Святые иногда вели себя столь же добродушно — когда речь шла о грешниках-мужчинах. Бланко Уайт описывает картину, которую он видел в крытой галерее монастыря святого Антония в Севилье, о том, как едва избежал опасности один великий грешник, беспутный дворянин, чья душа была изображена на полотне. При жизни этого человека два францисканских монаха однажды ночью, в бурю, заблудились и попросили пристанища в его замке. Хозяин велел слугам дать монахам немного свежей соломы и пару яиц. «На картине показано, как святой Михаил после смерти грешника является, чтобы взвесить на весах его добрые и злые деяния. Душа новопреставленного, в виде тщедушной фигурки хилого мальчика, стоит обнаженная на одной чаше весов, а другая чаша ломится под тяжестью груза огромной кучи мечей, кинжалов, чаш с ядом, любовных писем и портретов женщин, ставших жертвами его необузданных страстей. Совершенно очевидно, что эта громоздкая масса намного перевесила бы легкую и почти прозрачную фигурку, которая находилась на другой чаше, если бы святой Франциск, чья фигура занимает на картине центральное положение, не помог страдающей душе, положив на чашу весов пару яиц и охапку соломы. После этого своевременного добавления орудия и символы вины грешника взлетают вверх до самого потолка».
Женщинам, похоже, так помогать не торопились. Единственным проявлением участия к их бедам — на этот раз живого святого — была история с находившейся в законном браке валенсийкой, которая при мысли о приближающемся материнстве испытывала непреодолимый ужас. Эта женщина поделилась своими страхами со святым Винсенте Феррером, уроженцем Валенсии, «который обладал чудотворным даром в такой степени, что творил чудеса почти бессознательно, а зачастую и как бы играючи. Добродушный святой посоветовал даме отбросить страхи и обещал взять на себя все неудобства и боли, которые ей предстояло испытать. Прошло несколько недель, как вдруг однажды добрый монах, уже забывший о своем обещании, во тьме ночной завопил и завизжал столь неслыханно громко и неподобающим для святого образом, что вся община сбежалась к его келье. Некоторое время ничто не могло облегчить необъяснимые страдания святого отца. Причина их выяснилась только на рассвете, когда благодарный муж пришел поблагодарить его за безболезненные роды своей супруги! С тех пор и по сей день Винсенте Феррер является одним из тех духовных акушеров, к помощи которых прибегают испанские женщины».
Священнослужители, благодаря признаниям на исповеди, а иногда и из более интимных источников, немало знали об отношениях между мужчинами и женщинами. Святой Винсенте Феррер обратил очень многих людей к «лучшей жизни». Его проповеди, а также сочинения его современника, Фрай Антонио де Гевара{97}, позволяют по-новому взглянуть на обычаи того времени. В своих Семейных письмах Фрай Антонио осуждает многих любовников, особенно слишком старых и слишком молодых, но делает это в приятной, добродушной манере, отличной от тех громов и молний, которые метали английские пуритане, нападавшие на чувственные удовольствия примерно в те же времена с такой страстностью, что оказывали этим лишь дурную услугу своему делу. Фрай Антонио же пишет с отеческой терпимостью, в стиле семейного духовного наставника, хорошо знакомого с жизнью, людьми и ведающего силу любви.
В своем письме к губернатору Луису Браво, на старости лет вдруг влюбившемуся, монах отмечает без ненужной суровости — наверное, сочиняя эти строки, он снисходительно улыбался,— что губернатор слишком стар для того, чтобы сочинять мотеты[35], бренчать на гитаре, распевать на улицах серенады и карабкаться по стенам; в его возрасте не подобает носить одежды влюбленного, то есть вышитые шелком башмаки, элегантный плащ до колен, золотые медали на шляпе и цвета герба возлюбленной дамы. Он должен избегать заглядывать в окна и разговаривать со своднями; если кто-либо из них к нему обратится, лучше всего немедленно убежать домой, закрыть перед нею двери и не выходить на улицу после вечерней молитвы Богородице. Возможно, эти средства окажутся недостаточными для искоренения любви, но могут все же помочь.
