Цветы на подоконнике Уютная гостиная. Цветы на подоконнике. В углу синеет зеркало, а за большим окном Поет так жалко-жалобно охрипшая гармоника… Забуду ль я когда-нибудь, забуду ли тот дом? Сходил по темной лестнице я по утрам, а вечером В глубоком кресле сиживал, под зеркалом, в углу, Сияли косы рыжие и руки — белым глетчером — Скользили, гребнем путаясь, сквозь золотую мглу. И пахли влажной сыростью цветы на подоконнике, И голубело зеркало, как выцветший альбом… Те косы, меднокрасные, меня — огнепоклонника — Сожгли, неосторожного, губительным огнем. Увяли, ах, давно уже, цветы на подоконнике. Разбилась жизнь, как зеркало, в уютном доме том. По кабакам я слушаю бродячую гармонику И горько пью, без просыпу, я меднокрасный ром… Голубой пол Просыпалось солнце смеясь, Подобрав золотую иглу, Вышивало зайчиков вязь На моем голубом полу. И была я счастливей всех! Мне написано на роду Слышать утром ласковый смех С воркованием птиц в саду. ……………………………… Не поют уже птицы в саду. Больше солнечных зайчиков нет. Всюду тихо, куда ни пойду И темно… И не нужен свет. А блестящие капельки звезд, Прорезая синюю мглу, Видят светлые пятна слез На моем голубом полу. Остров В пучине затерянный остров, Захлестнут бурлящей водой, Взбивает кипящую пену Зазубренной черной скалой. Стоит он, борясь с океаном, Пружинясь на яром ветру И полчища юркие крабов На нем затевают игру. Ползут из расселин на солнце, По лаве шершавой скользя И, словно, шевелятся скалы, Их темную зелень струя. А ночью, колышат сирены Вкруг острова зелень волос И ждут, когда выбросит лодку Неверной волной на утес. И горе тогда мореходу! — Ему не видать уже звезд, — Собьет его в бурную пену Блестящий чешуйчатый хвост. Холодные, белые руки, Как альги его оплетут И крепкое тело матроса Друзья никогда не найдут. Лишь белый обглоданный череп, Девятой могучей волной, Вдруг вынесет утром на остров С зазубренной черной скалой. «Задохнешься в толчее житейской…»
Задохнешься в толчее житейской, Упадешь и, кажется, — не встать. Почему-то остров тот, Эгейский, Я тогда стараюсь вспоминать. На щеках — невысохшие слезы, В голове — машины мерный шум, А во рту, благоухая розой, Тает розовый рахат-лукум. Солнце!.. Ветер!.. Камень серый, дикий. Смоквы сизые. Табак в тюках. Ослика рыдающие крики, А погонщик — важный патриарх. И сияла, драгоценной рамой, Нежная Эгейская лазурь… Вспомнишь — и затянутся бальзамом Все царапины от новых бурь. С Гумилевым «Я конквистадор в панцире железном…» Н. Гумилёв Хорошо от шума городского, От забот, от пыли — хоть на час! — Взяв с собою томик Гумилева, Лечь на теплый гравий, под баркас. Улыбнуться Музе Дальних Странствий, Взявшей сразу сердце на буксир, И лететь — в чудесные пространства! В героический волшебный мир… Сердца легкие подслушать звоны, Поглядеться в сонные пруды И печаль певучую канцоны Расплескать в жасминные сады… Плыть с Колумбом в легкой каравелле, Конквистадором бродить меж гор И Суэцкого канала мелей Проходить песчаный коридор. В Африке пылающей, в закаты, Слушать топоты и рык, и вой, И, свистя, держать штурвал фрегата В ураган железною рукой! А в лесу экваторьяльном, темном, Где лианы — змеи! Яд — цветы! — Меткий дротик карлик вероломный Бросит вдруг в тебя из темноты. Заблудившийся трамвай со звоном Вдруг подхватит и помчит… в века! Ветры Генуи… Родоса бастионы… Светы, громы… И любовь-тоска! И очнешься, с сердцем, счастьем пьяным, Где там будней плесень и полынь! «В каждой луже запах океана, В каждом камне веянье пустынь»! Сонет («В разрывах пен седого океана…») В разрывах пен седого океана Пески простерли свиток золотой. Мой тихий берег, солнцем осиянный, Забвеньем дышит сонный твой покой. И всё, что мучит по ночам дурманно Я погружаю в светлый твой прибой. Святой Бригитты башня, неустанно, Тревоги гонит прочь, как часовой. А если рухнет мир златого блеска… И вновь пойду я — у судьбы на леске — Дорогой неизвестной, налегке, — Запомню все… И пены арабески, И зыбких водорослей запах резкий, И тень от крыльев птицы на песке. |
