— Здравствуйте, здравствуйте, молодой человек! Меня зовут Константин Сергеевич!

— Здравствуйте, я Владислав! — ответил вошедший и пожал протянутую ему руку. — Добрый вечер, Игорь Николаевич! — обратился он к оставшемуся за столом отцу Жанны.

— Добрый! — отреагировал тот. Судя по тому, как напряженно, нахмурив брови и сморщив лоб, он смотрел на доску, было заметно, что в этой партии ему не очень везет.

— Игорь Николаевич у нас не в духе, — пока мы вас ждали, уж сыграли две партии, а это — третья. В первых двух, безрассудно ринувшись в атаку, он попал в умело расставленные мною ловушки, а в этой ладью зевнул, так что дело близится к очередному проигрышу. А играем, между прочим, на пиво, партия — бутылка, так, глядишь, и без питья останется сегодняшним вечером. Но может, вы, Владислав, к нам присоединитесь — будем играть на вылет?

— Ой нет, увольте, — поднял тот руки вверх, — я, конечно, в отличие от Остапа Бендера, умею различать фигуры и, помимо хода е2 — е4, знаю еще е2 — е3, но игрок, ввиду отсутствия должной практики, я, надо признаться, слабый.

— Жаль, — произнес Константин Иванович, — думал провести с вами партию, а то уж надоело выигрывать.

— Вы-и-грывать! — подражая голосу хозяина, передразнил его отец Жанны. Влад подумал, что сердитость старого генерала — напускная и оба приятеля находят свое удовольствие и в игре, и в привычном между собой общении. — Ты бы лучше гостю пива налил, а то уселся пень пнем, я, что ли, вместо тебя за ним ухаживать буду? У себя дома — поухаживаю, а здесь ты хозяин! — сказал бывший военный.

— То, каким образом вы, Игорь Николаевич, — двинув вперед фигуру и отведя взгляд от доски, произнес Константин Сергеевич, — изволите изъясняться, — грубо, зло, — в смятение меня приводит великое и душу мою тревожит до чрезвычайности. А что пива не предложил — так склероз, старею. Как вы, молодой человек, насчет «Балтики», троечки? Али вы, как вся нынешняя молодежь, иностранное предпочитаете?

— Отчего ж, выпью и «Балтику», троечку.

— Ну и славненько, — хозяин стал наполнять такую же большую, как и у себя, кружку, — а вот у меня студенты пьют всякие «Хейнекены» и «Тюборги», а если водку — так «Абсолют» или «Финляндию». Я б этих названий и не знал вовсе, если б не несли, черти, «в подарок», — студентам нынче учиться некогда, на лекции никто не ходит, все в заботах о хлебе насущном, но как только сессия начинается — так бегут, и все с коробочками, пакетиками, — я, впрочем, не ханжа и строго к ним не отношусь, для меня, вы знаете, иногда некий прогульщик-двоечник интереснее рафинированного отличника, если я в нем что-то полезное и доброе разгляжу. А что не учатся, так я их понимаю — сейчас на стипендию не проживешь.

— А ты, — вставил отец Жанны, допив свою кружку и платком вытерев губы, — жил на одну стипендию?

— Нет, но мне родители чуть помогали, а если духи собирался на день рождения любимой девушке подарить — полночи вагоны поразгружал — вот тебе презент и готов. Нынче детям самим впору своим родителям помогать, а на вокзалы уж никого не загонишь, они по-другому зарабатывают, — вон, у меня половина ребят на иномарках экзамены приезжают сдавать — на разгрузке вагонов, пожалуй, столько не соберешь.

— Вы знаете, я рос и учился все-таки в другое время, — сказал Влад, — и к водке нашей успел привыкнуть раньше, чем попробовал «Абсолют». Но когда попробовал — от отечественной не отказался.

— Вот — наш человек, — отхлебывая из вновь наполненной кружки, произнес отставной генерал, — а вам известно, Владислав, что рецепт нашей водки, исходя из соотношения воды и спирта по весу, а не по объему, изобрел великий русский ученый Дмитрий Иванович Менделеев, а не абы кто?

— Да, — ответил гость, — и что при изготовлении русской водки используется не дистиллированная, а живая вода.

— Так поднимем тост за науку на службе у человека! — подытожил Константин Сергеевич. — Кстати, вам, Игорь Николаевич, мат!

— Уже? — спросил тот.

— Да, уже. Я, правда, думал, что это произойдет несколько позже, но вы зачем-то съели своим конем специально подставленного вам моего слона. А еще, называется, военный генерал, стратег!

