«Без упрека… Покорно… Но пойми же — навеки, навеки…» Без упрека… Покорно… Но пойми же — навеки, навеки!.. И, как облак, растаяв в голубой колыбели зари, Где смежают светила величавые бледные веки, И дрожат их ресницы, и доносится голос: — Умри!.. — Без упрека… Покорно… Как прохладен заоблачный воздух! Как безветренно сердце! И как близок, как близок твой час!.. И текут по ланитам золотые падучие звезды, И скорбит бесконечность в мириадах заплаканных глаз. Ноябрь 1. «И тогда в холодную могилу…» И тогда в холодную могилу Опустили солнце, и тогда Ветер пел гнусаво и уныло Над хрустальным зеркалом пруда. И тогда, содрав с себя одежды, Охал дуб, молясь за упокой, И, простясь с последнею надеждой, Ввысь грозился старческой рукой. И тогда луна не восходила, И тогда по зябнущим полям, Чуть виясь, из звездного кадила Голубой курился фимиам. 2. «Ни к чему!.. Напрасно!.. Невозможно!..» Ни к чему!.. Напрасно!.. Невозможно!.. Но душа не хочет этих слов, Этих слез надломленности ложной! И закат по-новому суров. Облака, скрывающие звезды, Скрыть не могут вестников благих. Свод высок, хрустален горный воздух, И прибой торжественен и тих. Как песок в прилива час прекрасный Зыбью строк исчерчена тетрадь. Мир поет. Молитвы не напрасны. И душа не хочет умирать. «Что-то душой забыто…» Что-то душой забыто, Только не знаю — что, А все, что ей открыто, Все это — не то, не то… Увы!.. Позабыто что-то, Да как догадаться — что! Никто не поймет заботы. Заботы моей, никто! Может быть, ангел нежный Коснулся души во сне… Может быть, ветр прибрежный В дверь постучал ко мне… Может быть, все, что было, Может быть, все, что есть… Вот и ловлю уныло Дрогнувшим сердцем весть. Да, что-то душой забыто, Только не знаю — что, А все, что ей открыто, Все это не то, не то… «Разуверение… На бездыханном лоне…» Разуверение… На бездыханном лоне Безвольной бабочкой свисают паруса. Слагаются в ладью покорные ладони. В потупленных глазах вечерняя роса. Как долго плыли мы к изменчивой Авроре! Как много призраков в неверной глубине! Но сердце сетует. Его снедает горе По том утерянном, по том ушедшем дне. Увы!.. Поверьте же, что молодость обманна, Что поздней осенью правдивей зреет стих, И есть в Послании седого Иоанна Три слова Вечности. Вы помните ли их!.. ЖАТВА. Третья книга стихов. (Париж, 1953)
Анна Белоцветова. Предисловие Нежит жемчужина взор претворенною в радость печалью, Жен озаряет земных матовым блеском любви. Но лучезарней стократ переливы страданья людского, Но ожерелье из слез носит Царица Небес. (Из «Шелеста») Ушел из жизни большой поэт. «Он пролетал через жизнь», — сказал о нем один критик. Вернее, пролетел. Но пролетел он не как бездушный фейерверк, а — с большим певучим сердцем, отзывавшимся на всю боль нашего разорванного мира. Он пел, как Орфей в преисподней. «Его стихи завораживают», — говорил один знаток русской поэзии, ставя Николая Николаевича в ряд русских классиков. И не он один. Это завораживание поэтическим словом пережили в большей или меньшей мере все слышавшие поэта. Но орфизм его поэзии не был языческим: он рождался из подлинно христианского истока, он был современным в лучшем смысле этого слова и потому звал в будущее. Отсюда поражавшая иных чистота его поэзии. И поэт Божьей милостью сознавал, откуда его Дарование, и не искал для себя славы. В этом — секрет его «шапки-невидимки», в которой он, поэт и философ, прошел по жизни, прошел, уязвленный всеми проблемами времени и вечности. Поэтому и темы его поэзии вечны: Бог, смерть, любовь. Это трезвучие слышно как в изысканнейших формах его поэтического слова, так и в предельной простоте выражения его последних стихов. Пророческим оказалось стихотворение: «Я боюсь, что яблоновым цветом»: лебединая душа поэта действительно отлетела «не осенью, не летом, А под всплеск весенних белых клавиш», «В час, когда неотразимо нежен Этот мир в сиянье непорочном»… «В дубовом иль просто сосновом?..» В дубовом иль просто сосновом? О, сердце, не все ли равно!.. Возможно ль беспомощным словом Объять, что душе суждено, Возможно ли смертным помыслить О том, что случится потом! Возможно ли звезды исчислить, Постичь серафический гром!.. Возможно ли твари ничтожной Вступить на тот огненный путь!.. Одно только сердцу возможно: Пропеть и навеки уснуть. «Грусть, широкая как Волга…» Грусть, широкая как Волга… Все мы смертны. Ну, так что ж!.. Слишком горестно и долго Все о смерти ты поешь. Посмотри, как над равниной Занимается заря! Посмотри, как журавлиный Пояс кружится, паря! Счастлив будь, как эти птицы! Вместе с ними улети!.. Хорошо порой грустится, Хорошо дремать в пути. Хорошо играть в мажоре, Хорошо любить и сметь. Да, но как же наше горе?.. Да, но как же, как же смерть?.. |