Могила в мансарде Я вижу рощу. Божий храм В древесной чаще скрыт глубоко. Из моря зелени высоко Крест яркий выдвинут; к стенам Кусты прижались; рдеют розы; Под алтарем кипят, журча, Неиссякающие слезы Животворящего ключа. Вблизи – могильный холм; два сумрачные древа Над ним сплели таинственный покров: Под тем холмом почила дева — Твоя, о юноша, любовь. Твоей здесь милой прах. В цветах ее могила. Быть может, стебли сих цветов Идут из сердца, где любовь Святые корни сохранила. В живые чаши этих роз, Как в ароматные слезницы, И на закате дня, и с выходом денницы, Заря хоронит тайну слез. В возглавьи стройный тополь вырос И в небо врезался стрелой, Как мысль. А там, где звучный клирос Великой храмины земной, Залив в одежде светоносной Гремит волною подутесной; Кадят душистые цветы, И пред часовнею с лампадой у иконы Деревья гибкие творят свои поклоны, И их сгущенные листы Молитву шопотом читают. – Здесь, мечтатель, Почившей вдовый обожатель, Дай волю полную слезам! Припав на холм сей скорбной грудью, Доверься этому безлюдью И этим кротким небесам: Никто в глуши сей не увидит Твоих заплаканных очей; Никто насмешкой не обидит Заветной горести твоей; Никто холодным утешеньем Или бездушным сожаленьем Твоей тоски не оскорбит, И ересь мнимого участья На месте сем не осквернит Святыню гордого несчастья. Здесь слез не прячь: тут нет людей. Один перед лицом природы Дай чувству весь разгул свободы! Упейся горестью своей! Несчастлив ты, – но знай: судьбою Иной безжалостней убит, И на печаль твою порою С невольной завистью глядит. Твою невесту, в цвете века Схватив, от мира увлекли Объятья матери – земли, Но не объятья человека. Ее ты с миром уступил Священной области могил, Земле ты предал персть земную: Стократ несчастлив, кто живую Подругу сердца схоронил, Когда, навек от взоров скрыта, Она не в грудь земли зарыта, А на земле к кому-нибудь Случайно кинута на грудь. Дом в цветах. – Алупка
В рощах ненаглядных Здесь чертог пред вами. Камень стен громадных Весь увит цветами: По столбам взбегают, По карнизам вьются, Мрамор обнимают, К позолоте жмутся; Расстилаясь тканью, Съединя все краски, Расточают зданью Женственные ласки. Ласки, пав на камень, Пропадают даром: Из него жар – пламень Выбьешь лишь ударом. Так – то и на свете Меж людьми ведется: Прелесть в пышном цвете Часто к камню жмется; Цвет, что всех милее, Нежен к истукану; Ластится лелея К пню или чурбану. Тут хоть камень глаже Щеголя причесан: Там – посмотришь – даже Пень тот не отесан. Орианда Прелесть и прелесть! Вглядитесь: Сколько ее на земле! Шапку долой! Поклонитесь Этой чудесной скале! Зеленью заткан богатой Что за роскошный утес, Став здесь твердыней зубчатой, Плечи под небо занес! Но извините: с почтеньем Сколько ни кланяйтесь вы, — Он не воздаст вам склоненьем Гордой своей головы — Нет! – но услужит вам втрое Пышным в подножье ковром, Тенью прохладной при зное, Водных ключей серебром. Гордая стать – не обида: Пусть же, при благости тверд, Дивный утес твой, Таврида, Кажется смертному горд! Вспомним: средь скал благовонных, В свете, над лоском полов, Мало ль пустых, беспоклонных, Вздернутых кверху голов? Тщетно бы тени и крова Близкий от них тут искал: Блещут, но блещут сурово Выси живых этих скал. Потоки Не широки, не глубоки Крыма водные потоки, Но зато их целый рой Сброшен горною стеной, И бегут они в долины, И через камни и стремнины Звонкой прыгают волной, Там виясь в живом узоре, Там теряясь между скал Или всасываясь в море Острее змеиных жал. Смотришь: вот – земля вогнулась В глубину глухим котлом, И растительность кругом Густо, пышно развернулась. Чу! Ключи, ручьи кипят, — И потоков быстрых змейки Сквозь подземные лазейки Пробираются, шипят; Под кустарников кудрями То скрываются в тени, То блестящими шнурами Меж зелеными коврами Передернуты они, И, открыты лишь частями, Шелковистый режут дол И жемчужными кистями Низвергаются в котел. И порой седых утесов Расплываются глаза, И из щелей их с откосов Брызжет хладная слеза; По уступам вперехватку, Впересыпку, вперекатку, Слезы те бегут, летят, И снопами водопад, То вприпрыжку, то вприсядку, Бьет с раската на раскат; То висит жемчужной нитью, То ударив с новой прытью, Вперегиб и вперелом, Он клубами млечной пены Мылит скал крутые стены, Скачет в воздух серебром, На мгновенье в безднах вязнет И опять летит вперед, Пляшет, отпрысками бьет, Небо радугами дразнит, Сам себя на части рвет. Вам случалось ли от жажды Умирать и шелест каждый Шопотливого листка, Трепетанье мотылька, Шум шагов своих тоскливых Принимать за шум в извивах Родника иль ручейка? Нет воды! Нет мер страданью; Смерть в глазах, а ты иди С пересохшею гортанью, С адским пламенем в груди! Пыльно, – душно, – зной, – усталость! Мать-природа! Где же жалость? Дай воды! Хоть каплю! – Нет! Словно высох целый свет. Нет, поверьте, нетерпеньем Вы не мучились таким, Ожидая, чтоб явленьем Вас утешила своим Ваша милая: как слабы Те мученья! – И когда бы В миг подобный вам она Вдруг явилась, вся полна Красоты и обаянья, Неги, страсти и желанья, Вся готовая любить, — Вмиг сей мыслью, может быть, Вы б исполнились единой: О, когда б она Ундиной Или нимфой водяной Здесь явилась предо мной! И ручьями б разбежалась Шелковистая коса, И на струйки бы распалась Влажных локонов краса, И струи те, пробегая Через свод ее чела Слоем водного стекла, И чрез очи ниспадая, Повлекли б и из очей Охлажденных слез ручей, И потом две водных течи Справа, слева и кругом На окатистые плечи Ей низверглись, – И потом С плеч, где скрыт огонь под снегом Тая с каждого плеча, Снег тот вдруг хрустальным бегом Покатился бы, журча, Влагой чистого ключа, — И, к объятиям отверсты, Две лилейные руки, Растеклись в фонтанах персты, И – не с жаркой глубиной, Но с святым бесстрастным хладом — Грудь рассыпалась каскадом И расхлынулась волной! Как бы я втянул отрадно Эти прелести в себя! Ангел – дева! Как бы жадно Вмиг я выпил всю тебя! Тяжести мои смущает мысли. Может быть, сдается мне, сейчас — В этот миг – сорвется этих масс Надо мной висящая громада С грохотом и скрежетаньем ада, И моей венчая жизни блажь, Здесь меня раздавит этот кряж, И, почет соединив с обидой, Надо мной он станет пирамидой, Сложенной из каменных пластов. Лишь мелькнет последние мгновенье, — В тот же миг свершится погребенье, В тот же миг и памятник готов. Похорон торжественных расходы: Памятник – громаднее, чем своды Всех гробниц, и залп громов, и треск, Певчий – ветер, а факел – солнца блеск, Слезы – дождь, все, все на счет природы, Все от ней, и где? В каком краю? — За любовь к ней страстную мою! |