Я завопил от боли, потому что камень задел мою ногу. Какое–то мгновение мне даже казалось, что у меня перелом.
Алиса закричала и обхватила меня за шею.
— Спасите меня!
Я бы с удовольствием сделал это, но кто собирался спасать меня?
Вдруг град камней прекратился, и сразу же утихли вопли. Затем раздался смех и восторженные возгласы. В лунном свете замелькали белые тела людей, поднявшихся, как привидения, из травы. Смех у этих необузданных созданий проходил довольно быстро. Теперь они уже подтрунивали друг над другом, вспоминая при этом подробности бегства.
Я остановил одну из женщин, красивую полногрудую деваху лет двадцати пяти — все женщины, пристрастившиеся к Вареву, как я позднее выяснил, были красивы, хорошо сложены и молодо выглядели, — и спросил:
— Что произошло?
— О, этот дурак Грабальщик налил слишком много Варева в дырку, — ответила она, улыбаясь. — Да каждому ясно, что должно было произойти. Но этот дурак нас не послушался, а его дружки такие же оболтусы, как и он, хвала Махруду.
Произнося это, она сделала соответствующий жест. Эти люди, независимо от того, насколько легкомысленно и непринужденно вели себя, всегда выказывали уважение к своему богу Махруду.
Я смутился:
— Кто? Кто?
— Да, разумеется, Грабальщики, лысенький мой дурачок. — Быстро окинув меня одним острым взглядом с ног до самой макушки, она добавила: — Если бы не это, я бы подумала, что ты еще не пробовал Варева.
Я не знал, что она имела в виду, произнося слово «это». И посмотрел наверх, так как она указала рукой в этом направлении. Но я ничего не увидел, кроме ясного неба и огромной искаженной луны.
Я не хотел продолжать свои расспросы, чтобы не вызывать подозрений, будто я новичок. Я оставил женщину и вместе с Алисой последовал за толпой. Она направлялась к истоку ручья, где находилась яма, образовавшаяся после этого взрыва. Это мне сразу же объяснило, каким образом неожиданно возникло сухое Русло. Кто–то высек его серией ужасных взрывов, которые мы Уже имели удовольствие видеть.
Меня слегка толкнул какой–то мужчина. Он энергично работал ногами, все его тело было наклонено вперед, а левую руку он забросил за спину. Своей правой рукой он держался за спутанные волосы на своей груди. На голове у него набекрень была надета огромная шапка с плюмажем, которую изредка можно увидеть на голове какого–нибудь высокого чина, да и то только на параде. К поясу вокруг голой талии была привешена шпага в ножнах. Одеяние его дополняли ковбойские туфли на высоких каблуках. Он сильно хмурился и нес в руке за спиной свернутую карту.
— Э… адмирал! — окликнул я его.
Он, не обращая на меня внимания, пробирался сквозь толпу
— Генерал!
Он не поворачивал головы.
— Босс. Шеф. Эй, вы!
Он посмотрел на меня и сказал что–то непонятное.
— Закройте рот, чтобы у вас не выпала челюсть, и пошли дальше! — предложила Алиса.
Мы подошли к краю выемки. Она оказалась диаметром почти в десять метров, и края ее круто спускались к центру. Глубина ямы была не менее семи метров. Точно посреди нее возвышалось какое–то огромное, почерневшее, обгоревшее растение. Это была кукуруза, а высота ее превышала пятнадцать метров. Она опасно наклонилась, и стоило ее толкнуть пальцем, как она непременно упала бы своим еще тлеющим стеблем на землю. И прямо на нас… Вся выемка очень напоминала кратер, возникший после падения метеорита. Так мне показалось сначала. Затем, судя по тому, как вокруг была разбросана грязь, этот метеорит, должно быть, вылетел снизу, из–под земли.
Размышлять над этим времени не оказалось, так как огромный стебель все–таки начал свое запоздалое падение. Я был занят тем же, что и все остальные, — мчался со всех ног прочь. После того как стебель с грохотом рухнул вниз и толпа причудливо одетых мужчин подцепила его к упряжке из десяти лошадей и они оттащили его в сторону, мы с Алисой вернулись к яме. На этот раз я спустился в кратер… Почва под моими ногами была сухой и твердой. Что–то высосало отсюда всю воду и сделало это очень быстро, потому что грязь на лугу возле кратера была совсем еще мокрой.
