Но я не это собирался вам сказать. Так вот, док, эта Дебора чертовски хорошенькая девка, не так ли? О’кей. Ау вас не вызывает удивления, почему это команда избегает такую милашку?

Марк открыл рот от недоумения.

— Я здесь не так давно, чтобы успеть это заметить — если это на самом деле так. Но почему они должны за ней волочиться? Ведь она дочь капитана!

Первый помощник ухмыльнулся и произнес:

— Вам еще предстоит многое узнать об астронавтах, док. Можно ли себе представить одну красивую девушку на корабле в компании с двадцатью мужчинами, которые по нескольку месяцев не видят других женщин и тем не менее не обращают на нее внимания? Более того, эти мужчины даже не разговаривают с ней. Или если и разговаривают, то держатся от нее на некотором расстоянии.

Марк покраснел и сжал кулаки.

— И…

— Не торопитесь, приятель, — оборвал его Макгоузи. — Я не собираюсь обижать вас, я просто–напросто излагаю факты. Если вы не хотите кое–что узнать, то я лучше помолчу.

— Давайте–ка дальше, — Галерс подался вперед.

— Ну ладно, если честно, то от этой красотки воняет… О, о, какой темперамент!!! А вы помните тот вечер, когда впервые увидели ее? Вы попросили свою помощницу понюхать ее дыхание, не пахнет ли от нее ацетоном? И что она вам сказала? Она ответила, что все, что она обнаружила, это запах рыбы. А если бы вы спросили у остальных членов экипажа, то мы бы сказали, что из каюты Дебби всегда разносится резкий, неприятный запах рыбы и что от нее разит треской.

Макгоузи немного помолчал.

— Конечно, — продолжал он, — я понимаю, что от этого можно запросто сойти с ума. Но я говорю вам это для вашего же собственного блага.

Врач разжал кулаки и проронил:

— Я знаю это, но от этого легче не становится.

— А почему вас это должно так ранить? Если бы она сломала ногу и я бы сказал всем об этом, вы бы на меня сердились? А ведь с ней сейчас происходит что–то неладное, и от этого от нее непрестанно разит рыбой. Разве она виновата в этом? Боже всемогущий! Неужели мне, док, читать вам лекцию об этом?

— Вся разница в том, что это касается меня лично!

— Да, понимаю. Именно поэтому я вам все это и рассказываю. Так вот, послушайте, Дебби не единственная в своем роде. Если бы у вас была возможность принюхаться, вы бы узнали, что и от капитана точно так же пахнет.

— Что?

— Если верить тем, кто знает его давно, он пахнет так уже много лет.

Глаза Галерса засверкали.

— А сколько времени страдает этим Дебби?

— Я впервые заметил это… э, где–то около двух с половиной месяцев тому назад.

— Даже так?

Теперь пришел черед удивиться Макгоузи.

— Что такое, доктор?

— Нет, ничего. Пока что я еще ничего не могу определить. Я хотел бы у вас еще вот что спросить, Мак. Какой была Дебби перед тем, как у нее появилась… эта неприятность?

— Вы бы ее ни за что не узнали, док. Она была такая яркая, красивая, полная задора и смеха. Это правда, что она не допускала никаких вольностей со стороны мужчин. Но она с удовольствием брала на себя роль младшей сестры. И, что поразительно, большинство членов экипажа именно так к ней и относилось. Конечно, иногда какого–нибудь негодника прорывало, но тут уж мы сами заботились, чтобы он держал себя в руках.

— А как она вела себя при капитане?

— Счастливой не казалась. Он мог бы, вы знаете, погасить даже солнце. Но, по крайней мере, он хотя бы разговаривал с ней. Он общается с дочерью только по интеркому, и никогда его не застанешь в ее обществе. Даже ест он отдельно.

В голове Галерса мелькнула какая–то мысль.

— Погодите–ка минутку! А как же Пит Клакстон? Похоже, что это его не очень беспокоило. Согласно показаниям, которые давали девушка и ее отец, он попросил разрешения у Эверлейка жениться на его дочери как раз тогда, когда начался припадок. Разве его не беспокоило то, о чем вы мне только что рассказали? Или он был, как и я, человеком с очень плохим обонянием?

Макгоузи улыбнулся, будто собирался отпустить какую–то шутку, но тут же поджал губы.

— Нет, запахи он чуял, словно собака, но в данном случае он был слеп. А как же могло быть иначе? От него исходил такой же ужасный рыбный дух.

