— Кажется, в третьем шкафу... Не слышите?

— Наверное, вызов по рации.

Хорошо еще, что я могу сам решать, как поступать в этой неожиданной ситуации. С самострелом в левой руке и «узи» в правой я на затекших ногах поднялся по лестнице. Шмыгая носом, подумал: интересно, что я почувствую, если хлопну ее по голому заду, не прикрытому юбкой?

«Крот слушает. Прием».

«Говорит Сэнгоку. Чрезвычайное положение. Вы меня слышите? Вы свободны? Прием».

«Что значит «Вы свободны?» Это я тебя разыскиваю. Прием».

«Поговорим лучше при встрече. Прием».

«Не валяй дурака. Прием».

«Я, как-никак, представитель «отряда повстанцев». Если нас подслушают, неприятностей не оберешься. Прием».

«Канал проверен. Прием».

«Труп. Мне поручено избавиться от трупа. Если кто-нибудь узнает, плохо вам будет. Прием».

«Труп? Я знал этого человека? Преступник найден? Прием».

«Нужно встретиться. Согласны? Прием».

Женщина прошептала мне на ухо:

— Ни в коем случае, а то втянет вас в свои грязные дела, ни в коем случае. Может, это вообще ловушка.

Я сел на подлокотник дивана, а женщина оперлась коленом о тот же подлокотник и прижалась ко мне. Я обернулся, наши взгляды встретились. Голос из рации продолжал вызывать:

«Алло, ответственный за яму. Прием... У вас кто-то есть? Прием».

Женщина, улыбнувшись, показала язык.

«Откуда? Прием».

«Дело-то стоящее. Работа есть работа, и, судя по состоявшемуся разговору, цену можно заломить немалую. «Отряд повстанцев» хотел было вести переговоры непосредственно с вами. Вы, конечно, не захотите с ними встречаться. Я им это объяснил, и мы, в общем, договорились. Но если вы, Крот-сан, промедлите, представитель «отряда» прибудет к вам сам. Прием».

«Кто же этот представитель? Ну конечно же, мой, так называемый, папаша. Прием».

«Тогда встретьтесь со мной. Должен, правда, сказать, что Тупой Кабан-сан не такой дурной человек, каким вы его считаете. Прием».

«Не трать попусту слов. Неужели этот тип и вправду дошел до того, что убил человека? Прием».

«Никто этого не говорит. Прием».

«Значит, и тебе нельзя верить: ты поддерживаешь Тупого Кабана. Прием».

«Как директор КУОО я — за реалистический подход к торговым операциям, только и всего. А в вашем конфликте я соблюдаю нейтралитет. Не доходите в своем «кротизме» до абсурда. Прием».

«Пока труп не протух, из него можно сделать жаркое и устроить славную вечеринку. Прием».

«Создавшееся положение не так безопасно, как вам кажется. Лучше, если вы сами поговорите с господином Тупым Кабаном. Он, мне кажется, всё как следует продумал. Нужно забыть старые распри, что было, то быльем поросло, — после пятилетней разлуки снова встретятся отец и сын, что в этом плохого? Прошу вас, прислушайтесь к совету друга. Прием».

«Вижу, что я ошибся в тебе. Едва не вручил ключ. Возможно, ты о нем вообще ничего не знаешь... Нет, скорее всего, знаешь... Ключ, позволяющий свободно входить сюда... Но теперь, сдается мне, этого делать не стоит. Скажи, не ты являлся сюда, не ты шнырял здесь, как крыса? Прием».

— Не раскрывайте карт. — Теперь женщина шлепнула меня по заду.

«Мне кажется, вы заблуждаетесь. Я нахожусь в безвыходном положении: и вы, и Тупой Кабан-сан одинаково не доверяете мне. Прием».

«Никакой встречи, никаких разговоров не будет. Всё. Тонкетч».

«Подождите, от них так просто не отделаться. Я боюсь их. Кроме того, если мы договоримся, они, кажется, готовы возобновить поставку шестивалентного хрома... Прием».

«Разговор бесполезен. Тонкетч».

«Недавно Тупой Кабан-сан поймал одного упрямого школьника и кусачками отхватил ему палец. Сначала хотел только попугать, но не смог совладать с собой и откусил. Крику было. Прием».

«Тонкетч, тонкетч».

