— Расскажите мне о Карен, — повторил я.

Фриц вздохнул.

— Эта девушка, эта самая Карен Рендал, унаследовала неврозы своих родителей. Проповедовала сексуальную свободу, не считалась ни с чьим мнением, водилась с неподходящими людьми. Заводила романы со спортсменами. Неграми. Такого сорта людьми. Это я слышал от своих пациенток. Очень многие из них видели в Карен угрозу для себя, некий вызов. Как-то мне было предложено понаблюдать за ней. но я отказался.

— А кто просил вас заняться ею?

— Разумеется, Питер. В их семье это единственный разумный человек.

— Фриц, сколько абортов сделала Карен до того последнего на прошлой неделе? И кто их делал?

— Два, а кто — понятия не имею.

— Делал их, должно быть, хороший врач. Баблз сказала, что Карен отсутствовала всего полдня. По-видимому, операция была сделана очень искусно. Может, это был Питер Рендал?

— Зачем спрашивать, если сами знаете? — буркнул Фриц.

— Мне нужно подтверждение.

— Вам нужна крепкая петля на шею, вот что вам нужно. Да, это был Питер.

— А Дж. Д. знал об этом?

— Боже избави!

— А миссис Рендал знала?

— Гм. Тут я не ручаюсь.

— А о том, что Питер вообще делает аборты, Дж. Д. знает?

— Ни для кого это не секрет.

— Какая существует связь между миссис Рендал и Артом Ли?

— Вы обнаруживаете сегодня большую проницательность, — заметил Фриц. Я продолжал вопросительно смотреть на него. Фриц дважды пыхнул сигарой, и лицо его скрылось в облаке дыма, он отвернулся в сторону.

— Ах так! — сказал я. — Когда же это было?

— В прошлом году. Если мне не изменяет память, где-то около рождества.

— Дж. Д. об этом знал?

— Если вы помните, Дж. Д. в ноябре и декабре прошлого года по командировке госдепартамента находился в Индии.

— Тогда от кого же она забеременела?

— Ну, по этому поводу существуют разные предположения.

У меня снова возникло чувство, что он виляет.

— Я часто думал, — сказал Фриц, — что теперешняя миссис Рендал прекрасно могла бы быть матерью Карен, обе они по натуре своей распутные бабы.

Я закурил сигарету.

— Почему Дж. Д. женился на ней?

— Одному Богу известно… — Фриц беспомощно пожал плечами.

— Да, но давайте вернемся к Карен.

— Карен была подвержена стрессам и нервным перегрузкам, — сказал он — Поэтому у нее выработались определенные реакции — иные оборонительные, иные наступательные по отношению к образу жизни и известным ей поступкам старших. Они вызывали у нее ответную реакцию. Не могли не вызывать. В известном смысле это помогало ей обрести душевное равновесие. Не забудьте, что она была очень привязана к своей матери, первой жене Рендала. Та умерла года два назад от рака, и это было для Карен большим ударом. К отцу она более чем равнодушна. Для шестнадцатилетней девочки была страшным горем потеря близкого человека, которому она все поверяла. У нее не осталось ни близких, ни друзей, не к кому было обратиться- за помощью. По крайней мере она так считала.

— А что же Баблз и Энджела Хардинг?

Фриц спокойно посмотрел на меня:

— Вы считаете, что утопающий может спасти утопающего?

Когда я вошел в бар, там находился всего один посетитель, крупный, хорошо одетый негр. Он сидел, сгорбившись, в дальнем углу, перед ним стояла рюмка мартини. Я сел на табурет у стойки и заказал себе виски. Томпсон — бывший борец, а теперь владелец бара — сам обслуживал клиентов; рукава его рубашки были высоко закатаны, обнажая мускулистые волосатые руки.

— Вы знаете человека по имени Джордж Уилсон? — спросил я.

— Конечно, — с хмурой усмешкой сказал Томпсон.

— Скажите мне, когда он войдет, хорошо?

Томпсон кивнул на человека в дальнем углу. Негр поднял голову и улыбнулся мне. Во взгляде его сквозила насмешка, и в то же время он был явно смущен. Я подошел и пожал ему руку. Уилсон был совсем молод, под тридцать, не больше. От правого уха к шее у него шел бледный шрам, исчезавший за воротником рубашки. Взгляд был твердый и спокойный; он поправил свой красный в полоску галстук и сказал:

— Может, сядем в отдельную кабинку?

— Давайте!

По пути в кабинку Уилсон обернулся и сказал:

— Пожалуйста, Томпсон, принесите нам туда мартини и виски.

— Вы работаете в фирме Брэдфорда, да? — спросил я.

— Да. Они взяли меня на службу уже больше года назад.

Я кивнул.

