В этот момент к нам подошёл официант Маркелл.

— Как гуляешь, Настя? — нечётко спросил он.

— Нормально, Марик, — ответила Анастасия.

— Во! — произнёс Маркелл. — Именно это я и хотел сказать в присутствии всяких столичных светил. Чем были бы мы, если бы не наш источник? — Тут Маркелл принял театральную позу. — Ну да, чем? А? Ну, я мог быть каким-нибудь ветеринаром или аж бригадиром, А Настенка — бухгалтершей, и никогда бы мы не сидели вот так.

Он опустился на стул.

— Не сидели бы за столом цивилизации. В креслах благосостояния. А теперь вот сидим. Так что выпейте, друзья, за наш источник, а вернее, за источник наших благ.

— А ты? — спросила Анастасия.

— Я на работе! — ответил Маркелл, хотя из его речи было понятно, что работа ему не помешала. И, вспомнив о работе, сказал мне ласково: — Вас обсчитать или сами дадите?

Я дал сам, хотя понимал, что он всё равно обсчитает.

Мы шли дружной пятёркой: в середине я, слева и справа девушки под руки со мной, а право- и левофланговыми были офицеры. Говорила в основном манекенщица. О Москве, о модах, о знакомых артистах. Она вещала на всю улицу, потом заспорила со своим спутником справа и от нас отключилась. Анастасия упорно молчала и слушала басок левого сопровождающего лица. Я остался сам по себе, и у меня наконец появилось время подумать. Нет, я и раньше пытался это делать, но как-то без напряжения. Сейчас в голове всплывали какие-то фразы, обрывки разговоров и что-то такое, что я силился вспомнить, но никак не мог. Я вспоминал: огород, источник, тётя Паша, речи, достижения, председатель, директор, отдыхающая, опять тётя Паша, ресторан. Нет, в ресторане ничего не было. Когда так мучительно не можешь что-то вспомнить, надо вернуться на некоторое время назад в ту прежнюю ситуацию. Но что за ситуация? Нет, что-то мне явно мешало, что-то лежало где-то на полочке, которое я обещал себе додумать после, но забыл в этой суматохе.

Пора было включаться в общую беседу. Офицеры торжествовали. При таком раскладе я, очевидно, был лишним. Они от меня теперь легко отделаются попарно и проводят девушек сами. И мало ли что, а вдруг… А это «вдруг» было вот здесь рядом, за углом. Дом тёти Паши. Мы остановились. Анастасия сказала:

— Спокойной ночи.

Сделала ручкой и пошла. Света быстро чмокнула обоих офицеров и тоже упорхнула. Моряки такого поворота событий не ожидали и несколько опешили.

— Закурим, — сказал один из них.

Мы закурили.

— Ну, пошли, что ли, — сказал мне второй.

— Так я уже пришёл, — ухмыльнулся я.

— Как это?

— Живу я здесь, ребята. У меня здесь гнездо!

У ребят вытянулись лица.

— Не волнуйтесь вы. Я здесь койку снимаю. Я здесь третий лишний. Приходите, гуляйте, женитесь, разводитесь. Я здесь ни при чём. Я пошёл. Гуд бай.

— Пока, — сказали оба бодро и с благодарностью за-облегчение потопали на дорогу.

Девушки сидели на кухне. Я произнёс, улыбаясь во всю физиономию:

— Ну, вы тут разберитесь, кому сегодня со мной спать, а я пошёл.

Они расхохотались. Я пошёл в свою комнату. Неловко, конечно, что я сплю на кровати, а она будет спать на раскладушке. Я улёгся на раскладушку. Через некоторое время меня кто-то стал ощупывать в темноте. Я узнал Анастасию.

— Это вы, Света? — нарочно спросил я.

— Я, — сказала Анастасия. — Чего это вы на раскладушку улеглись?

— Вы мне лучше скажите, что это вы на меня накинулись?

— Когда я на вас накинулась?

— Да вот только сейчас: воспользовались темнотой и тут же обниматься. А я, может быть, женат?

— Вы мне никакой — ни женатый, ни холостой — не нужны.

Все шутки кончились.

— А почему такая сердитая?

Она улеглась на кровать.

— Потому, что надоело всё. Вот и вы туда же: Свету ждали. Конечно, столица. Пожила бы здесь, когда всё всё про всех знают.

— Да я ведь пошутил. Я вас сразу узнал. По запаху… по духам.

— Да бросьте вы…

Она вдруг заплакала. Я услышал её всхлипывания. Конечно, я должен был встать, погладить её по головке, обнять и долго успокаивать.

