— Герцог Соммерсет, — продолжил Беннет, глядя на Филиппу, — в разговоре с глазу на глаз предложил мне не оставлять попыток найти мои дневники. Если я предам их гласности, Африканской ассоциации придется признать, что Лэнгли — обманщик.
— Что ж, это неплохо. Мне всегда нравился его светлость.
— И теперь нравится? — Беннет встал. — Я забыл, что ты вчера танцевала с ним вальс. — Приблизившись, он одной рукой обнял ее за талию, а второй взял ее руку. — Расскажи мне об этом, Филиппа.
Ее щеки предательски порозовели.
— Мы вальсировали.
Беннет прижал ее к себе и повел в танце по дорожке.
— Так?
— Именно так, только вчера еще была музыка. А как насчет…
— Как близко он прижимал тебя к себе? Так? — Ее грудь коснулась его груди. — Или так? — Теперь ее юбки путались у него под ногами.
Филиппа едва удержалась от смеха.
— Первый вариант больше соответствует действительности.
— Вот как. — Он опустил голову и потерся щекой о ее шелковистую щечку. — Я спрашивал тебя, будешь ли ты пасти со мной овец, и ты сказала, что будешь. Но я не стал спрашивать, будешь ли ты вместе со мной переправляться через покрытые туманным саваном реки и пробираться по непроходимым джунглям. Кажется, не стоит тебя спрашивать об этом. Я прав?
Филиппа отстранилась — теперь их разделяло расстояние, вполне приличное для настоящего вальса.
— Да, не стоит.
Он медленно остановился и отпустил ее руку.
— А ты будешь?
Ее сердце отчаянно забилось.
— Я… я не знаю, — наконец выговорила она дрожащим голосом. — Я бы хотела, но… правда не знаю.
Глаза Беннета потемнели.
— Спасибо за честность.
Филиппа представила себе, что сейчас он уйдет, оставив ее сожалеть о своей нерешительности, и сделает все, чтобы покинуть Англию раз и навсегда. Она сделала шаг вперед и схватила его за лацканы сюртука.
— Я сказала «не знаю», — повторила она. — Точно так же ты не знаешь, что, значит, осесть на одном месте. Не сдавайся! Не отказывайся от шанса получить то, что тебе принадлежит, Беннет. — Она потянула его за лацканы сюртука. — И от меня не отказывайся. Пожалуйста.
А он как раз собирался просить ее не отказываться от него. Беннет заключил ее в свои крепкие объятия. Этим утром он проиграл. Он честно попытался одержать верх правдой и логикой, но жадность и гордость оказались сильнее. Забавно, а ведь именно его считали дикарем.
— Я понял, что быть рядом с тобой — важнее всего остального в мире, — пробормотал он, целуя ее волосы — Поэтому, если ты пообещаешь не отказываться от меня, я с готовностью дам такое же обещание.
— Обещаю, конечно, обещаю, — всхлипнула Филиппа, уткнувшись ему в плечо.
— Тогда мы договорились. Не плачь, что-нибудь придумаем!
— Беннет, ради Бога! — раздался возмущенный голос Джека. — Отпусти ее, иначе погубишь ее репутацию!
— Уже поздно, — прошептал Беннет так тихо, что услышала только его возлюбленная. Но Джек был прав, и он нехотя отступил от девушки.
— Почему бы нам, не зайти в дом, чтобы выпить чаю? — предложила Оливия.
— Беннет не может войти, пока я не переговорю с папой, — сказала Филиппа, вытирая слезы.
— Неужели лорд Лидс узнал о твоем лазанье в окна? — полюбопытствовал Джек.
Беннет выругался про себя. Теперь он стал участником заговора четырех.
— Откуда ты об этом знаешь?
— Я упомянула, — надменно проговорила Оливия, — а Джон услышал.
— Все равно дело не в этом, — всхлипнула Филиппа и взяла Беннета под руку. — Это из-за драки.
Оливия подбоченилась.
— Я же тебе говорила, что так и будет!
Беннет расправил плечи. Прекрасно. Если Филиппа хочет, чтобы ее сестра и Джек были в курсе дела, пусть так и будет. И как бы сильно ему ни хотелось кого-нибудь отколотить, отец Филиппы был бы неудачной мишенью. Как-никак будущий родственник.
— В любом случае я не могу остаться. Завтра я везу Филиппу на прогулку, и мне необходимо купить экипаж.
— Возьми мой, — сразу предложил Джек.
— Нет. И у Соммерсета больше ничего не возьму. Отныне и впредь я намерен ухаживать, используя только свое имущество и демонстрируя только свои добродетели. Какими бы они ни были.
