— Нет, их далеко не двое, — возразил Сэнгоку.

Ясно, эти двое не вся компания. Что же касается ноги, здесь уж никуда не денешься, единственный выход — продырявить трубу, и я должен заставить их сделать это. Кто знает, может быть, кратчайший путь к решению этой проблемы — установить, где находится база подростков. Я до сих пор не обнаружил их только потому, что они поселились в необследованной мной части каменоломни. Значит, юнцы могут знать дорогу к оборудованию, установленному под унитазом. Это очень вероятно. Изнутри невозможно обнаружить, какая из штолен ведет к выходу у моста Кабуто с восточной стороны каменоломни, зато снаружи она прекрасно видна. Поскольку вход в туннель находится примерно на середине обрыва, спускающегося к реке Кабуто, его до сих пор не заделали. Подростки вполне могли свить там гнездо. Раньше в том месте проходила автомобильная дорога, по которой перевозили камень, но при обвале, случившемся за несколько месяцев до прекращения работ, ее словно ножом срезало. Из штольни вырвался сжатый воздух, и гора взвыла, как дикий зверь, разбудив половину жителей города. После этого в течение двух недель по обрыву сбегал водопад, сразу ставший местной достопримечательностью. А чтобы убрать каменные глыбы, запрудившие реку, потребовалось чуть ли не четыре месяца. То ли намеренно, то ли из-за ошибки в расчетах, не знаю, но промышленники, разрабатывавшие каменоломню со стороны мандариновой рощи, нарушили договоренность о разделе участков и, вклинившись в разработки, которые велись с восточной стороны, разрушили опоры, удерживавшие своды штолен. Со стороны города Кабуто на противоположной стороне реки можно различить вход, слегка прикрытый кустами папоротника и дикого винограда, но он не бросается в глаза, потому что легко выветриваемый камень посерел и неотличим от грунта. Если посмотреть в сильный бинокль, то видно, что вход в штольню засыпан каменными осколками, как после взрыва. Среди камней можно увидеть и следы, оставленные людьми. Консервные банки, пачки от сигарет, скомканные бумажные салфетки, похожие на медуз, старые журналы...

— Какое там двое, — повторил Сэнгоку. — Уже три дня продолжаются стычки. Этой ночью предстоит решающее сражение.

— Несмотря на то, что командир отряда убит и валяется вот здесь? — Женщина, точно что-то вспомнив, взялась пальцами за нос и выставила вперед подбородок. — Кто с кем будет сражаться? От кого сломя голову бежали эти двое ребят?

— Хотя командир сменился, операция продолжается. Старики тоже горят желанием воевать. — В голосе Сэнгоку чувствовалось беспокойство. Мне показалось, что в его словах таится какой-то подвох.

— Глупости, мне до этого дела нет. — Зазывала, вздохнув, перевел взгляд с тюка на меня. — Может, плюнем на все и вызовем врача?

Сэнгоку рассмеялся, не скрывая издевки. Зазывала набросился на него:

— Что тут смешного?

— И не интересно узнать, из-за чего война?

— Я говорю о враче.

— Какой врач пойдет в такое время?

— Так что за война?

— Готов поспорить, что вы примете в ней участие.

— Примем, — хмуро сказала женщина, но тут же на ее лице появилась профессиональная улыбка. — Такая уж у нас профессия. Интересно или нет — это уже другой вопрос. Да чего там — мы же зазывалы. Если нужны наши услуги — пожалуйста, в любое время.

— Мне не нравится такая позиция. — Сэнгоку откинулся назад. — Необходимое условие совместной жизни — стремиться понять друг друга, даже если и возникают разногласия. Вот я, например, прежде чем предъявлять претензии Капитану, поблагодарю его за то, что он так долго покупал у меня сладкий картофель, и постараюсь понять, почему он не удостаивает меня своим доверием.

— Ух, молодец какой. — Зазывала громко проглотил слюну и щелкнул языком. — Где уж мне, зазывале несчастному.

— Я не в том смысле, — стал оправдываться сбитый с толку Сэнгоку. — Я тоже много раз оказывал подобные услуги: тот, кто агитирует за кандидата на выборах, в общем-то, такой же зазывала.

— Так что вы хотите сказать?