— Все как полагается, — сказал Уилсон. — Мне предоставили хороший отдельный кабинет, стол секретарши стоит у моей двери, чтобы клиенты, преходя и уходя, видели меня. Ну, вы сами знаете.

Я прекрасно понимал, что он имеет в виду, и все же испытывал легкое раздражение. У меня были друзья среди молодых адвокатов, и ни один из них не получил отдельного кабинета, даже проработав в фирме несколько лет. Рассуждая объективно, этому молодому человеку повезло, но говорить ему об этом не стоило, потому что мы оба с ним знали, почему именно ему повезло, — он явился своего рода капризом судьбы, неким продуктом, на который вдруг появился спрос! Образованный негр. Перед ним открылись новые горизонты, будущее сулило многое. И все-таки он был всего лишь модной игрушкой.

— Какого рода дела вы вели?

— Главным образом налоговые. Несколько имущественных дел. Один или два гражданских процесса. Вы, конечно, понимаете, наша фирма редко берется за уголовные дела. Но я с самого начала сказал, что мне хотелось бы выступить защитником на каком-нибудь процессе. Тем не менее я никогда не ожидал, что они поручат это дело мне.

— Вам, так сказать, всучили заведомо проигранное дело.

— Возможно. — Он улыбнулся. — Во всяком случае, так они считают. Я считаю, что любое дело решается в суде, не прежде.

— Вы уже наметили план защиты?

— Я обдумываю его, — сказал Уилсон. — Придется очень много поработать, чтобы ни к чему нельзя было придраться. Потому что первое, что увидят присяжные, это нахального негра, защищающего врача-китайца, который делает криминальные аборты, а такое им едва ли придется по вкусу.

Я потягивал виски.

— С другой стороны, — сказал Уилсон, — для меня это прекрасный шанс.

— В том случае, если вы выиграете дело.

— А я намерен его выиграть, — спокойно произнес Уилсон.

Мне вдруг подумалось, что Брадфорд, какими бы соображениями он ни руководствовался, принял весьма мудрое решение, поручая ведение этого дела Уилсону.

— Вы говорили с Артом?

— Сегодня утром.

— И какое у вас впечатление?

— Невиновен. Я в этом убежден.

— Почему?

— Я в нем разобрался, — сказал Уилсон.

За вторым стаканом виски я рассказал Уилсону, что мне удалось сделать за эти дни. Уилсон молча слушал меня, ни разу не перебил, хотя время от времени делал пометки в блокноте. Когда я кончил, он сказал:

— Вы избавили меня от массы хлопот.

— Каким образом?

— Из всего вами сказанного следует, что дело можно прекратить. Мы сумеем бед особого труда добиться освобождения доктора Ли.

— На том основании, что Карен Рендал не была беременна?

Он покачал головой.

В различных судебных процессах, между прочим и в процессе «Штат Массачусетс против Тейлора», выносилось решение, что наличие беременности является не столь уж существенным. Не имеет значения и тот факт, что плод был мертв еще до совершения аборта.

— Иными словами то, что Карен не была беременна, ровно ничего не меняет?

— Именно.

— Но разве это не является доказательством того, что операцию делал непрофессионал, человек, который не потрудился перед абортом сделать анализ? Арт никогда не стал бы делать операцию без всех анализов.

— И вы собираетесь на этом строить защиту? Указать на то, что доктор Ли слишком опытный подпольный акушер, чтобы допустить такую оплошность?

Мне стало досадно.

— Послушайте, — сказал Уилсон, — нельзя строить защиту, исходя из личных качеств обвиняемого. — Он перелистал свой блокнот. — Разрешите мне бегло обрисовать вам положение дел с юридической точки зрения. В 1845 году законодательные органы штата Массачусетс приняли закон, согласно которому аборт, совершенный любым способом, рассматривается как преступление. Если пациентка остается жива, человек, совершивший его, приговаривается к тюремному заключению сроком до семи лет; если же пациентка умирает, срок заключения колеблется от пяти до двадцати лет. С тех пор в закон были внесены кое-какие поправки. Несколько лет спустя было решено, что аборт, произведенный ради спасения жизни матери, не считается противозаконным актом. К данному случаю это не относится. Позднейшая поправка, внесенная в закон и нашедшая отражение в процессе «Штат Массачусетс против Виера», гласит, что преднамеренное использование любого инструмента с определенной целью уже преступление, даже если нет доказательств, что результатом явился выкидыш или смерть пациентки. Вот эта поправка может иметь важное значение. В том случае, если обвинение сделает попытку — в чем я не сомневаюсь — доказать, что доктор Ли в течение многих лет занимался криминальными абортами, то вслед за этим оно попытается доказать, что отсутствие прямых улик еще недостаточное основание для оправдания Ли.