Исмаэль думал, что весь корабль обтянут кожей. Но это оказалось не так. И это естественно, ведь корабль, полностью зависящий от ветра, должен иметь как можно меньшую площадь сопротивления ветру, чтобы его паруса действовали как можно эффективнее. Лишь каюты да склады, да кое–какие другие помещения на корабле были закрыты кожей. Все остальное пространство день и ночь продувалось ветром насквозь, независимо от того, теплый дул ветер или холодный, ласковый или резкий. Рулевой находился на самой верхней части корабля, причем руль приводился в движение безголовым, безногим существом с щупальцами. Щупальца были закреплены с разных сторон на руле, и, раздражая животное, рулевой вызывал сокращение тех или иных мышц, которые и поворачивали руль в нужном направлении.
Капитан Барашха оказался высоким человеком, на его лбу был вытатуирован символ, означающий его статус: черное рулевое колесо на фоне алой короны. Его приказы передавались по кораблю криками тех, кто был рядом: днем — сигналами с помощью рук, а ночью — светом фонаря. В качестве фонаря использовалась клетка со светящимися в темноте насекомыми.
Барашха, услышав рассказ Намали, заплакал, завыл и полоснул свою грудь каменным ножом. После этого он отдач себя в распоряжение Намали. Она спросила его о запасах пищи, воды и нахамчиза — крепкого ликера. Капитан заверил, что всего вполне достаточно, чтобы лететь в Заларампатру, хотя последние несколько дней придется немного поголодать. Они уже успели убить десять китов, так что мяса и воды вполне достаточно. А в одном из китов они даже нашли врканау. По тону капитана Исмаэль решил, что здесь охота на китов ведется в основном из–за этого самого врканау. Он не знал, что это может быть, но дал себе слово выяснить при первом удобном случае.
Корабль поднял паруса и полетел на север, направляясь к городу.
Намали и Исмаэля проводили в каюту капитана. Она была расположена прямо под мостиком. Пол каюты был прозрачным, и Исмаэль мог наблюдать с высоты в тысячу футов проплывающие под ним пейзажи его нового мира. Правда, он несколько опасался: ведь этот пол казался таким непрочным. Кожа прогибалась при ходьбе, и Исмаэль с чувством облегчения опустился в кресло, прикрепленное к костяному шпангоуту. Каюта была небольшая и без двери. Очевидно, в Заларампатре уединение не было принято. Здесь же стоял стол, сделанный из костей, с небольшой ровной столешницей. На нем капитан производил навигационные расчеты или делал записи в журнал. Журнал оказался толстенной книгой с тончайшими листами. Большие буквы были написаны черными чернилами. Исмаэль никогда не видел таких букв, хотя побывал во многих странах.
Пока Намали устраивалась в каюте, слуга принес им обед, первый обед, который они ели ей долгое время. Они отведали мясо кита, странное на вкус, но удивительно приятное, ели мясо других животных, какие–то зерна. Все было необычно, но вкусно. Из кожаных сосудов в кожаные кубки наливалась темно–зеленая жидкость…
И через некоторое время Исмаэль почувствовал себя прекрасно. Правда, он осознал, что язык у него заплетается и он слишком много говорит. После этого Исмаэль решил, что в будущем станет меньше пить этого ликера.
Но ликер, казалось, не подействовал ни на капитана, ни на Намали. Они продолжали пить его, и только в больших зеленых глазах их разгорался яркий огонь. Слуга убрал пустые блюда и принес еще нахамчиза. Исмаэль заговорил с Намали, но она резко взглянула на него. Капитан, казалось, рассердился, и тогда Намали объяснила, улыбнувшись, что Исмаэль не знает правил, не ведает, что корабль следует считать территорией Заларампатры.
Тем не менее слуга увел Исмаэля из каюты капитана. Он провел его по коридорам и лестницам, поместил в маленькую каюту с одной стеной, где ему предстояло спать. Исмаэль повесил гамак, улегся, но не смог сразу уснуть. Корабль непрерывно трясло. Он то подскакивал, то проваливался в воздушные ямы. Исмаэль одно время был рад, что избавился от непрерывной тряски почвы, но здесь было ничуть не лучше. Корабль добросовестно испытывал все изменения плотности атмосферы. А Исмаэль считал, что такое огромное сооружение должно передвигаться по воздуху плавно.
