Вкус у напитков из «Поместья „Розмэри“» был насыщенный, но не тяжелый; этот шираз вызывал приятное возбуждение и значительно улучшал настроение. Его густой виноградный аромат хорошо сочетался с пряными блюдами вроде тех, что готовила Джесси. Благодаря ярко-рубиновому оттенку вино отлично смотрелось в бокале. Оно легко усваивалось, и каждая гостья могла спокойно выпить за ужином минимум два бокала, не беспокоясь о последствиях. Не исключая возможности, что они управятся со всеми тремя бутылками, Джесси припасла и свою «фирменную бурду»: громадную бутыль убийственно дешевого напитка под названием «Эль-Конквистадор», являющего собой смесь чилийских и американских вин. Но, опять-таки, это «горючее» понадобилось бы только в том случае, если бы подруги слишком быстро покончили с ширазом.
— Ну и как? — хором спросили друг у друга Нина и Джесси.
— А вот так, — хором же ответили они на этот вопрос.
Обе расхохотались — громко, почти истерически, взбудораженные синхронностью своих реакций.
— Значит, ты тоже? — спросила Джесси.
Между подругами возникала своего рода телепатия, когда дело касалось удовольствий или страданий, испытанных обеими. Вот и сейчас Джесси чувствовала, что Нина тоже пережила сексуальное приключение после долгого перерыва.
— Ты влюбилась, — шутливо-обвинительным тоном сказала Нина.
Джесси снова порозовела. Неудивительно, что в коммерции именно розовый избран «цветом женственности». От колыбели к подростковым шмоткам, от куклы Барби к румянцу тридцатидевятилетней женщины — есть о чем поразмышлять в связи с розовым цветом.
— Нет, ты… — уклонилась от ответа Джесси, подливая себе вина и делая глубокий вдох.
Какой-то инстинкт заставлял ее молчать, хотя признание было готово соскочить у нее с языка. Быть может, пока не стоит об этом распространяться или надо хотя бы подождать восьми часов, когда он должен позвонить. Возможно, существует некая таинственная связь между Джесси и этим далеким, но в то же время таким близким человеком, и эта связь может порваться, если заговорить о ней раньше времени.
«Пусть он сперва позвонит, — решила Джесси, — а уж потом я, может быть, расскажу всем…»
— Нет, ты, — повторила она.
Нина обернулась к ней с ножом в руке (она как раз собиралась разрезать очередной помидор).
— А хочешь, я сделаю гренки? — предложила она, словно бы стараясь сменить тему.
«Интересно, — подумала Джесси, — значит, Нина тоже колеблется?»
— Спасибо, но, боюсь, на это не хватит времени, — отклонила предложение Джесси. — Через пару минут все уже будут в сборе…
— Но что еще мне сделать?.. Я хочу помочь… Может, спагетти?
— Спагетти? Зачем? У меня картошка.
Женщины засмеялись: они обе отдавали предпочтение углеводам и нисколько этого не стеснялись. В те времена, когда Нина еще не испытывала проблем с лишним весом, она могла приготовить пиццу, украшенную спагетти, и подать ее с чесночным хлебом.
— Хочешь резать овощи или раскладывать карточки? — спросила Джесси.
— Карточки? А почему так официально?
У Джесси екнуло сердце. Им нужно побеседовать о Марте, причем как можно быстрее, до прихода остальных.
— Понимаешь… — начала она, невольно понизив голос.
У Джесси развилась своеобразная мания: когда она заводила речь о Марте, ей казалось, что та может ее услышать. Как подозревала Джесси, Марта догадывалась и о том, что подруги не подходят к телефону, услышав на автоответчике ее голос. Джесси считала Марту всесильной, этаким «всевидящим оком», а потому допускала, что у той есть специальные передатчики, способные улавливать разговор, происходящий на другом конце города. Джесси с подозрением покосилась на телефон — округлую белую коробку, прикрепленную к кухонной стене. У телефона была функция громкой связи, и прорези его «рта» тоже напоминали о Марте, вечно держащей ухо востро, вынюхивающей подробности и выбалтывающей секреты.
— Мне пришлось пригласить Марту… — продолжала Джесси.
— А то она бы обиделась, — закончила фразу Нина.