Раздался сигнал интеркома. Макгоузи поднялся.

— Вызов. Пока, док.

Галерс хмуро бродил по коридорам корабля, глядя себе под ноги. Остановившись, он поднял голову. Его поразило то, куда бессознательно завели его ноги. Казалось, что он вот–вот пойдет дальше, однако он тут же взял себя в руки и постучал в дверь каюты. Не услыхав ответа, он постучал снова, на этот раз громче.

— Дебби? — окликнул он.

Дверь чуть–чуть приоткрылась. Внутри было темно, однако он различил белый контур ее белого платья и темный овал лица.

Голос девушки был тихим и печальным:

— Что вы хотите?

— Можно с вами поговорить?

Ему послышалось, как она неожиданно затаила дыхание.

— Зачем?

— Не надо изображать удивление. Вы же знаете, что я вот уже несколько раз пытаюсь переговорить с вами наедине. Вы совсем не та дружелюбно настроенная девушка, какой были, когда только вступили на борт корабля. Что–то случилось с вами, и мне это не нравится. Поэтому мне и хочется поговорить с вами.

— Нет. Нам нечего сказать друг другу.

Дверь начала закрываться.

— Обождите! Вы должны мне, во всяком случае, объяснить вот что. Почему вы замкнулись в себе? Что я вам сделал такого отчего вы не разговариваете со мной?

Дверь продолжала закрываться.

Он просунул руку между дверью и косяком и произнес:

— Помните, Дебби, «Пеллея и Мелисанду»? Помните, что Голад сказал Мелисанде: «Где то кольцо, которое я надел тебе на палец? Да, в знак нашей женитьбы! Где же оно?»

Прежде чем она что–то ответила, он шире раскрыл дверь и просунул свою руку дальше в каюту, нашел там Дебору и подтащил поближе к двери, чтобы на ее руку упал свет из коридора.

— Где то кольцо, кольцо девственницы, Дебби? Почему его нет на вашем пальце? Что с ним случилось? Кому вы его отдали?

Белая фигура в полумраке вскрикнула и попыталась отдернуть руку. Но он удержал ее и спросил:

— Теперь вы меня впустите?

— Отцу это не понравится.

— Он ничего не узнает. Он же никогда не приходит навестить вас. И вы можете положиться на мое слово, Дебби. Вам меня не надо опасаться. Я не притронусь к вам.

— Так же, как и никто другой, — последовал резкий, неожиданный ответ. Затем она отрешенно произнесла:

— Хорошо. Проходите.

Он проскользнул внутрь и закрыл за собой дверь. Одновременно с этим он ощупью нашел выключатель и включил свет. Затем он положил руки на плечи девушки и заметил, что она как бы сжалась от его прикосновения и отвернулась.

— Не бойтесь вызвать во мне неприязнь, — заметил он.

Дебби продолжала держать свою голову как можно дальше от него.

— Я знаю, что не причиню вам беспокойства, — прошептала она. — Но я так привыкла, что меня избегают, что это стало для меня второй натурой — чувствовать себя неловко в чьем–либо присутствии. И я знаю, почему вы поступаете так, а не как остальные. Если бы у вас не было этого недостатка, вы ничем бы не отличались от остальных мужчин. Вам бы ни за что не хотелось бы быть рядом со мной, и вы отпускали бы шутки в мой адрес у меня за спиной.

— Я не обращаю внимания на все эти замечания, — объяснил Марк, взяв ее за подбородок и приподняв голову. — Я хочу поговорить об этом.

С этими словами он поднял ее левую руку.

— Дебби, могу поспорить, что если бы тело Пита не сгорело и лодку нашли бы где–нибудь в Тихом океане, то на его пальце обнаружили бы толстое золотое кольцо. А на кольце должен был быть треугольный щит, отражающий копье. Правильно?

— Я не отрицаю этого. Но раз вам это известно, почему вы ничего не сказали во время дознания?

— Я не догадывался об этом до тех пор, пока несколько минут тому назад Макгоузи не рассказал мне об этом обряде. А я знал, что ни разу не видел вас с этим кольцом. Исходя из обстоятельств, казалось, что, вероятнее всего, вы надели его на палец Клакстона. А поскольку об обручении объявлено не было, оно, должно быть, произошло как раз перед самым исчезновением Клакстона. Это так, не правда ли?