Наконец я выудил у Мокрого Козла, что он не столько боялся, что Махруд потерпит неудачу, сколько опасался, что его затея увенчается успехом.
— Если Махруд на самом деле облечет старые кости в новую плоть, то моя вечнолюбимая жена станет меня разыскивать и жизнь моя не будет стоить даже ломаного пятака. Она ни за что не забудет и не простит мне того, что я спустил ее с лестницы десять лет назад, отчего она и сломала себе шею. И для нее не будет особой разницы в том, что, воскреснув, она станет лучше, чем когда–либо, что у нее будет прекрасная новая фигура и миловидное лицо вместо той грубо высеченной хари. Сердце–то у нее останется таким же черным и каменным! О, боже!
Безусловно, жизнь моя была несчастна с того самого дня, когда я открыл свои невинные голубые глаза — абсолютно незапятнанные, если не считать первородного греха. Но Махруд сказал, что такого нет в его догматах. Несчастлив я был, несчастливым я буду жить и дальше. Мне даже не суждено вкусить сладких мук смерти — ибо известно, что солнце встает на востоке, что Дархэм стал Быком и переплыл Иллинойс с прекрасной Пегги на спине и сделал ее своей невестой, — столь же хорошо известно, что я не смогу даже умереть, потому что моя вечнолюбимая жена разыщет мои бренные останки и потащит их Махруду, а сама станет ждать, когда я воскресну.
Я уже устал слушать этот поток преувеличении, столь же неиссякаемый, как и воды Иллинойса.
— Спасибо вам, мистер Мокрый Козел, — проговорил я. — И спокойной вам ночи. Впереди у нас еще долгая дорога.
— Не за что, мой м–мальчик. Только вот имя у меня совсем другое. А это только прозвище, которое дали мне ребята из ратуши, потому что…
Этого я уже не стал слушать. Я прошел к могиле матери и прилег рядом. Но заснуть мне не удалось, так как Алиса и этот чудной старикан все время разговаривали. Затем, только–только я задремал, как меня растормошила Алиса и настояла на том, чтобы она пересказала мне все то, что только что поведал ей Мокрый Козел.
Обратил ли я внимание на его белую набедренную повязку? Хорошо, так вот, если бы Мокрый Козел встал, то я увидел бы, что она сложена треугольником. И тогда я бы понял, что это удивительно похоже на то, как пеленают новорожденных. Это сходство не было случайным, ибо Мокрый Козел был одним из Дюжины Красавчиков в Пеленках.
Более того, если бы он встал, то я бы заметил желтое свечение, исходившее от него сзади, словно у светлячка.
Оказалось, что вскоре после того, как в полную силу стал проявляться эффект Варева и жители Онабака отвернулись от внешнего мира, многочисленные самозваные пророки попытались воспользоваться благами новой религии. Каждый представил свою собственную теорию пока еще незапятнанного и недопонятого символа веры. Среди них были двенадцать государственных деятелей, которые уже много лет опустошали городскую казну. Так как это было в то время, когда содержимое Бутылки воздействовало на природу вещей еще не очень заметно, то они сначала неясно поняли, что происходит.
Резко снизила свои обороты промышленность. Сквозь асфальт стали пробиваться трава и деревья. Люди постепенно теряли интерес к житейским заботам. Сдерживающие факторы постепенно исчезли. Вражда, неприятности и болезни уходили куда–то прочь. Страхи, бремя забот и скука жизни рассеивались, будто по взмаху волшебной палочки, как утренний туман под лучами восходящего солнца.
Наступило время, когда люди перестали ездить в Чикаго по делам или для веселого времяпрепровождения. Перестали ходить в библиотеки за книгами. Издатели и репортеры ежедневных газет не могли набрать достаточно материала для подготовки номера. Крупнейший в мире завод дизелей и ликеро–водочный комбинат прошумели последним гудком. Люди повсеместно поняли, как плохо жили они раньше и что теперь их ждет лучшее и более счастливое общество.