Джесси заметила, что Нина перерывает кухонные ящики в поисках более острого ножа. Джесси знала: ножи у нее ни к черту — ни одного хорошего, наточенного лезвия. Подруги всегда жаловались на это, если им доводилось что-нибудь резать у нее на кухне. Она и сама проклинала свою бесхозяйственность, когда сдирала мякоть с куриных костей, превращая мясо в неаппетитные клочья. Джесси понаблюдала, как Нина выбирает между огромным ножом мясника, набором дешевых ножиков для мяса и тесаком. В итоге ей пришлось счищать кожуру с огурца зазубренным ножиком, поскольку специального прибора для чистки овощей у Джесси не оказалось.
— Марта испортит нам весь праздник, — проворчала Нина.
Тогда Джесси открыла ей свой план:
— Она придет, но ненадолго.
Джесси испытывала легкий стыд, раскрывая свои карты, но в то же время понимала, что план хороший, — во всяком случае других способов спасти эту вечеринку просто не было. Она призналась Нине, что специально выбрала вечер, когда Марта ужасно занята: именно сегодня она пригласила Дональда на ужин в честь дня его рождения.
— Таким образом, — подытожила она, — Марта появится, но тут же уедет…
Обеих подруг восхитила одна деталь: Марта забронировала столик одиннадцать месяцев назад. Ей придется уйти отсюда не позднее 19.30, иначе ее бронь полетит в тартарары… Если же Клер опоздает (а она почти всегда опаздывает), то есть шанс, что они с Мартой вообще не встретятся.
Нина признала, что Джесси разработала отличную, просто виртуозную стратегию. Она посмотрела на цыплят и пересчитала их: пять штук. Выходит, Джесси даже не рассчитывала на Марту. Нина почувствовала, что у нее в самом деле текут слюнки: ей казалось, что ощущает на вкус аромат, исходивший от цыплят. Впрочем, все равно получалось, что один цыпленок лишний: Нина есть не собиралась, а Марта вообще не могла остаться на ужин.
— Ты прекрасная хозяйка, — сказала Нина.
«Хозяйка», — повторила про себя Джесси и вдруг подумала о подчеркнутой «женственности» этого существительного. О женщине могут сказать «врач» или «педагог», но никогда не скажут «хозяин» — только «хозяйка». А еще у Джесси почему-то промелькнула мысль, что это слово рифмуется со словом «негодяйка». Есть ли тут какая-то связь? Может быть, «хозяйка-негодяйка» подсыпала яду в закуски? Подмешала отраву в тушеные овощи?
Подруги подошли ближе друг к другу, как будто в просторном помещении бывшего чердака кто-то мог их подслушать. Нарезая овощи и обсуждая план вечера, они склонили головы друг к другу, и на их крашеных каштановых волосах заплясали едва заметные лиловые искорки света, льющегося из бывших фабричных светильников.
Джесси осталась довольна собственной задумкой: они могли достичь своей цели, пощадив самолюбие Марты. Если бы они вообще не позвали ее на вечеринку, это было бы объявлением войны. Но им вовсе не хотелось будить лихо и испытывать на себе воздействие так называемого «эффекта Марты».
— Блеф… — пояснила Джесси, доставая карточки, надписанные ее лучшим почерком, гелиевой ручкой с золотыми чернилами: Клер, Лисбет, Сью Кэрол, Нина, Джесси и Марта.
Они прыснули, положив карточку с надписью Марта на самое видное место — так, чтобы Марта, взглянув на стол, ничего не заподозрила… Джесси и Нина проверили, все ли в порядке на столе. Обе подруги то и дело прихлебывали красное вино; они уже чувствовали воздействие алкоголя, и их нынешнее возбуждение привело к ошибке, за которую впоследствии пришлось дорого заплатить.
— Раз она все равно не останется на ужин, давай шутки ради положим карточку Клер рядом с ее, — хихикнув, предложила Джесси.
Эта невинная шалость заставила их призадуматься.
— Слишком большой риск, — покачала головой Нина. — Стоит Марте присесть хотя бы на минуту, как она сразу откроет огонь на поражение. Она может такое ляпнуть, что Клер мало не покажется.
— Я чувствую себя виноватой, — призналась Джесси. — Мне стыдно говорить о Марте в таком духе.