Тем не менее он уснул. Исмаэль постепенно привык к особенностям движения корабля. Но к хрупкости корабля, к тонким прогибающимся прозрачным полам ему предстояло еще долго приноравливаться.
На третий день полета он впервые, с того момента как оказался здесь, увидел на западе дождевые облака. А через час налетел шквал. Это был очень сильный ветер, но не тайфун, и капитан приказал пока не спускать паруса. Огромный корабль при первом порыве ветра наклонился на двадцать пять градусов и, кренясь, понесся, как хорошая скаковая лошадь. Исмаэль привязался к основанию мачты в самом низу корабля. Так ему приказал капитан, хотя Исмаэль не мог понять, почему именно здесь. Но затем он догадался, что во время шторма он бесполезен и будет только мешать на палубе. А здесь он своим весом сможет улучшить устойчивость судна. Капитан решил использовать его как балласт.
Ветер становился все сильнее. Теперь он достиг силы тайфуна. Корабль продолжал нестись вперед, но его начало сносить к востоку. Ветер дул не постоянно, а порывами, резкими и мощными. А затем пошел дождь, ливень. Сверкали молнии, слышались раскаты грома.
На корабле не было никаких навигационных приборов, даже компаса. Компас ведь делают из металла, а металл либо полностью отсутствует в этом мире, либо чрезвычайно редок.
«Вполне возможно, — подумал Исмаэль, — что человечество уже израсходовало все запасы металла. Сколько уже тысячелетий прошло с тысяча восемьсот сорокового года, когда Исмаэль был еще на Земле?»
Но вопрос этот не имел смысла. Никто не мог на него ответить. Существовала только реальность.
Капитан вел свой корабль по солнцу и луне, а ночью — по звездам. Теперь же, когда небо закрылось тучами, капитан — слеп. В этой, почти кромешной тьме он мог только отдаться на волю ветра. А если изменится направление ветра, капитан даже не заметит этого, и, даже заметив, он ничего не сможет сделать.
Исмаэль сиротливо сидел на своем посту. На корабле не было ни часов, и ничто другое не определяло время. Видимо, люди, живущие в конце Времени, совсем не заботились о нем.
Исмаэль сидел, изредка спал, если ему это удавалось, и видел только несколько матросов да кока, приносившего ему пищу. Однажды он посетил камбуз. Там был очаг, сложенный из брусков какого–то дерева, видимо не подверженного действию огня. Топливом служило масло, но не китовый жир, как полагал Исмаэль, а нечто добываемое из летучих масленичных растений.
Исмаэль попытался поговорить с коком. Он всегда любил изучать характеры новых знакомых. Однако на этот раз ничего не получилось. Кок говорил мало, он очень боялся бури и трясся при каждом порыве ветра.
Исмаэль вернулся на свой «пост» и долгое время пребывал в полусонном состоянии, просыпаясь только при очень сильных порывах ветра. Он уже был уверен, что «Руланга», так назывался корабль, уже по меньшей мере трижды меняла курс, и вполне вероятно, что корабль летит в противоположном направлении.
Он очень удивился, когда внезапно буря прекратилась и облака рассеялись. Солнце находилось в зените. Матрос сказал ему, что за время бури оно дважды пересекало небосвод. Исмаэлю ничего не оставалось, как поверить на слово. Сейчас «Руланга» летела на северо–запад. Однако никто не знал, сколько раз за время бури она меняла курс. Капитан Барашха объявил, что они сбились с курса, то есть заблудились. И только в конце дня им удалось выяснить, где же они находятся.
Прямо по курсу перед ними поднялись горы, такие высокие, что их вершины скрывались в темных небесах. Они были красноватыми, черными, серыми. Ветер и время основательно здесь потрудились.
Исмаэль во время обеда с капитаном и Намали спросил, высокие ли это горы.
Барашха посмотрел на примитивный водяной альтиметр и объяснил, что «Руланга» находится на высоте в десять тысяч футов. Вершины этих гор выше нас на двадцать одну тысячу футов. «Руланга» могла бы перелететь через эти горы, но наверху нам не хватит воздуха, чтобы дышать.