«Вы, я смотрю, тоже упрямый, Крот-сан. Если измените решение, свяжитесь со мной, и как можно скорее, буду ждать. Тонкетч».

Я положил рацию обратно в шкаф. Женщина спросила:

— А что значит «тонкетч»?

— Словечко, которым радиолюбители заканчивают связь.

— Интересно, тонкетч.

— Отвратительное состояние. Неприятный осадок от разговора.

— Ужас. Откусить кусачками палец! Неужели человек способен на такое?

— А Сэнгоку, каков Сэнгоку...

— Но и вы тоже хороши, разве можно быть таким откровенным. Комоя-сан, я думаю, провел бы разговор ловчее.

— Целый год каждое утро я покупал у него сладкий картофель. Был постоянным клиентом. А комиссионные за шестивалентный хром — я ему аккуратнейшим образом выплачивал двадцать процентов...

— Что вы собираетесь делать? Вам не кажется, что, если оставить всё как есть, они и вправду заявятся сюда?

— Эти подонки хотят меня заманить к себе, а в качестве приманки использовали труп... чей, интересно... В общем, хотят втянуть меня в грязное дело и сделать своим сообщником.

— Не унывайте. Надо поговорить с теми двумя, внизу.

— А что проку?

— Есть прок или нет, вы решите после того, как посоветуетесь.

— Видно, не для меня такая работа — создавать коллектив.

— Какой там коллектив — всего-то четыре человека.

— Тебе известны три основных условия организации атомного убежища? Первое — обеспечение ликвидации экскрементов, второе — контроль за воздухом и температурой, третье — управление личным составом.

— Подождите, не будите их, я схожу в уборную... А когда спущу воду, они сразу же проснутся...

Неужели она собирается усесться на унитаз, завернувшись в свою купальную простыню? Немыслимо, это был бы уже верх непристойности, она, я думаю, все же оденется. Я представил себе, как перед самым моим носом, оставшись в одних трусах, она натянет юбку из красной искусственной кожи, а потом, оголившись по пояс, быстро наденет свою майку с пальмами. И я вблизи увижу следы сбритых волос под мышками, пупок. Наконец и мне удастся своими глазами наблюдать то, что дано видеть любому мужчине, живущему с женщиной. Если вдуматься, и этим счастьем я обязан тому, что построил корабль. Или просто тому, что я бесстыдная свинья?

Описав дугу, купальная простыня упала на диван. Жаль, на ней были и юбка, и майка. Я такую возможность отчасти предвидел, но все же испытал разочарование ребенка, не получившего обещанной награды. После того как женщина ушла, купальная простыня осталась валяться разломанным бубликом. Экскременты юпкетчера имеют точно такую же форму. Став на колени, я зарылся в простыню лицом. Она пахла заплесневевшим хлебом. То был запах простыни, а не женщины.

Звук льющейся струи. Треск отрываемой бумаги. Потом шум потока, разом устремившегося вниз после борьбы между водой и воздухом. Жаль, что я не спросил женщину, как ее зовут. Интересно, кто из них в самом деле болен раком — он или она?

Мужской смех, еще немного сонный. Похоже, дразнят женщину. По-моему, без меня они чувствуют себя гораздо свободнее. Мне самому тошно от своего несчастного характера. Но зато в одиночестве я веселюсь как могу, делаю что хочу. Обращаясь к каменным стенам, я пою, смеюсь, разыгрываю разные сценки... танцую, взлетая вверх легким облаком... и никогда не чувствую скуки и одиночества.

— Капитан, — послышался все еще хриплый голос продавца насекомых. — Вы, кажется, связались с теми людьми?

— Спускайтесь вниз, я приготовлю кофе, — беззаботно позвала женщина, и я наконец оторвал лицо от купальной простыни.

— Нужно быть готовыми бодрствовать до утра. — Зевнув, зазывала вдруг завопил: — Негодяи, подлые негодяи!

Делать то, что хочешь, или не делать того, чего не хочется, — звучит похоже, а какая разница между первым и вторым! Вот мне не хотелось никого из них видеть. Взяв автомат, я уселся на третьей ступеньке. Женщина около мойки молола кофе. Зазывала, устроившись на унитазе, протирал глаза. Продавец насекомых, наполовину высунувшись из спального мешка, помахал над головой зажженной сигаретой:

— Последняя, я уже превысил свою дневную норму. Мне снился такой бесконечный сон.