— Мы знаем, что в вашем творческом активе есть, как минимум, одно музыкально-драматическое произведение, основанное на научно-фантастическом сюжете. Мы имеем в виду балет «Вечные танцы любви».

— Не одно, есть еще «Маэстро Массимо». К сожалению, балет «Вечные танцы любви» по сей день нельзя ни увидеть, ни услышать, потому что для этого его нужно поставить. Абы как этого делать не хочется. «Вечные танцы любви» — достаточно сложный и дорогой в постановочном отношении проект. Была идея сделать это в Италии на Арене ди Верона, но не получилось по финансовым соображениям. На сегодняшний день музыка балета пока нигде не издана, так как это тоже достаточно сложно — ведь «Вечные танцы» основаны как раз на симфонической музыке, одними синтезаторами тут не обойдешься.

— Сюжет балета вы придумали сами?

Да. В его основе история о том, как в далеком будущем юноша и девушка, познакомившись в парке аттракционов, отправляются в виртуальный мир, где, однако, жизнь ничуть не менее реальна, чем наша. Им предстоит пройти «уровни», строго соблюдая правила игры: в каждом эпизоде возникают жизненные ситуации, когда герои должны выбрать единственно верное решение. Но «условия задачи» оказываются далеко не игровыми, Молодые люди попадают в совершенно фантастический первобытный мир со жрецами и жертвоприношениями, где злодеи стремятся уничтожить героев и исход игры зависит от того, какой выбор сделают игроки. Лишь после того, как один герой жертвует собою ради другого, зло оказывается поверженным. Это, конечно же, сильно упрощенный пересказ сюжета. Вообще, мне нравится работать на стыке музыки и драмы, искать новые формы.

Когда родилась идея такого представления, еще не было ни «Последнего героя», ни других реалити-шоу.

— А в чем сложность постановки такого балета?

— «Вечные танцы любви» — синтез компьютерной игры и телевизионного шоу. Это феерическое действо с лазерными и акустическими эффектами. Никакой театр России сегодня не в состоянии вытянуть подобное. Постановки такого размаха у нас практикуются только в мюзиклах, вводить новации в балет пока опасаются. Если мюзиклы мы импортируем, то балет экспортируем. Так что этот проект во всех смыслах фантастический. Возможно, когда-нибудь в неопределенном будущем людям все-таки захочется смотреть более изысканное шоу, чем набившие оскомину мюзиклы.

— Но можно надеяться хотя бы на то, что «Вечные танцы любви», «Маэстро Массимо» и «Литургия оглашенных» будут изданы на аудионосителях?

— Сегодня мы занимаемся созданием собственного издательства. Это тяжелый и длительный процесс, но оправдывающий себя — «Юнону» мы целый год записывали, но она до сих пор хорошо продается, хотя минуло уже 20 лет, «Литургию» я давно собирался записать, но рад, что до сих пор этого не сделал. Потому что сегодня наконец-то появились необходимые технологии, устоялись форматы «Долби-сюрраунд» и «Долби-диджитал», DVD-аудио. Для адекватного восприятия, например, «Литургии оглашенных» формат «Стерео» уже недостаточен. Мистерия базируется на серьезной работе с перемещением звука в пространстве.

— Вы постоянно экспериментируете с различными жанрами. Например, «Юнона и Авось» — синтез английского арт-рока и духовной музыки, «Литургия оглашенных» — духовная музыка, «Маэстро Массимо» (она же «Оперный дом») — сплав классической оперы образца XVIII века, исторической драмы и фантастического сюжета. А не возникает ли у вас желания на волне повального увлечения мюзиклами попробовать себя в более коммерческом направлении?

— Да при чем тут желания? Традиционный мюзикл сегодня — продукт исключительно коммерческий, а потому заказывается конкретной продюсерской группой. Это целая индустрия, но если возникнет подобное предложение, то, возможно, я соглашусь. Если мне будет интересен сюжет.

