что способен он быть постоянным,
если внешне легко и нерабски любим.
Был он предан одной только Музе
и расписывал купол -- "Седмица Творенья".
Капал воск на глаза и лишал его зренья.
И боялся он тягот другого союза.
Но известно -- без женщины участь творца
не достигнет Божественной выси Венца.
38
Жизнь за страсти готовит аутодафе,
за счастливые дни Она платит кручиной.
Но об этом пока помолчим по причине,
что влюблённые наши на Невском, в кафе,
увлечённо беседуют, с темы на тему
переходят, себя сознавая едва ли.
О Европе, о странах, где оба бывали,
о театрах, о модах, легко, без системы.
Он забыл все сомненья. Её легкий смех,
водопад её умбраволосый,
невесомые шутки, вопросы
ни о чём, обо всём, обо всех
возрождают в душе его детство,
где отец его странности мог понимать,
где была молода его теплая мать
и творилось волшебное действо.
Он не знал, что меняется в эти часы
от её волшебства, простоты и красы.
39
Всё тревожней и горше, когда приближается август к исходу.
Вот ещё одно лето летит, словно выдох. Конечен их счёт.
Приближается женщина с полными вёдрами, мне обещая погоду.
Это осень идёт мне навстречу красиво и медленно, словно
течёт.
Я бреду от берёзы к сосне и ладонью скольжу по коре их.
Не приветствие это -- сочувствие. Близится наша печаль.
Человек, получая от Бога Природу, торопит -- "Скорее!"
и готовит для мертвых деревьев свою именную печать.
Благородство лесов означает всего только их беззащитность.
Красота и печаль -- две подруги, живущие в наших краях.
Но пока ещё лето стоит, и порою гроза оглушит нас,
и костёр принимает меня, как соавтор, на равных паях.
Но печаль и истома всё чаще отводят мне руки
от работы. И грусть предстоящей, хотя и недолгой разлуки
сочиняет мелодий минорных периоды, такты, куски.
Но, не зная себя, происходит в лесу моё лето...
В закромах вечеров много золота, ветра и света,
и совсем не найдётся придуманной мною тоски.
40
Ещё одно божественное лето
прошло, отняв у жизни сотню дней.
С годами ценность времени видней.
И всё дороже я плачу за знанье это.
Потерянный в безделье каждый час
недовершённым делом и строкой,
не вписанной расслабленной рукой
в тетрадку, укрепляет нас
в сознании, что жизнь дана нам для трудов,
которые откладывать преступно.
Промчатся дни и станет недоступным
святой урок, который был готов
ты совершить дотошно, скрупулезно,
чтобы возникло некое творенье,
в которое вошли печали и терпенье...
А нынче начинать всё это поздно.
Морали эти сочиняю сам себе я,
чтоб выгнать из себя лентяя и плебея.
41
Невзрачностью осин осенних сонных,
прозрачностью пастельных поздних зорь,
распутицей и слякотью сезонной
продолжилась любовь, как в детстве корь.
Капризна эта царственная хворь
в волшебной хмари зелени озонной.
Прощальные часы плывут кострами
и стелют песенный дурманный чад.
Румянец лиц в тональности керамик,
глаза, как ноты на листе молчат.
Прекрасные слова рождают думы,
а мысли облекаются словами.
Но странно, для меня слова -- я дома --
одно и то же, что и -- я не с Вами.
Такие времена, такие нравы...
Такая тяжесть, эта наша лёгкость.
А небо, видите, вон там, немного справа
привязано к земле большой верёвкой
белой...
Глава V
1
У нас на севере осенний месяц первый
в зелёной чаще замечается не вдруг.
Но в городе пустынном ранний звук
прохладно звонок и расшатывает нервы.
Днём солнечно, тепло. Одни бродяги
укутаны добавочным тряпьём.
Да мы с приятелем немного больше пьём.
Конечно, чаю. Новые бумаги
ложатся на чиновничьи столы,
в порту редеют западные флаги,
в газетах больше сплетен и молвы,
и в новый бой бросаются сутяги.
Крутые возвращаются с курортов --
из Ниццы и с Канарских островов.
Их жены отдохнули от абортов,
от грубой музыки, от кухни и воров.
