К концу 1916 г. империя уже трещала по всем швам. В феврале 1917 г. Николай II, потерявший к тому времени все рычаги управления, отрекся от престола. После этого столь «смелого» шага развал страны и разложение армии резко усилились. Теперь недовольство низших чинов стало открытым. Офицерам стало невозможно появляться на улице в форме: с них срывали погоны и избивали. A самых отъявленных служак старого режима, еще выполнявших с рвением свои обязанности, скорее, более из садистских наклонностей характера, чем по велению долга (пример адмирала P. Н. Вирена), толпа просто растерзала на улице. На кораблях в Кронштадте и Гельсингфорсе прокатилась волна убийств.
4 марта 1917 г. в Кронштадте появился новый выборный властный орган — Кронштадтский коми- тет солдатских и рабочих депутатов. В городе началось двоевластие. Непосредственно на кораблях так- же появились выборные комитеты. 13 марта 1917 г. на «Александре II» избрали комитет, который тут же приступил к работе. Уже через два дня он доводил до сведения команды и изрядно поредевшего руководства Учебно-артиллерийского отряда, что «все части корабля, за исключением мелкого ремонта» исправны. Но затем комитету пришлось решать другие и, как оказалось, более злободневные вопросы. По его решению, видимо, в порядке исключения, выделили жалование капитану 2 ранга Фитингофу. Затем во время одной из утренних молитв опросили команду о согласии избрать лейтенанта Гласко начальником учебных смен корабля.
И все же, несмотря на смуту, корабль под командой комитета и командира лейтенанта Кондратьева по традиции стали готовить к очередной кампании рокового 1917 г. Следует отметить, что дисциплина на флоте, и без того ослабленная в последний период войны, после отречения Николая II практически уже отсутствовала. Сотни матросов, никогда до этого не видавших столицу империи, покидали Кронштадт и отправлялись в Петроград. Эти «увольнения» длились от недели до месяца. Десятки дезертиров оказались и на «Александре II». Поэтому на заседании 27 апреля судовой комитет постановил за опоздание на сутки наказывать четырьмя сутками судовых работ. При опоздании более чем на 24 часа виновным предстояло отработать уже восемь дней. Контролировать прибытие моряков и исполнение наказаний поручили комендору Андрееву.
Чуть позже комитет продлил отпуск также опоздавшему из Петрограда начальнику Учебно-артиллерийского отряда контр-адмиралу Одинцову. В письме, присланном адмиралом, говорилось, что он «заболел». Матросы продлили ему «отпуск» еще на 20 дней, но при этом потребовали, чтобы он при- был на отряд и сдал свои дела. Тогда же решили и другой кадровый вопрос. Поддерживавший комитет командир «Александра II» лейтенант Кондратьев по- просил исключить его из Совета офицеров республиканской армии и флота, так как, по его мнению, эта организация «не соответствовала своему назначению». Причиной его просьбы послужило то, что один из офицеров этого альтернативного совета «жаловался» министру юстиции и главе недавно созданного временного правительства А. Ф. Керенскому на то, «что офицеры Кронштадта находятся в очень тесных рамках жизни и свободы под давлением народного движения». И хотя последующие деяния правительства в жизни гонимых офицеров ничего не изменили, сам факт прошения лейтенанта подействовал на матросов, и столь ритуальную и никому ненужную отставку на корабле поддержали.
В апреле, когда подготовка к кампании должна была бы подходить к завершению, комитет создал комиссию. Она «обследовала» корабль. Результатом ее работы стало постановление судового комитета об отмене выхода в море, так как «две трети котлов в настоящее время находятся изъеденными из-за своей ветхости, что признавалось еще при старом режиме, и выход в море с этими котлами будет опасным».
Затем комитет, проработавший чуть более месяца, переизбрали. Что послужило этому, недоверие или появившееся обостренное чувство к бывшей тогда «власти народа» — сейчас сказать трудно. Новый комитет состоял из 13 человек. Председателем его стал матрос Загвоздкин. Имел право голоса на его заседаниях и командир корабля лейтенант Кондратьев.