— Кстати, мы слышали, что вы пишете музыку к мультфильму «Щелкунчик и мышиный король» по сценарию фантастов Леонида Каганова и Александра Бачило. Говорят, это будет анимационный мюзикл…

— Ну, если под мюзиклом подразумевать любую картину, где много музыки… В «Щелкунчике» все-таки иная структура драматургии: это просто музыкальный фильм, совсем иной жанр. Мюзиклом в чистом виде должен был стать зрелищный проект «Красная шапочка», который мы планировали поставить в театре Терезы Дуровой. Пока это очень серьезная заявка, Но о ее реализации говорить рано, зато в нашем театре мы подготовили другой музыкальный спектакль — «Приключения Буратино», который, формально, тоже является мюзиклом.

— Это театральный римейк нечаевского фильма?

— Нет, сюжет мюзикла гораздо ближе к литературному оригиналу. Хотя наряду с новыми песнями в него войдут и композиции, известные по фильму. Но самое главное, это будет спектакль, полностью выстроенный по законам музыкальной формы.

Беседовали Дмитрий БАЙКАЛОВ и Евгений ХАРИТОНОВ

Когда на первом курсе у нас было творческое задание — моделирование пословиц, поговорок и всяческих идиом, исходя из довольно странных вводных, — общий восторг вызвал такой перл: «Хвастается, как родитель».

По крайней мере, мои охватили своим хвастовством весь город. Не осталось грудного младенца, который бы не знал, что их сын, Сашка Зенин, принят в Академию астронавтики на факультет паралингвистики. Особенно деды с бабками старались, загибая пальцы: во-первых, стипендия огромная, а в дальнейшем — оклад и премиальные просто астрономические; во-вторых, рабочий стаж короткий (это они особенно подчеркивали, пара-лингвист в тех редких случаях, когда работает, пашет с такой нагрузкой, что год за десять); в-третьих, его берегут, все переходы он проводит в анабиозе (слово «перелет» я истребил из семейного обихода раз и навсегда, это воробей летает, а суда ходят, в особых случаях бегут); были еще в-четвертых, в-пятых и в-тыщу-двести-сорок-пятых.

А я, честно говоря, сунулся на паралингвистику с горя, потому что не прошел на факультет полевой разведки по физическим данным. Но я знал, главное — зацепиться. Когда окажусь в экипаже, тогда и разберемся, кто тут больше подходит для полевой разведки!

Нельзя сказать, что из меня получился блистательный паралингвист. Я попал на факультет по результатам тестирования — то есть у меня изначально была способность к считыванию, а также сидящая в какой-то очень глубокой щели промеж извилин способность к системному анализу. Вот ее-то из меня выманивали довольно долго! Даже чуть не отчислили. Но я удержался и стал специалистом не хуже прочих. На последней практике, а выкинули нас на восточном побережье Африки, я заговорил на местном языке после двадцатиминутного прослушивания. Это хороший результат, и хотя у нас были ребята, кому хватало десяти минут, но ведь все зависит от текстов, которые слышишь, от обстановки, от инфонасыщенности, а некоторые дикари умеют ставить блоки, что кажется нереальным, однако встречается чаще, чем хотелось бы. Потом выяснилось, что прокрутка в голове белого шума для охотника — тоже оружие, потому что иная дичь имеет не меньше способностей к паралингвистике, чем наш первокурсник.

После Академии я был направлен в транспортный флот в должности лейтенанта и прикомандирован к Главной инспекции. Была у них там неизвестно зачем штатная единица «паралингвист-психолог». Наверное, на случай аварии инспекционного лайнера с начальством где-нибудь совсем на периферии. Я там взвыл от скуки, а потом ребята перетащили меня на экспедиционный борт, и все решилось буквально в двадцать четыре часа. Я даже не понял, куда и за каким чертом меня несет, как шлепнулся в анабиозный саркофаг. А потом я проснулся.

Собственно говоря, именно к этому меня и готовили. Лечь в ванну на борту, а открыть глаза где-нибудь за Альфой Центавра. Но и в кошмарном сне мне бы не привиделась такая картина: я лежу по уши в грязюке, а надо мной — чумазая рожа Люськи фон Эрдвица, рот в крови (губа прокушена), а дрожащий голосишко причитает: