«Глас Бога в древней Иудее…» Глас Бога в древней Иудее Слыхал и пастырь, и пророк. Куст загорался, пламенея, И знал Мойсей, что это Бог. И я молила Провиденье, Да ниспошлет душе моей На миг единый ощущенье Безмерной светлости своей! Как свой огонь пещерный житель, Я этот миг бы сберегла И Богу в светлую обитель В годину смерти отдала. 1953 ЭЛЕГИЯ Куда идти? Кому молиться, К ногам кого в слезах припасть? Как пережить, как перебиться, Перетерпеть злых дней напасть? Теряю с каждым днем веселость, Своей судьбы не узнаю, С тупым упорством трачу молодость В служенье косном бытию. А годы смотрят вновь сурово. Напрасно счастие зову: Оливовая ветвь в клюву У голубя залита кровью! Кто примет души с поля мертвых? Кто смочит раненым уста? И чье бесстрастие простерто Над телом распятым Христа? Стою перед закрытой дверью, Своей судьбы не узнаю… Куда пойду, кому поверю, С кем разделю печаль свою? 1950 КУДА ИДТИ? Куда идти? К Спасителю Христу, Распятому за нас при Понтии Пилате. Три страшных дня… но вот уже несут Благую весть апостолы и братья: Христос воскрес! Упасть к его ногам, Забыв и ложный стыд и меру, И знать, что никому уж не отдам Воскресшую из пепла веру. За вечный дар божественной любви, За дар бессмертья, купленного кровью, Спасителю, прими мои хвалы, Прими мои скупые славословья! 1969 МАРИЯ Христос идет и щедрыми руками Целит, благословляет и дает. А мать его, кротчайшая из жен, Лишь тем славна меж нами, Что матерью была его. У матери младенец на руках, И руки связаны священной клажей: Она легка, как белый пух лебяжий, Она томит, как беспричинный страх… «Тебя три дня мы ищем. Мать всё плачет, Вся истомилась, нет на ней лица!» «Мне место в доме моего отца», – Им отвечает терпеливо мальчик. Мария – мать. Младенец на руках – Блаженное, томительное бремя… Остановись, остановись, о время! Повремени, предчувствий горьких страх! 1969 СТИХИ РАЗНЫХ ЛЕТ КИЕВ Зачем не твоя, о Киев, Стремительная весна Навеяла мне впервые Влюбленные бредни сна? Весна… Разве вёсны такие Бывают на Западе, тут? Спит зимнею спячкой Киев, А к утру весна: бегут. Летят, спотыкаясь, кубарем К Крещатику вниз ручьи, На улицах снег неубранный В тенях голубых журчит. Потоки, грязней, чем с фабрики, С восторгом несут зараз На бурых волнах кораблики И с улиц весенних грязь. Проспавшись, громкоголосые, Под толщею снеговой, Христосуются с колесами Булыжники мостовой. И весь этот шум, этот рокот, Всё к небу, всё ввысь, как хвала, Всё к тверди, где в синих потоках Полощутся колокола… 1935 НА СМЕРТЬ Н.ГРОНСКОГО Смерть по выбору, смерть не на плахе, В взмахе юности светел и чист, Как к причастию, в белой рубахе Умирает в горах альпинист. И пилот, с высоты самолета Обрываясь… Там синяя твердь И последнее счастье полета – Может быть – побежденная смерть. О, поэт, так ли мнил ты последнюю встречу? Город, сутолочь, шум, поворот… И внезапно, и навзничь – убит, изувечен В подземелье, в парижском метро! Или смерть, как любовь – тот же жребий? Не дано – и не должно нам сметь – Даже этой утехи последней – Выбирать по плечу себе смерть? 1936 «Ты шел дерзновенной эмблемой отваги…» Ты шел дерзновенной эмблемой отваги, Корабль, сквозь дни и века, И груды упругой и вспененной влаги Твои разрезали бока. Твои паруса напрягали муссоны, Их рвал налегающий шквал… А солнечным утром из Лиссабона, Упрямый, ты вновь отплывал. И снова дул ветер, шальной и раскосый, Гнул мачты и гнал паруса, Трепал увлажненные брызгами космы, Репенилось море, и знали матросы, Что им не вернуться назад. 1936 |