Примерно к этому времени прекратила свою работу и почта. Безумные телеграммы и письма шли в Вашингтон и в столицу штата — правда из других городов, так как местные телеграфисты побросали работу. Именно тогда Управление по делам Питания и Наркотиков, Бюро Налогообложения и Федеральное Бюро Расследований выслали в Онабак своих агентов на разведку. Но эти агенты не вернулись. Были посланы другие, но и они не смогли устоять перед Варевом. Пойло еще не обрело вершины своего могущества, когда Дархэм открыл свои способности. Удалось ему это выяснить с помощью некоего Шинда. Тогда в городе существовала некоторая оппозиция, причем наиболее сильный отпор Дархэм получал от двенадцати государственных деятелей. Они организовали митинг в сквере перед зданием суда и подстрекали собравшихся последовать за ними и напасть на Дархэма–Махруда. Сначала они хотели направиться к Трабелскому университету, где в метеодомике жил Шинд.
— Затем один из двенадцати, потрясая кулаком в сторону струйки Варева, бившей из Бутылки на ближайшем холме, — продолжала Алиса, — предложил линчевать этого спятившего профессора, назвавшегося Махрудом, этого одуревшего от чтения поэзии и философии университетского придурка. «Друзья, граждане, американцы, если этот Махруд на самом деле Бог, как заявляет Шинд, еще один безумный ученый, то пусть он поразит меня молнией! Меня и моих друзей тоже!» — призвал один из двенадцати. Все двенадцать стояли на трибуне в скверике перед зданием суда. Они смотрели на главную улицу и дальше на холм, за рекой. Они глядели на восток. В это время над городом не гремел гром, не сверкали молнии. Но в следующее мгновение вся дюжина была вынуждена позорно бежать и больше никогда не показывать открытого неповиновения Сверх–Быку.
Алиса начала хихикать.
— Они были поражены несчастьем, которое не столь разрушительно, как молния, и не столь впечатляющее, но гораздо более деморализующее. Махруд наслал на них немочь, которая вынудила их постоянно носить пеленки, причем по той же причине, по которой они требуются грудным детям. Разумеется, это наконец убедило Дюжину Красавчиков в Пеленках. Но эта бесстыжая свора бывших отцов города тут же полностью перестроилась и стала заявлять, что они все время знали, что Махруд является Настоящим Быком. Якобы они устроили митинг для того, чтобы прилюдно сообщить о своем переходе в новую веру. Теперь же Махруд предоставил именно им монополию на божественные откровения. Если кто–нибудь хочет войти с ним в контакт, пусть подходит к ним и платит только за то, что его поставят на очередь.
Они все еще не могли осознать того, что деньги уже ничего не значат!
Они были настолько близоруки и нахальны, что стали просить Махруда, чтобы он каким–нибудь особым образом подтвердил законность их пророчеств. И Сверх–Бык ниспослал им знак святости. Он дал им постоянное желтое свечение, своего рода ореол.
Алиса залилась хохотом, дергая коленками и подпрыгивая.
— Разумеется, Дюжина должна была испытать большущее счастье. Но этого не случилось. Ибо Махруд лукаво окружил этим ореолом такое место, что, для того чтобы они могли продемонстрировать свой знак святости, необходимо было встать. И хотите верьте, хотите нет, эти тупоголовые двенадцать апостолов отказываются признать, что Махруд надул их. Наоборот, они постоянно бахвалятся месторасположением своего ореола и пытаются заставить всех остальных носить пеленки. Они говорят, что тряпка вокруг поясницы такой же знак истинной веры в Махруда, как тюрбан или феска — у верующего в Аллаха.
Естественно, подлинная причина заключается в том, что они не хотят привлекать внимание. Не то чтобы они не хотели быть выдающимися людьми, просто они не желают, чтобы их одежда напоминала людям об их немочи или об изначальном грехе.
Слезы капали из глаз Алисы, хохот душил ее.
Я же не заметил в этом ничего забавного и так и сказал ей об этом.
— Вы так ничего и не поняли, Темпер, — заявила она. — Это состояние вполне поправимо. Все, что Красавчики должны сделать, это молить Махруда, чтобы он избавил их от немочи. Они мгновенно станут такими же, как и все остальные. Однако гордыня не позволяет им пойти на это. Они настаивают на том, что это — благодеяние и знак особого расположения к ним Быка. Они страдают, да, но им, похоже, нравится страдать, так же как Мокрому Козлу нравится сидеть у надгробного камня своей жены, будто этим он может не пускать ее из–под земли, и хныкать о своих несчастьях. Он и ему подобные ни за что на свете не откажутся от своего наказания!