Несмотря на то что в яме было очень жарко, Грабальщики, как муравьи, бросились вниз и начали вовсю работать лопатами и кирками у западной стенки. Их вожак, мужчина в адмиральской шляпе, стоял посреди них и, держа обеими руками карту, исподлобья рассматривал ее. Время от времени он подзывал кого–либо из подчиненных повелительным жестом, показывал что–то на карте, а затем обозначал место, где ему нужно было орудовать лопатой.
Однако в процессе раскопок им ничего не удавалось найти. Люди, стоявшие на гребне кратера, подобно обычной толпе, собирающейся в центре большого города, когда копают какую–нибудь яму, покрикивали, стонали и давали советы Грабальщикам, которые не принимали их во внимание. В толпе передавали друг другу бутылки с Варевом и неплохо проводили время.
Неожиданно полу–Наполеон взревел от ярости и так взметнул вверх руки, что карта затрепетала на ветру. Между ним и его людьми началась словесная перепалка, хотя ничего нельзя было разобрать из того, что они кричали.
В результате все, кроме одного человека, перестали копать. На работающем был цилиндр и две дюжины наручников. Он опустил какое–то семя внутрь полутораметрового отверстия, выкопанного почти перпендикулярно к стенке ямы, заполнил отверстия грязью, уплотнил ее и протянул тонкий шланг сквозь почву. Другой мужчина в маске арлекина и продолговатой прусской каске времен первой мировой войны вытащил шланг и стал лить Варево из огромной вазы. Жадная почва тут же начала впитывать жидкость.
Наступила тишина. И Грабальщики и зрители внимательно наблюдали за переменой. Вдруг одна из женщин на краю выемки закричала:
— Он снова льет слишком много! Остановите дурака!
Наполеон свирепо посмотрел вверх, и по его губам можно было прочесть непристойные ругательства.
Тотчас же после этого почва загремела, затряслась, вздыбилась. Что–то оглушительно треснуло.
— Скорее за холмы! На этот раз ему все–таки удалось!
Я не знал, что ему удалось на этот раз, но сейчас было совсем неподходящее время задавать вопросы.
Мы вскарабкались наверх и побежали через луг. Когда мы оказались на полпути к дороге, я поборол в себе панику и рискнул глянуть через плечо. Я увидел это!
Я увидел, как со скоростью взрыва проросло семечко подсолнуха и стало стремительно расти под воздействием сверхдозы этого непонятного стимулятора — Варева. За долю секунды подсолнух достиг размеров секвойи, его стебель и головка спешили к небу. Он взметнулся высоко–высоко и загорелся, вследствие гигантского количества энергии, выделившейся при его росте.
А затем почва не смогла удержать нижнюю часть стебля, и он стал опрокидываться, похожий на объятую пламенем башню.
Алисе и мне удалось увернуться, но сделали это мы в самую последнюю минуту, и какое–то мгновение мне даже казалось, что эта гигантская, объятая пламенем мачта раздавит нас, как букашек.
Раздался грохот, затем треск, мы все попадали, ошеломленные, не в силах даже шевельнуться. Однако уже в следующее мгновение мы повскакали, придя в себя от этого временного паралича, и в лунном свете засверкали наши голые задние части.
— О, боже, Дэн! Как мне больно! — причитала Алиса.
Я ее понимал, так как у меня было обожжено то же самое место. Я уже даже подумал о том, что здесь–то и пришел конец нашей экспедиции, так как мы нуждались в немедленной медицинской помощи и нам необходимо было как можно быстрее возвращаться назад, в штаб–квартиру, чтобы получить ее.
Эти первобытные люди, очевидно, забыли все достижения современной медицины. Привлеченные нашим жалким состоянием, двое мужчин, прежде чем я успел что–то возразить, вылили нам на спину содержимое двух ведер.
Я завопил от ужаса, но бежать было некуда, кроме костра. Но даже Варево все–таки лучше, чем пламя. К тому же в рот и вообще на лицо не попало ни капли.
Тем не менее я собирался сердито протестовать против этих глупых шуток, когда нам было не до них из–за мучительной боли. Но, подумав, я тут же обнаружил, что никакой мучительной боли больше не испытываю.
