Так начал свои показания на судебном процессе по «делу Антонова» турецкий террорист. Заявление Агджи нельзя было считать хорошим началом ни для представителей обвинения, ни для суда. Но что все же оно означает? Сумасшедший? Валяет дурака? Или же Агджа попросту тянул время, а его слова — условный сигнал для тех, кто понимал их истинный смысл? В итальянской прессе высказывалось предположение, что турецкий террорист может назвать какое-то высокопоставленное лицо, замешанное в покушении, и разыгранный им спектакль — зашифрованная угроза его сообщникам, оставшимся вне поля зрения следствия и достаточно могущественным, чтобы помочь Агдже в его незавидном положении. Недаром в материалах следствия говорилось, что Агджа скрывает часть истины, чтобы в нужный момент использовать ее как выкуп за свое освобождение.

По мнению софийского адвоката Александра Доспевского, который присутствовал на процессе в Риме как юридический советник обвиняемого болгарина Сергея Антонова, заявления Агджи в суде имели определенную цель. «Из вопросов, которые судья Сантиапики задает турецкому террористу, и из частных рассуждений, которыми он иногда сопровождает свои вопросы, можно сделать вывод, что председатель суда воспринимает ряд заявлений Агджи как призыв к его соучастникам — организации или отдельным лицам, — сказал журналистам А. Доспевский. — Существует даже предположение, что и Агджа получает послания извне. Потому что на вопрос судьи Сантиапики о том, откуда он знает, что похищенная дочь служителя Ватикана Эммануэла Орланди жива, турецкий неофашист ответил: «Я читаю газеты и из газет узнаю об этом». Подобные слова можно интерпретировать однозначно: в определенной газете или газетах Агджа читает закодированные специально для него послания».

Продолжительное нервное напряжение Агджи — из-за изматывающей тактики ведения допроса судьями и постоянной необходимости как-то связывать концы с концами в своих нескончаемых противоречивых «признаниях» — давало о себе знать, и время от времени преступник проговаривался, терял самоконтроль. Отдельные заседания суда запомнились присутствующим из-за таинственных, в сущности необычно откровенных выступлений Агджи.

Из стенограммы судебного заседания в Риме 15 июля 1985 г.

Прокурор хочет знать, почему Агджа, который все претендует, что долгое время скрывал своих соучастников, чтобы не пострадал никто другой, кроме него, еще 15 мая 1981 г. (задолго до начала его «раскаяния» и «сотрудничества» со следственными властями. — Ред.) написал в памятной записке имя Седата Сары Кадема. Председатель суда повторяет подсудимому вопрос и дает свое объяснение.

—

Я могу сказать вам, почему. В ваших посланиях содержится закодированный смысл. Таково наше мнение. Далее председатель суда Сантиапики продолжает:

—

Несколько дней назад вы заявили: «Мне было сказано что не будут искать закулисные вещи». Кто вам сказал это? Ваши друзья? Какие закулисные вещи?

После продолжительного колебания Агджа заявил:

—

Когда я говорил с двумя сотрудниками специальных служб. мне сказали, что я могу сообщить об оружии, о паспорте (фальшивом. — Ред.). Они хотели знать, кто и почему организовал покушение.

Председатель:

— Что они спрашивали?

Агджа:

— Ну ведь было что-то налицо. Я был в Болгарии. Я сбежал из тюрьмы. Согласно логике это означает, что у меня должны были быть протекции.

Когда председатель требует объяснить, существует ли связь между происшедшим и приездом его соучастников из Мюнхена, Агджа отвечает: — Я уже все сказал. Я сказал, что единственно я ответствен.

Здесь вмешивается один из адвокатов Антонова — Адольфо Ларусса, чтобы спросить, что имеет в виду Агджа, когда говорит, что он единственный виновный?

Председатель передает вопрос и поясняет его: — Адвокат хочет знать, отказываетесь ли вы от утверждения об участии болгар?

Агджа

(смущенно): — Я сказал, что никто мне не подсказывал.

