— Так-то оно так! — сказал Анатолий уже без запальчивости.— Но речь идет в данном случае не о пассажире, а о летчике. Я много летал на вертолетах, знаю. Ну-ка, попробуйте зацепить что-то плавающее на поверхности реки. Во-первых, с вертолета очень трудно на глазок определить высоту. Кажется, что ты повис над водой на высоте пять метров, а на самом деле твоя высота — пятьдесят. Во-вторых, при приближении к воде от сильного ветра, который образуется при вращении винта, на воде поднимается целый ураган. А ведь тебе надо спуститься, подвести переднее колесо машины под сеть и подцепить ее. Для этого надо быть подлинным виртуозом своего дела!

Званые гости не пожаловали. Выходной день обещал быть пустым и скучным. Впрочем, может быть, даже и лучше, что не приехали! Тем самым они освободили меня от обязанности описывать, как я их принимал и как развлекал! Вы заметили, наверное, что посидеть с приятелями за столом, поговорить, посмеяться, выпить — в меру, друзья, в меру — приятно, но писать об этом трудно и не очень-то интересно. Вряд ли читатели меня поблагодарили бы за такое описание. Тут есть какая-то странная закономерность: в жизни праздник веселая вещь, а в литературе, как правило, нудная и скучная! Почему? Кто в этом повинен? Надо будет поглубже обсудить эту тему с Фанилем. А пока...

А пока я начал с того, что хорошо выспался, вознаградив себя с лихвой за ночное бдение и утренние тревоги. Потом выкупался. После купанья — свежий, чистый и легкий — вернулся домой А дома меня уже ждала на столе наша рыба, посланная нам своенравной и капризной рыбацкой судьбой, Ей не грозила опасность остаться несъеденной, хотя званые гости и не пожаловали. Гостей нет, есть соседи. Правда, Тази не отдал мне Махмута — увел к себе, к своим гостям,— но у меня же имеются еще и мои милые соседи слева — Андрюшины. Да и своя семья тоже, слава богу, не из маленьких!

Я еще не успел пойти за Андрюшиными, как перед нашим домом остановилась моторка. Я сначала не обратил на нее внимания. Мало ли моторок подчаливает к нашему берегу. Но раздался стук калитки, я обернулся и увидел... коричневый берет на бритой голове. Дед Латып собственной персоной! Та же клетчатая рубашка с тремя карманами, спортивные брюки. Стоит и несмело улыбается. Если бы его тощие ноги не были для устойчивости расставлены шире, чем нужно, деда можно было бы издали принять за юношу спортсмена. В руке он держал садок со свернувшейся клубком щукой.

— Можно к вам?

Весь запас моего гостеприимства, предназначавшийся гостям званым, обрушился теперь на этого незваного гостя.

— Милости просим, Латып-ага! Я очень рад! Проходите!.. Вы как нельзя кстати приехали!

Жена — она уже знала о моей встрече с героем «Склероза» в поезде и забытом им плаще — присоединила к моим и свои восторги.

Дед Латып уже знал, к кому он приехал в гости, и, сев за стол, сразу заговорили о рассказе:

— Я еще тогда заподозрил, что вы автор «Склероза», но все-таки колебался. А на днях и фамилию вашу узнал. Тут уж последние сомнения отпали. Даже сказал сам себе: может быть, ты, старый плут, нарочно плащ забыл в поезде, чтобы повод для встречи был.

— Значит подвела память.

Дед улыбнулся.

— С памятью у меня теперь полный порядок. Но все же... пока не забыл... хочу тебе кое-что показать.

С этими словами он вытащил из кармана рубахи странной формы блесну с крючком. Она была не похожа ни на одну из известных мне блесен, лишь немногим напоминала «Байкал».

— Видел такую?

— Нет, кажется, не видел!

— Только что щуку на нее поймал. И щука, и судак страсть как любят эту блесну. И жерех, и окунь тоже берут,

— Как она называется?

— Я ее назвал... «Латып».

— Самоделка?

— Ну, это целая история... Не лень послушать? —- Ну что вы, Латып-ага, рассказывайте!..

— Хорошо! — ответил дед Латып. — Но сначала посмотрите вот это.

Он отстегнул золотые часы, снял их с ремня и показал мне крышку.

На крышке была выгравирована надпись: «Нашему сверстнику Латыпу. Поздравляем с шестидесятилетием. Друзья».

— Прекрасный подарок!

