С тем же ужасным спокойствием Тази добавил:

— Мои там и останутся. Уже оборвались.

— Мои тоже! — сказал Мухаметша.

В этот миг лопнула и моя леска. Да, надо поскорее отсюда убираться.

— Тази, снимайся с якоря! — скомандовал я.

— Погоди, только кормушку подниму.

Но и кормушка тоже оказалась в цепких объятиях «дива». Мешок, прикрепленный к миллиметровой капроновой леске, не вытаскивался и не обрывался. Тази тянул-тянул,— а он ни с места. Попробовал дергать то вправо, то влево — никаких признаков движения. Вдруг он насторожился.

— Братцы, это не коряга, это рыба. Кормушку сглотнула огромная рыбина. И не отдает!

— Может быть, это не рыба, а белый медведь? — сказал Мухаметша.

— Я не шучу. Она трепыхается. На, возьми сам, убедишься!

Тази не успел передать Мухаметше конец капроновой жилки от кормушки, как та сама собой стала подниматься со дна реки.

— Отцепилась!

— А ты говорил — рыба!

— Даю слово, была рыба!

Всплывшая кормушка оказалась наполовину пустой. Но что ее держало на дне, мы так и не могли определить.

Я сказал:

— Будем считать это происшествие нашим коллективным бредом. Выбирайте якорь, и так сколько времени потеряла!

Стали выбирать якорь с того конца, где сидел Тази, а он не выбирается — тоже зацепился!

— Теперь ты, наверное, скажешь, что сом заглотил наш якорь? -сказал Мухаметша, обращаясь к Тази.

Плохие шутки. Крючок или кормушку можно еще оборвать. А якорь?! Нельзя же так просто, за здорово живешь, оставлять на дне такую дорогую штуку, как якорь, да еще с канатом из капрона! Если не осилим втроем, придется включать мотор и тащить.

К счастью, дело до этого не доимо. Я видел в главах Тази искорку надежды.

— Поддается! — закричал он, весь краснея.— Двигается!

Мухаметша растянул рот в улыбке.

— Сейчас ты вытащишь самого дива! Давай его сюда, негодяя, я ему покажу, где раки зимуют!

— Ты мне не языком помогай, а руками! Стали тащить якорь вдвоем.

— Раз, два... взяли! Еще раз... взяли!

Наконец вытянули! Но не сказочного дива, а вполне реальную длинную сеть! Концы ее остались на дне.

— Она битком набита рыбой! - воскликнул Тази.- Убей меня гром, тут стерлядки!

Мухаметша выпустил из рук канат, словно он стал сразу горячим, и пересел на середину лодки.

— Отцепи! От греха подальше! Тази продолжал, отдуваясь и пыхтя тянуть на себя зацепившуюся за якорь сеть.

— Нет уж, не буду отцеплять. Это явно браконьерская сеть. Пусть он, негодяй, сначала мне мои крючки вернет! За все наши мученья его рыба станет вашей законной наградой.

Он подтянул сеть к лодке и посмотрел с самого борта трепыхалась запутавшаяся в ячейках большая, с руку, стерлядь.

— Вот кто трепал мою кормушку! Какая красавица! Ну-ка, милая, иди сюда!

Мухаметша посуровел.

— Брось, не связывайся!

— Хочешь либеральничать с браконьером?

— Откуда ты знаешь, что он браконьер? Такой же рыболов как я мы с тобой,

— Если бы он был честным человеком, он бы буек здесь поставил. Тогда мы тут не стали бы забрасывать и сберегли бы свои крючки!

— Если он браконьер, тем хуже для тебя. Он сейчас за тобой наблюдает в бинокль. А потом появится — ну ступай, Варвара, на расправу!

Доставая стерлядку из сети, продолжая отдуваться и пыхтеть, Тази сказала

— Испугал! Как я могу упустить такой случай! Пусть мне за эту стерлядку дадут пятнадцать суток, все равно я ее никому не отдам!

Наконец Тази удалось высвободить стерлядь из сети, и он бросил ее в лодку. Но сеть из рук при этом не выпустил.

— Здесь, братцы, добра на всех хватит! Я заглянул за борт и увидел, что в сети действительно запуталось много рыбы. Отпустить сеть? Но тогда браконьер останется ненаказанным! С другой стороны, рыба-то все-таки не наша! Мы даже морального права не имеем распоряжаться ею по-своему!