— Следует признать, что в задачи «отряда повстанцев» входит и делать людей чище. Несомненно и то, что банда подростков, именующая себя «Грозой дорог», доставляет людям одни только неприятности.

— Что это еще за «Гроза дорог»?

— Смешное название, не правда ли? В нем чувствуется вызов. «Повстанцы» прокалывают шины их мотоциклов.

— Комоя-сан никогда не пойдет на то, чтобы затеять такую войну, — возразил я, потирая ногу под коленом. Какую бы привязанность бывший солдат сил самообороны ни питал к огнестрельному оружию, он по натуре умный циник, верящий лишь в сиюминутную выгоду. Для мошеннических операций, требующих длительной и целеустремленной подготовки, он не годится. Эх, если бы поймать хоть одного из этих мальчишек...

— Теперь у Комоя-сан золотой значок и три нашивки.

— Ну что ж, он обожает командовать. И старичкам, наверное, хочет помочь.

— Я считаю, что Комоя-сан делает это от чистого сердца, — сказал Сэнгоку.

— А почему, собственно, это так тебя беспокоит?

— Беспокоит, и всё тут.

— Конечно, эти самые мальчишки, которых называют «Грозой дорог», — отбросы. Впрочем, точно так же, как старики из «отряда повстанцев». А еще сами делят людей на «отбросы» и «неотбросы» — терпеть таких не могу. Я старательно изучил теорию эволюции. — На лице зазывалы промелькнула улыбка, словно он подшучивал над собой. — Как известно, отбросы в конце концов становятся удобрениями для растений.

Нога стала дергаться в такт биению пульса. Боль становилась все острее, словно ножом срезали кожу. Опасный симптом. Даже если до смерти боишься зубного врача, понесешься к нему как миленький, когда прихватит зубная боль. Вытащите мне ногу — хоть клещами! Если боль и дальше будет усиливаться, я, наверное, соглашусь, чтобы ее отрезали.

— Если со мной что-нибудь случится, самый подходящий капитан — ты.

— Я — капитан? — Зазывала сморщил лицо в подобии улыбки. — Вы что-то путаете. Если я стану капитаном, корабль придется назвать «Зазывала». Смешно. Без компаса, без морских карт. И будет такой кораблик только вид делать, что плывет, на самом деле и не собираясь трогаться с места.

— У меня у самого нет никакого компаса. — Нога продолжала отекать. — Если удастся схватить хотя бы одного мальчишку, нужно будет устроить ему хороший допрос. Вдруг им известно что-нибудь о проходе, который ведет в помещение под унитазом...

— Может, эти двое где-то поблизости, там, снаружи... — Женщина положила самострел на колени и тронула пальцами тетиву.

— Ничего, думаю, не выйдет, вряд ли они настолько хорошо знают каменоломню, — сказал Сэнгоку. — Им удалось так далеко проникнуть в нее лишь два-три дня назад, и то, спасаясь от преследователей... Видите ли, на самом деле цель «отряда повстанцев» совсем другая — охота на школьниц.

— Что это значит?

— То и значит: охота на школьниц...

Тут мы все посмотрели на железную дверь в конце лестницы. Женщина застыла с самострелом в руках в трех шагах от унитаза. Зазывала, собиравшийся сесть на нижнюю ступеньку, так и замер, чуть пригнувшись и ухватившись рукой за опору, а Сэнгоку оперся плечом о стену у мойки. Каждый пытался вникнуть в смысл потрясших нас слов «охота на школьниц». Прежде чем поймать прячущихся за железной дверью мальчишек и вытрясти из них все, что им известно, надо было уяснить себе значение этих слов. Ошеломленные, мы и не заметили, как в проходе, ведущем в машинный трюм, появился человек.

— Прошу прощения.

Он вел себя совсем иначе, чем те двое, но, без сомнения, тоже принадлежал к группе «Гроза дорог»: волосы торчком, наполовину выкрашены в рыжий цвет — такой же сухой сучок, но чуть потолще. Женщина взяла самострел на изготовку. Сухой Сучок шнырял обеспокоенным взглядом по всему трюму. По-видимому, ничто не вызвало у него особого интереса.

— Прошу прощения.

Он низко поклонился Сэнгоку как знакомому. Тот помахал в ответ рукой, но явно испытывал некоторую неловкость.