В любви трудно что-либо понять, признает монах; можно изучить все ремесла и науки, кроме искусства любви, ведь даже Соломон не знал, как о ней писать, Асклепий не умел от нее лечить, Овидий не мог ей научить, Елена Троянская — о ней рассказать, а Клеопатра — ей обучиться; все, что вообще можно о ней узнать, исходит непосредственно из сердечного опыта, и проводником нашим должна быть осторожность. Ведь для того чтобы любовь стала истинной, постоянной и прочной, ее следует понемногу взращивать в наших сердцах.
Монах не верит в любовь с первого взгляда. Он осуждает ранние браки, наподобие того, свидетелем которого был однажды сам,— между юношей семнадцати лет и пятнадцатилетней девушкой; ведь «в этом юном возрасте они ничего не знают об обязанностях, которые на себя берут, и не понимают, какую свободу теряют». Родители не должны заставлять детей вступать в брак, но и молодые люди не должны заключать тайные помолвки после слишком короткого знакомства.
Счастливых супружеских пар было не так уж много. На каждые десять счастливцев приходились, по словам монаха, сотни таких, кто сожалел о своем вступлении в брак. Он был свидетелем множества бурных семейных сцен, и в своих Семейных письмах дает читателю несколько разумных практических советов. «Если бы только жена держала рот закрытым, когда муж начинает ругаться, то ему бы не пришлось есть холодный ужин, а у нее бы не было несварения желудка; но обычно случается так, что муж начинает жаловаться, а жена, в ответ вопит, и все это приводит к драке, и им даже приходится звать на помощь соседей». Монах знал многих раздражительных мужей, которые «причесывали волосы жен пятерней».
Женщины, писал монах, должны не только быть добрыми, но и выглядеть таковыми. Они должны тщательно следить за своим поведением. Эти создания непостоянны, и муж не должен удивляться, если после тридцати лет супружеской жизни он все еще замечает противоречия в поведении и разговорах супруги. Мужьям не стоит быть слишком суровыми, особенно если они женились недавно. Следует снисходительно относиться к недостаткам женщины и вести себя сдержанно, руководствуясь принципом: «Укуси единожды, а залижи рану стократ». Мудрый муж обязан хвалить супругу, дарить ей подарки и всячески проявлять свою любовь к ней. Кроме того, он не должен быть слишком ревнивым. Конечно, бывают времена, когда необходимо запереть жену на ключ, увести ее с балкона, выходящего на улицу, запретить ей выходить из дому и не давать возможности принимать у себя в гостях дурное общество, но все это следует делать с величайшей осторожностью, ибо женщины созданы таким образом, что более всего желают запретных удовольствий.
Семейных ссор никак не избежать, но нет никакой нужды рассказывать о них соседям. И наконец, говоря о ревности, следует помнить, что законы доброты, как и христианские предписания, требующие верности жены по отношению к супругу, относятся равным образом и к нему самому. Женщины так подозрительны, замечает монах, а в ревности так проницательны, так пытливы и так желают знать, где были их мужья и с кем разговаривали, что они сделают все возможное, чтобы выведать это, живых подкупая деньгами, а мертвых вызывая заклинаниями.
Святая Тереса с ним бы согласилась. Она прекрасно знала, что женщина вполне способна устроить супругу скандал при малейшем подозрении. В письме к своему родственнику она жаловалась: «Что касается моих грехов, то, поскольку слухи об этом широко разошлись, ты, несомненно, слышал об ужасной ревности жены дона Гон-зало к своему супругу, и люди говорят, ссылаясь на нее, что между ним и дочерью моей сестры, доньей Беатрисой, существует недозволенная любовная связь. Жена дона Гонзало заявляет об этом настолько открыто, что большинство людей, очевидно, ей верят. Доброе имя девушки, видимо, потеряно безвозвратно, но я глубоко скорблю о том, что моя родственница так согрешила против Бога. Я умолила родителей племянницы увезти ее из Альбы... Простая осторожность заставляет нас бежать от языка разъяренной женщины, как от дикого зверя. Другие же люди говорят родителям, что это лишь придаст скандалу видимость правдоподобия и что им не следует уезжать отсюда. Как говорят, муж и жена теперь живут отдельно».{98}