Пока мы разбирались в моральной проблеме, которую «выловили» из Волги вместе с этой явно браконьерской сетью, к нам с вихревой скоростью подлетела большая моторка. Мотор у нее был именно «Вихрь».

В лодке сидели двое. Один — здоровяк, с черными, закрученными кверху усами, другой — совсем мальчик. Тази все еще держал в руках сеть. Эй, чем вы тут занимаетесь? Тази ответил безо всякого смущения:

— А вы что, не видите, чем мы занимаемся?

— Браконьерством вы занимаетесь, вот чем!

— Как раз наоборот: боремся с браконьерством!

— Чья это сеть?

— Может быть, вы знаете, чья она?

— Ваши документы!

— Сначала ваши предъявите!

— Пожалуйста!

Усатый — он был в полувоенной форме — достал из нагрудного кармана кителя красную книжечку и показал ее Тази. Рыбнадзор! Я вздохнул свободно. Было бы куда хуже, если бы в моторке с «Вихрем» оказались хозяева сети. Встреча с браконьерами на бескрайнем просторе Волги да еще при обстоятельствах, подобных нашим, добром могла бы не кончиться!

Мы подробно рассказали рыбнадзорам о том, что и как с нами случилось. Но они не пожелали, видимо, сразу принять на веру наши объяснения. Запахло штрафом! Напрасно мы говорили, что, мол, наши крючки, застрявшие в сети, самое убедительное доказательство нашей непричастности к незаконному сетевому лову. Усатый рыбнадзоред стоял на своем: вы, браконьеры народ тертый, мастера на всякие хитрости и уловки, но и мы, рыбнадзор, не лыком шиты. Товарищ усатого сказал:

— Вон на Каме браконьеры до того дошли, что с вертолетов стали рыбу ловить!

Я усмехнулся, услыхав такое, во, откровенно говоря, мне было не до смеха. Положение наше осложнялось тем, что при нас не было никаких документов. Лишь у Мухаметши в кармане нашелся сезонный железнодорожный билет. Я сказал, что мы здешние садоводы, люди мирные и тихие. Да рыбнадзорцы, наверное, поняли по нашей манере разговаривать, что имеют дело не с злоумышленниками, и несколько смягчились.

Усатый перешел вдруг на татарский язык и спросил Мухаметшу:

— Уж не из газеты ли вы?

Мухаметша как будто ждал этого вопроса. Лицо его озарилось и засверкало, как у шахматиста, когда найден точный и верный ход, ведущий к выигрышу трудной партии.

— Вы братец, оказывается, провидец, насквозь видите человека! Вот он,— палец Мухаметши уткнулся в мое колено,— не только газетчик, но и наш замечательный писатель. Драматург! Знайте, что перед вами сидит сам Мирхайдар Файзи. Видели, наверное» спектакль «Галиябану»? Он написал эту замечательную пьесу!

— Он написал «Галиябану»?— Усатый расплылся в улыбке и речитативом пропел,— «Моя милая, красавица».

— А он знаете кто? — войдя в азарт, продолжал Мухаметша, показывая на Тази.—Про Каюма Насыри слыхали?

— Разве всех запомнишь!— смущенно сказал усатый рыбнадзорец.

— Должны знать и помнить.— В голосе Мухаметши зазвучали педагогическая непреклонность и строгость.— Каюм Насыри — ученый, литератор, критик!

— Критик, а сам рыбу ворует!

— Это не воровство!

— Вор у вора украл. Все равно воровство, хоть стой, хоть падай!

Я понял, что мне, как хозяину лодки, нужно вмешаться в этот диалог, и сказал:

— Если рассуждать формально, получается так. Но разве не правильней рыбу, выловленную незаконно браконьером, взять себе, а не оставлять ее преступнику?

— А вам известно, товарищ Файзи, что отлов стерляди запрещен законом?

— Но если она уже поймана...

— Поймана, но еще жива!

— Как бы вы поступили на нашем месте?

— Мы бы поступили так! — сказал усатый рыбнадзорец, быстро поднялся со своего места и взял из рук Тази сеть.

Его напарник стал помогать ему. С удивительной легкостью они вытащили из воды тяжеленную сеть. Потом отплыли подальше от нашей лодки и, высвобождая из браконьерской сети запутавшихся в ней стерлядок, на наших глазах побросали их в воду. Газоне выдержал.

— Что вы делаете?! Хоть бы две штучки нам оставили! Ведь мы же из-за этой проклятой сети совсем без рыбы домой поплывем!