— Это специальная тактика. Сейчас ты расслабишься от успеха и от большого количества пива, тут я тебя и побью. Реванш?

— Хорошо, Игорь Николаевич, дерзайте! Как вам, кстати, пиво, Владислав?

— Водку, — решил тот ответить честно, — люблю я нашу, а вот пиво, простите, буржуйское. Не знаю, чем именно, но очень мне с друзьями нравилось иногда попить его в баре «Вена» «Невского паласа» — может быть, из-за обстановки, атмосферы, — около сорока сортов имеется в «Сенат-баре» на Галерной, неплохо в «Корсаре» на Большой Морской — маленький, уютный, и пиво самое разное. Но это по праздникам. А обычно мы его в «Харлей-Дэвидсоне» берем, который здесь рядом, на Институтском.

— Так там и цены, полагаю, соответствующие, — скорее не вопросительно, а утвердительно сказал Константин Сергеевич.

— А мы поступаем хитро — приносим с собою емкости, наполняем их и отправляемся к кому-нибудь в гости, в самом же заведении особенно долго не задерживаемся, на закусках экономим, получается дешевле.

— «Вена» в «Паласе» — это не та, в которой недавно стрельба произошла, — по тому поводу какой-то шум был?

— Та самая, — ответил Влад. — Теперь, правда, там настолько охрану усилили, что уже и сам туда идти не захочешь.

— А толку-то что? Людей положили, не вернешь. Везде стрельба, убийства… Эх, а ты, Константин Сергеевич — пусть все идет как идет, ничего менять не надо. Да сейчас бы каждому по автомату — и на Кремль!

— Правильно, — подтвердил хозяин, — я, если процитировать Анатоля Франса, предпочитаю, «чтобы заведенные порядки изнашивались и приходили в негодность сами собой, а не опрокидывались и ниспровергались сокрушительными ударами». Любая революция, любое сопротивление власти с использованием насилия приводит к крови, и не всегда к крови виновников существующих порядков, даже если эти порядки и злы. В мировой истории люди лучше жили в те периоды, когда не было ни войн, ни революций.

Перемена власти никогда ничего, собственно, не меняла, в обществах всегда существовала дифференциация, всегда люди делились на богатых и бедных, в результате же менялась только властная верхушка, правда, после такой перемены народы недосчитывались то тысячи-другой, то десятков миллионов человек. Что касается похода на Кремль, то Белый дом уже брали. «Ельцин расстрелял демократию!» Ну не расстреляй он Дом правительства из танков — кто знает, к чему бы мы пришли, во сколько раз крови больше бы пролилось? И опять-таки: Руцкие-Хасбулатовы-Константиновы кашу заварили и — на свободе, радуются жизни, в «политической борьбе» участвуют, а пара сотен человек, которые их призывам поддались, — те лежат в земле сырой!

— Ну ладно, — в знак согласия кивнув головой, сказал Игорь Николаевич, — может, твои замечания и справедливы, но… Ты, ладно, ездил за кордон, а вот, Владислав, бывал за границей?

— Да, когда я институт заканчивал, как раз эти обмены начались, учился я хорошо, так что два раза съездил, побывал в гостях у бывшего однокурсника, по вызову, а совсем недавно — в качестве туриста.

— Кстати, — обратился к нему Константин Сергеевич, — какое заведение вы оканчивали?

— Экономический факультет тогда еще Ленинградского университета, — ответил Влад.

— О, как сегодня говорит молодежь, «круто». Кто-то составил протекцию, или же сами?

— Да как-то самостоятельно, правда, не с первого захода.

— Погоди, Костя, — отец Жанны явно был недоволен тем, что его перебили, — дай мысль завершить! Ну и где ты бывал, Влад? — горячась, перешел он на «ты», и это казалось вполне нормальным.

— В Польше, Германии, и — даже назову не страны, а города, ибо дальше них продвинуться не удалось, но полученного впечатления вполне хватило — в Париже и в Амстердаме.

— Замечательно! Вот Константин Сергеевич в Англии полгода провел, в Америке стажировался, я в свое время побывал в Монголии, Венгрии и ГДР. Ну, Монголия не в счет, там люди сидят в своих юртах да баранину едят, а больше им ничего не надо — о чем говорить, если у них за изнасилование пятнадцать суток дают, — еще слышал, что Либерия очень бедная страна, но я в Либерии не был, а где был — многое видел и запомнил и потому могу спросить: где еще в мире, ну пусть не во всем, а в той части, которую можно назвать «цивилизованной», люди так по-свински живут, как мы?