Зазывала с самострелом в руках застыл как вкопанный у выхода из штрека. Стрела по-прежнему торчала в самостреле, значит, он еще не выстрелил. Под капитанским мостиком лежал, как свернувшаяся гусеница, спальный мешок в синюю и красную полоску, оттуда доносилось сонное дыхание. Зазывала поставил самострел на предохранитель и гаденько хмыкнул.
— Чутье мне подсказывает, что старики из «отряда повстанцев» собираются этой ночью перейти к действиям.
— Почему?
— Так мне кажется, вот и всё. А Комоя-сан совсем раскис, разве можно столько пить?
15. Члены Союза противников Олимпийских игр носят значок в виде свиньи
На диване ничком лежала женщина, натянув на голову одеяло (к сожалению, нижняя часть тела у нее тоже была закрыта), и посапывала не хуже продавца насекомых. Зазывала уселся на каменную ступеньку посередине лестницы и, отирая ладонью углы рта, забормотал:
— Я ведь и не собирался стрелять. Правду говорю. Даже если бы случилось самое худшее, я все равно не нажал бы на спусковой крючок, ни за что не нажал бы... Я не такой буйный, как это может показаться. Это обычная хитрость... Все равно — дерьмо я, никудышный я человек. Еще ревную, а осталось-то всего каких-то полгода, и станет она ничьей. Жалко ее. Какая женщина, а? Вы так не думаете?
— Думаю. С самого начала.
— Как-то, когда я еще был с якудза[12], мне в руки попала книжка об эволюционной теории Дарвина. Вроде комикса с картинками. Благодаря этой книжке у меня появился совсем другой взгляд на жизнь. Я не буду говорить, что якудза и прочие подонки ведут борьбу за существование, рискуя головой на каждом шагу, но, так или иначе, вся их жизнь — схватка, в которой выживает наиболее приспособленный. Подонку кажется, что весь мир населен одними подонками. Они стремятся лишь к одному — вырвать друг у друга кусок. И поэтому все подонки страшно завистливы и ревнивы.
— Что такое — быть приспособленным?
— Все, кто живет на свете, — уже приспособленные. Например, если бы Комоя-сан ухитрился стащить с девочки трусы, его тоже можно было бы назвать приспособленным.
— Молодец, до всего-то ты дошел.
— При чем тут дошел — не дошел, это эволюционная теория.
— В таком случае юпкетчеру нужен совсем маленький кусок. Крохотный, величиной с него самого.
— А взять религию — она тоже не беспристрастна, существуют ведь ад и рай.
— Теперь я, кажется, понял твою мысль о том, что, если посадить на корабль только людей, заслуживающих доверия, ничего путного не выйдет.
— Чего тут не понять. Это не олимпийская деревня, и нет никакого смысла собирать здесь одних рекордсменов.
— Именно ради этого и существует Союз противников Олимпийских игр.
Кофе закипал. Поставив на край унитаза чашки, я налил в них бурую жидкость, похожую на воду, в которой мыли кисти. Зазывала обнял продавца насекомых за плечи и, приподняв, поднес к его губам обжигающе горячую чашку.
— Комоя-сан, проснитесь, сейчас еще только половина десятого. Нужно посоветоваться, проснитесь.
Продавец насекомых, чуть приоткрыв один налитый кровью глаз, отхлебнул кофе, еще крепче сжал в руках автомат и, молча покачав головой, снова улегся. Мы с зазывалой вернулись к лестнице и чего-то ждали, медленно потягивая кофе. Зазывала, зевнув, сказал:
— Неужели эти типы в самом деле перейдут к боевым действиям? Как вы думаете, Капитан, а?
— Попробуем еще раз вызвать Сэнгоку.
— Зачем?
— Косвенные улики делают его главным подозреваемым.
— Почему среди них одни старики? Неужели нет старух?
— По-моему, нет. Может быть, потому, что старухи — реалистки.
От пустого кофе забурчало в животе. Я решил сварить яйца и направился к унитазу, но тут у входа в штрек промелькнула чья-то тень. Поставив чашку, я выхватил из спального мешка продавца «узи» и бросился вперед.
— Что случилось?
— Там кто-то есть!