Бездеятельность нового правительства сразу же стала раздражать моряков, и без того озлобленных войной. К тому же продолжение развала и надвигающийся на страну голод никоим образом не способствовал признанию этой власти. Солдаты и матросы все чаще и чаще получали тревожные письма из дома. Косвенным подтверждением того служит решение комитета «Александра II», который рассмотрел прошение кочегарного унтер-офицера Ивашкина. Его 72-летнего отца новая власть лишила назначенного еще старым режимом продовольственного пайка, руководствуясь лишь тем, что он имел несколько десятин земли. Комитет принял решение послать в местное волостное управление документ с просьбой не лишать старца этого продпайка, наивно полагая, что при том безвластии можно что-либо решить подобным образом.
Прокатившаяся волна переименований кораблей, носивших императорские «фамилии», в первую очередь задела «Александра II». 7 мая моряки на очередном своем собрании присвоили кораблю новое имя. С того дня он стал называться «Заря Свободы». Одним из первых решений судового комитета «Зари Свободы» стало решение 10 мая об отказе капитану 2 ранга И. И. Ренгартену «представить соответствующее ему по званию место на корабле». Мотивировалось это тем, что «в предстоящую кампанию 1917 года корабль не пойдет». Что заставило И. И. Ренгартена — отважного участника двух войн — прийти наниматься именно на «Зарю Свободы», для нас навсегда останется тайной.
В мае обстановка на фронте и в самой столице резко осложнилась. Всем стало ясно, что временное правительство не способно контролировать ход событий в стране. 20 мая экипаж «Зари Свободы» одним из первых выразил ему свое недоверие. Из-под пера судового комитета появилась соответствующая декларация. В то время подобного рода декларации часто печатались во множестве партийных газет и листовок. Но они не привлекали внимания А. Ф. Керенского, растерявшего от всех красот Зимнего дворца остатки и без того слабой воли. Впрочем этой болезнью страдали все его сообщники.
В самом же Кронштадте все властные полномочия непроизвольно переходили к комитетам, которые оставляли командование флотом лишь праздными зрителями. 25 мая команда «Зари Свободы» послала своих делегатов на съезд солдатских и рабочих депутатов Кронштадта. Кронштадт постепенно стал поддерживать и Петроград. Наступившие перебои с продовольствием настраивали против власти население огромного города. Следует отметить, что до начала июля моряки Кронштадта оружия на руках не имели, и оно хранилось в арсеналах. В мае на просьбу старшин барказов о выдаче им винтовок для ночных плаваний судовой комитет ответил отказом. Но через месяц все изменилось. На «Заре Свободы», где, помимо основной, находилась и сменная учебная команда, страсти накалялись день ото дня. 30 мая эта команда заявила руководству отряда, что «к занятиям по боевой подготовке она не приступит до тех пор, пока не получит положенного ей жалования».
Июнь начался с новых митингов. Очередная резолюция с «оглашением привета» морякам линкора «Республика» говорила о том, что команда «Зари Свободы» безоговорочно поддерживает большевиков. Моряки с «Республики» свою поддержку большевикам доказали уже не резолюциями, a делом. Они просто заняли красивый дворец балерины Матильды Кшесинской, устроив там, по мнению новой власти, «гнездо большевизма». К требованию временного правительства освободить дворец моряки отнеслись с пониманием. К ним на помощь из Кронштадта двинулись сводные отряды. Один из таких отрядов набирали и на «Заре Свободы». Поэтому «привет-воззвание» балтийских моряков напечатали в новой газете «Голос Правды».
Но самым главным и трагичным событиям лета 1917 г. еще только предстояло свершиться. Собранный в конце мая исполком Кронштадтского совета рабочих и солдатских депутатов огласил свое решение поддержать большевиков и послать в Петроград на митинг в их поддержку около 3 500 моряков. Председательствовал в совете зауряд-врач с «Зари Свободы» Лазарь Абрамович Бергман (1894–1925 гг.) — На стихийных сходках и митингах вы- двигался один лозунг — свержение временного правительства. Но все отличие этой демонстрации от прежних, менее организованных, состояло в том, что в Петербург моряки поехали вооруженными. С кораблей им выдали винтовки и более 60 000 патронов. Участвовали в этой страшной июльской демонстрации 2 офицера и 113 матросов с «Зари Свободы».