— Ты не должен… — шепнула Филиппа.
— Нет, должен. Если я остаюсь в Англии, мне необходима парная двухколесная коляска. Это же более цивилизованно, чем фаэтон, разве нет?
— Там хватит места для компаньонки, если ты это имеешь в виду.
— Да. — Ему предстояло позаботиться также еще о некоторых вещах. — И Джек отправляется со мной, — громко сказал он.
— Вот это выбор! Чай с двумя очаровательными юными леди или покупка телеги.
Беннет приподнял бровь.
— Ну и что ты решил? Джек горестно вздохнул:
— Я жду тебя на подъездной аллее. Ура! Мы покупаем коляску!
Беннет не смог удержаться и поцеловал Филиппу. Ее губы были теплыми и мягкими. Расставаясь с ней, он чувствовал физическую боль.
— Я поговорю с твоим отцом завтра утром, — сказал он, проигнорировав возмущенное восклицание Оливии. — Тебе незачем это делать. Я сам могу объясниться.
— Мне нравится все улаживать, — ответила она с улыбкой.
— Ладно, увидимся в одиннадцать часов. Я привезу ленч с собой.
Беннет с трудом заставил себя отвернуться и выйти из сада. Решили они что-нибудь или нет, но после этой встречи он чувствовал себя спокойнее и увереннее.
— Какого черта тебе понадобилось уводить меня от Оливии? — пожаловался Джек, когда они оказались на улице. — Ты справляешься со львами, а я — только с визитными карточками.
— Потому что ты знаешь людей, а я нет.
— А я бы предпочел выпить чаю с Оливией. Беннет искоса взглянул на друга.
— Ты ухаживаешь за Оливией уже четыре года.
— Да, почти четыре, с ее дебюта. А что?
— И ты только теперь дошел до стадии чая? Прискорбно. — Он никак не мог представить себя сидящим в стороне и наблюдающим, как другие хлыщи увиваются за Филиппой.
— Не критикуй мою стратегию только потому, что врываешься в дом, истошно вопя и размахивая голодным крокодилом. У Ливи десятки поклонников. Здесь необходима тонкость.
— А Филиппе не нужна тонкость?
— Слушай, прекрати, я тебя очень прошу. Займись кем-нибудь другим. Я люблю Флип. Как друга, конечно. Она единственная в своем роде. И у нее нет поклонников. Но я должен тебе кое-что сказать: она необычайно проницательна, и все об этом знают. Если она принимает твою сторону в споре, значит, ты этого больше заслуживаешь. Беннет удовлетворенно хмыкнул.
— Нет никакого смысла убеждать меня, что Филиппа достойна любви. И я не собираюсь использовать ее, чтобы завоевать доверие вашего проклятого общества. — Он натянул поводья и остановил Ареса. — Кстати, я ничего не имею против хорошей драки. Но не с тобой.
— Слава Богу.
— От тебя, мой друг, мне необходимо лишь одно — информация. Я хочу знать всё, что знаешь ты, относительно жизни Лэнгли в Англии.
Джек несколько мгновений пристально разглядывал друга.
— Если я правильно понял, Африканская ассоциация поддержала Лэнгли?
— Да. И без моих дневников я абсолютно ничего не смогу сделать. Поэтому я собираюсь их вернуть, — Беннет стиснул в руках поводья. — Честно говоря, я не думаю, что Филиппе есть дело до отношения общества ко мне, но ради нее мне бы хотелось быть в лучшем положении, чем сейчас.
— И тогда ты сможешь опять покинуть Англию?
— Возможно, но пока об этом рано говорить. Так ты мне поможешь, Джек?
Джек пустил Броди легким галопом.
— Да. Надеюсь, что я об этом не пожалею.
— Я тоже.
К вечеру у Беннета была коляска, лошадь и план. Если бы он поменялся местами с Лэнгли, то, безусловно, первым делом сжег бы дневники, чтобы не дать своему бывшему компаньону до них добраться. Но за три года Беннет хорошо изучил Дэвида Лэнгли. Тот был трусом и любил власть — именно поэтому почти наверняка не уничтожил дневники. В данный момент они были хорошим средством для достижения цели.
Не привлекаемый соблазном в виде дневников, Беннет Вулф не имел ни одной причины поддерживать видимость любезности. А Дэвид всегда беспокоился о сохранении красоты своей распрекрасной физиономии и о своей репутации. Если Лэнгли возглавит следующую экспедицию в Африку, он не захочет, чтобы Беннет оставался в Англии, распространяя о нем… правду. Дневники были единственной защитой, имевшейся в распоряжении его «дорогого друга».