Одним духом слетев с лестницы, зазывала обогнал меня и побежал первым. Его фигура с самострелом на изготовку олицетворяла саму надежность.
— Как будто никого. Подъемником, кажется, тоже не пользовались. Может быть, он бежал через ту дыру? — зазывала указал на ход, ведущий во второй трюм (тот, где я предполагал устроить жилой отсек).
— Вряд ли. Там тупик... — Ну конечно, зазывала же там еще не был. Ступив в проход, я вытянул вперед руку, в которой был зажат «узи», и помахал ею. Раздался звонок. Я выключил рубильник под рельсами. — Недавно проверял. Сигнал тревоги действует исправно.
— Странно.
— Может, обман зрения... Раньше уже такие случаи бывали. Помещение огромное, а освещение слабое, соринка в глазу может показаться бог знает чем.
— Неужели и тот, кого я видел, тоже обман зрения?
— Я этого не говорю.
— Собственно, я тоже не поручусь, что мне не померещилось. В таком огромном закрытом помещении мне еще никогда не приходилось бывать, так что все возможно.
— Ты его несколько раз терял из виду, потом он опять оказывался перед тобой. Если бы это был простой обман зрения, ты бы не увидел его снова.
— Наверное... Может, в той груде поискать?
Зазывала прицелился из самострела в нагромождение старых велосипедов, прикрывающих вход в склады. Рули торчали в разные стороны, никаких следов, что кто-то проник в то помещение. Человек, знакомый с хитростями этой маскировки, должен был также знать, что там тупик. Другое дело, если он собирался воспользоваться оружейным складом. Тогда возможна и контратака. Я взвел затвор «узи» и взял автомат на изготовку. Потом установил в нужном порядке рули велосипедов, сдвинул пирамиду в сторону и осветил вход. Поручив зазывале сторожить дверь, я стал внимательно осматривать помещения одно за другим. Там никого не было.
— Значит, показалось — нервы.
— Теперь мы квиты. Я тоже вел себя тогда как последний идиот. — Зазывала погладил ствол «узи». — Хороша штука, не скажешь, что игрушечный. Нашему любителю оружия он очень нравится.
— Я же его переделал в настоящий. Если положить в патроны поменьше пороха, вполне можно вести полуавтоматическую стрельбу.
— Прошу вас, держите его на предохранителе. А то неприятностей не оберетесь.
— По теории Комоя-сан, самострел как оружие однозарядное не годится, когда сталкиваешься с превосходящими силами противника.
— Неужели все оружие, которое находится здесь, реконструировано?
— Не все, конечно, но...
— Здорово... И того, что реконструировано, хватит, наверное, на целую армию, правда, небольшую...
Зазывала оперся о спинку стула и стал с видимым волнением осматриваться по сторонам. Неужели в нем взыграла кровь при виде лежавшего вокруг оружия? Ведь он утверждал, что ненавидит насилие. Огнестрельное оружие в самом деле может стать источником серьезных неприятностей. Я запасся им против крыс, змей и приблудных собак и уже уничтожил семь крыс и одну кошку. А в борьбе с внешним врагом я возлагал надежды лишь на динамит. В случае чего, искусственный обвал защитит нас, как дверь неприступного сейфа.
— Принесу сверху спальные мешки.
— Сейчас мы находимся вот здесь, так?
Я увидел, что он глаз не отрывает от прикрепленного к стене плана. Когда я вернулся с двумя новенькими спальными мешками, зазывала, нарезав кружки из красной клейкой ленты, с видом заправского штабиста приклеивал их на карту.
— Здесь и здесь... Так, противник должен преодолеть по меньшей мере три заставы. Потом им придется спускаться по подъемнику поодиночке, повернувшись к нам спиной. Вот тут-то мы всех их запросто уничтожим.
— Если только они не нападут на нас, когда мы будем спать... Этот мешок с желтыми полосками поменьше. Для тебя.
— Лучше, может, не спать эту ночь, а покараулить.
Мы вернулись назад и расположились рядом с продавцом насекомых. Я — у самой лестницы, зазывала — между нами. Я совершенно выбился из сил, в голове будто месили тесто. Зазывала тут же вытащил из холодильника банку пива.