Несмотря на то что Агджа был разоблачен председателем суда Северино Сантиапики в том, что посредством своих заявлений подал сигналы сообщникам, он снова сымпровизировал тираду, которую нельзя расшифровать иначе, как новую отчаянную просьбу о помощи. Агджа сказал, без всякой связи с задаваемыми ему вопросами, но и без первоначальной сумасбродной аффектации, которой отличались его первые призывы:

«Я думал нанести удар по христианству. Меня осудили, потому что я пролил кровь. Я мусульманин, но я и Иисус Христос. Некоторые не могут понять этого. Сотни тысяч людей погибнут невинными, потому что Ватикан, нет, Белый дом и ООН не слышат мой голос. Я сказал это и его святейшеству папе».

Из стенограммы судебного заседания в Риме 7 августа 1985 г.

Агджа заявил суду, что намеревается представить «один аутентичный исторический документ». Им оказалось рекламное сообщение газет «Тайме» (Лондон) и «Нью-Йорк тайме», в котором говорится, что Иисус Христос физически находится на земле. Агджа попытался утверждать, что именно так он может подтвердить свое божественное предначертание. Максимально используя мощь голосовых связок, потрясая в воздухе газетными полосами, Агджа исступленно и как бы от имени всевышнего повторял уже всем знакомые заклинания, угрозы, призывы и предостережения человечеству. Затем сказал: «Я не сошел с ума. Спустимся на землю». Его тирада вызвала смех, недоумение и протесты аудитории.

Председатель суда С. Сантиапики был прав, когда неоднократно уличал Агджу в противоречивых и весьма странных заявлениях. Вот еще одна подобная сенсационная тирада, произнесенная им в «Форо Италико» 18 сентября 1985 г. Голос Агджи звучал тогда необычайно громко в притихшем зале. Он вновь сумел завладеть всеобщим вниманием: «В 1982 г. было достигнуто тайное соглашение между Белым домом и Ватиканом о политическом и пропагандистском запуске в ход так называемого «болгарского следа». Франческо Пацьенца является главным автором этого соглашения, которое он реализовал с большим знанием дела. Замешаны также кардинал Поль Марцинкус и Генри Киссинджер. Я подтверждаю обвинения против всех болгар, против всех, не меняю ничего. Я говорю правду. Но многие хотят, чтобы на этом процессе появилась на белый свет только одна сторона истины — о болгарском и о турецком следе — и чтобы они могли ввести в заблуждение мир, скрывая и искажая истину. Здесь должны быть допрошены Франческо Пацьенца и кардинал Поль Марцинкус с тем, чтобы стало известно, что происходило за кулисами этого тайного соглашения, которое документировано и документ находится в руках Франческо Пацьенцы и его адвоката. Ватикан и Белый дом, — возвысил в конце голос Агджа, — хотят с соучастием западных секретных служб владеть миром и народами при помощи лжи и клеветы». Какую цель преследовал этим заявлением Агджа, сейчас трудно сказать. Может быть, он давал понять своим хозяевам, что в определенной ситуации заговорит и более конкретно? Или пытался повторяя клевету на болгарских граждан, выступить и в роли «борца против империализма»?

Как бы то ни было, мистические откровения Агджи продемонстрировали всем, какова цена его заявлениям. Впрочем, еще в ходе следствия стало ясно, что ни одному его слову слепо верить нельзя. Он менял свои показания, как только выяснялось, что факты опровергают те или иные его утверждения. Поэтому перед тем как заслушивать других участников процесса, защита обратилась к суду с просьбой всякий раз выводить Агджу из зала, чтобы он не мог вновь скорректировать свои показания в зависимости от того, что скажут его сообщники из неофашистской турецкой организации «серые волки». Просьба была удовлетворена. Агджа, не устававший месяцами играть новые и новые роли, обрушивал на судебный зал и измученных переводчиков нескончаемые потоки лжи. Иногда по целым дням он отказывался говорить, затем снова прикидывался раскаявшейся овечкой, выражая всем своим видом полное согласие сотрудничать с правосудием. «Я постоянно говорю одну только правду», — заявил однажды в суде Агджа, обращаясь к журналистам и публике, что вызвало в зале гомерический хохот.