— Наши, чистопольские! — с гордостью сказал старик и не спеша надел часы на руку. — Теперь можно начинать рассказ. Однажды я напал на богатое место. Щук полным-полно! Но и коряг предостаточно. Что ни заброс, клюет: или щука, или коряга! Коряги, надо признаться, чаще клевали! Вытащил одну щуку, две сорвались. Пять блесен они, жадины, у меня оборвали, ни одной не осталось. А уходить не хочется с такого клева. Что делать? Пришлось эти часы превратить в блесну! За одно ушко привязал жилку, к другому прицепил карабинчик с тройчаткой. Тяжесть хорошая, грузила не требуется. Однако далеко забрасывать бо­юсь: еще затянется за корягу, и оставишь на дне дорогой подарок. Решил.— опущу подле лодки в воду, тем более что глубина подходящая — все пять метров. Только опустил — хоп! Рыба! И притом крупная! Вытащил доброго судака килограмма на полтора. Осмотрел часы — идут как миленькие! Вот что значит «противоударные, пылезащитные, влагонепроницаемые»! Делаю второй заброс. И снова — хоп! На этот раз вытащил щуку. Часы идут как ни в чем не бывало! Очень хотелось еще разик забросить, но благоразумие взяло верх над жадностью. Как русские говорят, пора и честь знать!

Вернулся домой и не удержался, старый дурак, рассказал жене, как ловил рыбу на часы. И, конечно, получил от своей старухи нагоняй. «Совести у тебя совсем не осталось! Люди от чистого сердца подарок сделали. Ну, а если бы часы остались на дне? Как бы ты сам себя чувствовал тогда?»

— Ясно, что плохо бы я тогда себя чувствовал, до конца жизни терзался бы от сожаления. Правда ведь, а?

Мы все дружно закивали.

— Рыболовная страсть — она такая... Иногда и совсем разума лишает, правда ведь?!

— Правда! — сказал я один.

— После этого случая жена отобрала у меня часы в спрятала. «И не проси, и не ищи — и не дам, и не найдешь!» Так я и обходился без часов. Интересно, а?

— Очень интересно! — сказал я.— Но ведь вы обещали нам рассказать историю блесны «Латып», а не эту.

— Имей терпение! То, что я рассказал,— только вступление. После того как я открыл щучье гнездо среди скопища коряг, проблема блесны стала меня мучить. За один выезд на две найденных щуки у меня приходилось пять-шесть оборванных блесен. Слишком дорогое удовольствие! Как-то у одного рыболова, ловившего по соседству со мной, я увидел на конце лески странного вида желтую блесну. «Где взяли?» - спра­шиваю. «Сам вырезал... из старого примуса»,— отвечает. Тут меня и осенило… Был у нас дома хороший самовар... Вы меня извините, когда я говорю о самоваре, всегда очень волнуюсь, потому что детство вспоминается. Для нынешней молодежи самовар — это сувенир, экзотика. А для нас в старое время самовар был символом благополучия и достатка. Утром, вечером, в лк> бое время дня, кто бы ни зашел в дом, на стол подавался кипящий самовар. Он урчал, как сытый кот, клубился паром, от него исходило золотое сияние. Он украшал весь дом, превращал в роскошный пир самую убогую трапезу. Я помню, как однажды к нам в дом ворвались с бранью длинноусые сборщики податей и один из них прямо с подноса схватил и унес кипевший самовар. Мы все выскочили во двор с плачем, с криком... Когда наш самовар унесли, мне показалось! что мир рухнул. Словно он стоял не на бычьих рогах, а на одном нашем самоваре! Что теперь будет с нами? Как можно жить без самовара? И такое отчаяние меня охватило» что хоть ложись да помирай. Может быть, и умер бы, да к вечеру отец принес самовар обратно домой. Вот это какая вещь — самовар…

Ну ладно, пойдем дальше, Шагнем прямо в наше, советское время. Первые пятилетки. Я уже женат, живу в городе. Квартира приличная, с дровяным отопле­нием. Воду берем на улице, за полквартала от дома. Освещение — керосиновые лампы. В общем, все не хуже, чем у людей, но... какая-то червоточина в душе, чего-то не хватает. Чего? Ну конечно, самовара! С большим трудом, через знакомых, с переплатой, достали наконец и самовар. Тульский красавец! Жена за ним ухаживала, как за малым ребенком. Никогда не оставляла с водой, каждый раз золу вытряхивала, перекалить не давала. Когда мы уезжали в отпуск, она не оставляла его в пустой квартире, а, завернув во фланелевый халат и запихнув затем в холщовый мешок, относила к верным знакомым и сама прятала наше сокровище в надежное укромное место.