явно хочется покончить с торгами, и она говорит:

— Ну, хрен с ним, шестьсот, так пусть шестьсот дает!

Но я, подстегиваемый азартом, продолжаю следовать к намеченной цели:

— Послушайте, я понимаю. Я понимаю, что это вам выгодно. Но и вы поймите, что он требует, чтобы

дал ему какие-то гарантии. А если я возьму ее ремонтировать, то это будет не здесь. Этот мастер живет не в Одессе, он живет в Москве. Инструмент повезут ему в Москву, не дай Бог, он его испортит, поломает. Мне же придется отдавать назад деньги. А кому нужна коробка от клавиш?

Обрисованная мною перспектива трагического будущего многострадального инструмента производит должное впечатление на дядю Шурика.

— Ну, да. Коробка от клавиш никому не нужна! — говорит он.

— Так вот! — Ободренный его пониманием, продолжаю я. —Вы поймите меня правильно: 600 рублей, все-таки, не малая сумма... Ведь, если не отремонтируют, мне придется возвращать ему деньги?!

— Ну, как возвращать? — Приходит в себя тетя Маня. — Он же купит ее!

— Купить-то он купит. Но он-то купит за 600, потому что я ему гарантировал её ремонт! Но я же не могу знать наверняка! Я же рискую!

— Ну, хорошо. А что же делать?

Полная безысходность в её голосе подводит меня к кульминационному моменту нашей встречи:

— На свой страх и риск... Я просто даже не хочу, чтобы так было, но, если вы хотите, идя вам навстречу... Учитывая, что вы с ней так намучились, с этой клавишей, эти негры, этот ужас, номер 112 и все остальное... Я, честно говоря, могу просто за эту коробку, потому что это ж не клавиша, дать вам 400 рублей. Беря во внимание ваш тернистый путь; ваши страдания с приобретением этой клавиши; и то, что вы коренная одесситка; и родственники за границей; и что у вас столько мучений было, и все остальное... Только ради вас!