Нет, ребята, не получится. Я сказал как можно грубее:

— Ну что у вас? Что? Подумаешь, она здесь живёт, а не в Москве! Ну и радуйтесь. Эту манекенщицу уже сейчас только штукатурка спасает. А у вас от ваших гор такие персики на щеках! А что вам мешает, в конце концов? Езжайте, пожалуйста, учитесь.

— Ага, ловите женихов, оставайтесь. Мне надоело всё здесь. Надоел источник, надоели ухажёры-отдыхающие. Надоели квартиранты. Вы все — женатые, неженатые. Что вы лезете со своими разговорами? Женатый он! Да у вас у всех на лицах написано: хочу развлечься. На три дня приехал, а туда же, в серьёзные ухаживания играет. Ну что, будем повышать процент деторождаемости? Вы уже пили воду из источника или так попробуем?

— У вас истерика!

— Да, истерика, — она всхлипывала часто-часто. — Надоело, надоели разговоры об этой деторождаемости. Слово-то какое!

— Значит, вот что я вам скажу. Только сначала… — Я дал ей таблетку валидола. Она покорно положила её под язык и засопела. — Да, так вот. Что это вам всё надоело? Ну, источник. Радуйтесь, что он есть. Вы ведь в школу за десять километров ходили, когда его не было. Что ещё-то? Койки сдаёте. Не сдавайте, ходите в одном платье, а не в пяти. Ну что ещё? Ухаживания надоели? Да нет. Нравиться вам никогда не надоест. Приставания — понимаю. Но, по-моему, вы умеете отшивать нахалов. А сейчас вы просто манекенщице позавидовали. Она более раскованна. Ну так что ж? Я тоже должен завидовать журналистам-международникам? Они там по заграницам ездят, а я по дырам с источниками, извините, что оскорбил ваш замечательный город. А полресторана вам завидовало: красивая, стройная, молодая, здоровая. Что вас не устраивает?

— Враньё меня не устраивает.

— А что, вы так часто врёте?

— Всё время, мы все здесь будто сговорились.

— О чём сговорились?

— Э, да вы всё равно не поймёте. Пишите свою статейку. Кропайте. Отмечайте наши успехи. Давайте спать…

Было уже часа два. Я ещё немного поворочался. Всё-таки что-то я не мог вспомнить. Перебирал снова и снова: гостиница, огород, скважина у соседа, институт, десять лет, праздник, речи. Что они там говорили? Нет, ничего особенного. Потом тётя Паша, потом ресторан.

— А что, Анастасия?

— Я сплю, — сказала Анастасия.

— Всё. Спокойной ночи.

Проснулся я от гудка. Длинный, пронзительный гудок. Я понял. Именно его я и вспоминал.

Два тёмных глаза глядели на меня в упор.

— Давно?

— Всю жизнь.

— И всегда засыпаешь?

— Не всегда.

— И всегда в пять?

— Экспресс.

— А не пробовали?

— Зачем же, — усмехнулась она.

Наконец-то я понял, что меня всё время мучило. Этот гудок. Ведь он будит весь город. Люди просыпаются, а до работы ещё часа три. И делать просто нечего, И всё так легко. Ну как же я не догадался ещё вчера!

— Значит, все сговорились?

— О чём это вы? — Она смотрела так, будто и не говорила никогда этих слов.

Попробуем заснуть. Нет, заснуть просто невозможно. Я еле дождался восьми. Бежал по улицам. Звонил к Трофиму Егоровичу в дверь его трёхкомнатной квартиры.

Он, привыкший вставать в пять, был свеж, выбрит, умыт и уже навеселе.

Мы сели.

— Ну что я могу сказать, — начал он скороговоркой. — С детства, понимаешь, хотел стать первооткрывателем, хотел стать моряком. Открыть, понимаешь, какую-нибудь землю, а открыл воду. Но я не жалею, — И дальше всё, что было на митинге, что я уже слышал.

— Знаю, — сказал я, — это я сам вам писал.

Кто-то же наверняка это писал, не сам же он мучился.

— Иди ты, — сказал Трофим Егорович.

— Уже пришёл, — ответил я.

— Милый! — закричал первооткрыватель. — Всю жизнь тебя благодарить буду. Как же складно! Словечко к словечку. Веришь, каждый раз говорю, и сердце радуется и наполняется большим чувством… — Он, видно, опять попал на накатанный текст. Закончив, он полез обниматься.