Кони Клодта («На тревожном небосклоне…») На тревожном небосклоне Липы светлые в цвету. Где ж теперь вы, наши кони, Кони Клодта на мосту? Помню, блеск живой и влажный, Кожи трепет огневой… Где вы, четверо отважных, — Не укрыты ль под землёй? Или там, в палящем пепле, Заметая смелый след, Гривы бронзовые треплет Вихрь сражений и побед? Не в рядах ли наших танков Сказочный ваятель Клодт Вас от берегов Фонтанки Рейн форсировать пошлёт? Но бессмертно совершенство — В том, задуманном году На гранитный постамент свой Снова статуи взойдут. И к узорчатой ограде На заре счастливых дней Я опять приду погладить Наших трепетных коней. Огородницы К нам капуста забежала в сад — Вон, стоит на толстой крепкой ножке. Франтоватый, завитой салат В пары встал вдоль солнечной дорожки. Лук зелёный тянется стрелой, Налилась, как яблоко, редиска, И укроп над репкой молодой Раскрывает зонтик золотистый. Усиками шевелит горох, Он всё тот же, как бывало в детстве. Вот наш ленинградский огород, А Нева и сфинксы — по соседству. Отпускник, весёлый лейтенант, Выйдя на трамвайную площадку, Улыбнётся и помашет нам — Мы в саду работаем так жадно. Если же он спрыгнет на ходу, Не дождавшись близкой остановки. Я ему на грядке той найду Самую хорошую морковку. Он морковку с хрустом погрызёт И расскажет после, там, на фронте: — Ленинградки наши огород Посадили у Невы, напротив! Осень На цыпочки кленовый лист Привстал и кружится, И звёзды хрупкие зажглись На белой лужице. От пушек, стонущих порой, Наш дом качается, Но как всегда твоей игрой Мой день кончается. Из окон тихо пролилась Соната Лунная… И Левитан прочёл приказ Войскам Федюнинским. На балконе Я помню отлично — на этом балконе Старушка сидела в качалке плетёной. Сверкали на солнце весёлые спицы. Внучатам вязала она рукавицы. И вился по стенке горошек капризный, А кот ярко-рыжий гулял по карнизам, Как франт, шевелил золотыми усами, Любуясь летающими голубями. Но фронт приближался. Ощерившись грозно, Фасад приютил пулемётные гнёзда, И плотно закрыты балконные двери, А в смерть той старушки не хочется верить. Фантазия, верно, простится поэту: Мне кажется, там она, в комнатке этой, За тусклым оконцем с фанерной заплатой, И что-нибудь тёплое вяжет солдатам. Блестят при коптилке проворные спицы, И кот ещё жив тот, ведь может случиться! Она свой паёк с ним, наверное, делит, И спит он в ногах у неё на постели. Но снова, окутан оранжевой дымкой, Собор наш снимает свою невидимку, И всходят на мост наши Клодтовы кони, Распахнута дверь на знакомом балконе. И вышла старушка с работой под мышкой, Седая совсем, точно белая мышка. Садится в качалку — и та уцелела! А кот ярко-рыжий скучает без дела: Ещё не сверкает в полёте фигурном Над улицей мирной серебряный турман. Салют О первый взрыв салюта над Невой! Среди толпы стоят у сфинксов двое: Один из них незрячий, а другой Оглох, контуженый на поле боя. Над нами залпы щёлкают бичом, И всё дрожит от музыки и света. Зелёные и красные ракеты Павлиньим распускаются хвостом. То корабли военные, линкоры Палят в честь нас и в честь самих себя. Свою победу торжествует город, И не снаряды в воздухе свистят. Нет, мир вокруг такой прекрасный, звонкий, Что хочется нам каждого обнять… А дети на руках, раскрыв глазёнки, Огни ракет пытаются поймать. Казалось, ёлка в новогодних блёстках Повисла над ликующей рекой… Так в эту ночь слепой — увидел звёзды, И гимн победе услыхал глухой. Цикл «Полярная звезда. Триолеты» (1941–1964) I Содержание и форма Я смею думать, что он кстати, Давно написанный дневник. Ещё порой земля в раскате Тревог и бурь. Дневник мой кстати: Он в настоящее проник, В нём предсказанье о закате Всего, что против нас… Не кстати ль Отредактировать дневник? Как рондо в музыке, повтор В коротком чётком триолете. Как шапка броская в газете, Умело выбранный повтор Штрихи важнейшие отметит. Но с формой я вступаю в спор, Обыгрывая свой повтор В мной обновлённом триолете. |
