— С чего начнём? — спросила Мила таким хозяйским тоном, словно каждый вечер ужинала в этом номере.

Жора тонко чувствовал женщин, он понимал, что добропорядочная женщина, будучи впервые после знакомства приглашена на ужин, никогда не придёт вовремя, поэтому заказал только холодные блюда. Из напитков на столе было шампанское, немного коньяка в графинчике и бутылка водки.

— Я думаю, после душного летнего дня не повредит бокал шампанского, — сказал он и ловко откупорил бутылку.

Некоторое время они пили и закусывали молча. Мила, надо сказать, изрядно проголодалась и поэтому непринуждённо ела за двоих. Жора же не торопился и, искоса поглядывая на неё, прикидывал, когда настанет время начинать. Но Мила начала первой.

— Вы, я вижу, уже были в Одессе? — спросила она.

— Да, и не только в Одессе… — начал было говорить Жора тоном утомлённого путешественника.

— А я, вы знаете, в первый раз.

— Но я ведь, понимаете, не по своей воле. Дела гонят. Это хорошо, что сейчас лето. А зимой…

— А куда вы любите ездить зимой?

— Я вообще не очень люблю ездить. По молодости лет это ещё ничего. — Он выразительно посмотрел на неё, чтобы она поняла, что это комплимент в её огород, — А потом надоедает.

— Ну как же, — ни с того ни с сего восторженно защебетала Мила, так что он даже вздрогнул от неожиданности, — ведь новые места, новые города — это новые люди, новые впечатления, новые… — она на миг запнулась, — вообще всё новое. И это ощущение новизны — оно так прекрасно! Вы ведёте дневник?

— Какой дневник? — опешил Жора.

— Путевой.

— Нет, как-то никогда не приходило в голову. А вы ведёте?

— Я — да. Я каждый вечер, где бы ни была, записываю, что видела, что произвело на меня впечатление, с кем я встретилась, чем этот человек мне понравился или не понравился.

— Гм… Интересно, наверное. Представляю, что вы написали бы обо мне. «Повстречала в Одессе старого облезлого олуха, который тут же принялся за мной волочиться. Но очень боюсь, что у него ничего из этого не выйдет». Так?

— Ещё не вечер! — игриво и нараспев ответила Мила, — Ну а вам неужели не интересно бывает вспоминать, как вы проводили время в поездках и где бывали?

— Какое время, что вы, — устало отмахнулся Жора. — Везде одно и то же — работа, работа. Такие деньги, знаете ли, так просто не платят. Это только в милых женских головках крутятся мысли, что ответственные работники ведут весёлую жизнь, а все дела за них делают референты и секретарши. Нет, это не так. Ответственность — это привычка, от неё нельзя избавиться ни на минуту, она уже перестаёт тяготить или надоедать: просто ты становишься её рабом. И когда вдруг выдаётся один такой вечер, его воспринимаешь как внеочередную премию за долгие месяцы и годы беспросветного бытия. Конечно, есть в этом бытии и свои радости, но увы!..

Жора подпускал вовсю. Мила без труда поняла, что он вышел на крейсерский режим и ему лучше не мешать.

Он продолжал говорить, а она с тоской ожидала, когда можно будет осторожно перейти к той части вечера, ради которой она сюда пришла: в отличие от обычных вечеров сегодня первой была художественная часть и только потом была надежда на торжественную.

— …Но за то мы и любим вас, женщин, что вам вовсе нет дела до наших с виду глупых и однообразных занятий, за то, что вы своим пренебрежением к нашей занятости делаете нас дерзкими и смелыми, — закончил Жора свою вступительную арию и действительно дерзко посмотрел на неё, оценивая, как боксёр противника.

— Кстати, о встречах в пути, — засмеялась, что-то вспомнив, Мила. — Тут, в гостинице, есть один такой смешной мальчишка. Всё ходит и смотрит на меня. Я иду, а он встанет и смотрит. Наверное, студентик какой-нибудь.

— Вот завидный возраст, — начал опять своё Жора, — для таких, как он, надо завести специальную телефонную службу. Набирает номер, задаёт вопрос: «Вы меня любите?» — а в ответ как в справочном: «Ждите ответа».

Мила весело засмеялась и даже захлопала в ладоши.

— Я с удовольствием пошла бы работать в такую службу. Столько признаний в любви за день — эта работа самая подходящая для женщин. Но, по-моему, вы несправедливы к молодёжи. Ей тоже нужно женское внимание. Мне так жалко этого юношу!

— Постойте, постойте, я, кажется, знаю, о ком вы говорите. Такой тёмненький, постоянно бродит по гостинице? Если это он, то поделом ему. Это тот ещё юноша. Они с виду все ангелы. — Последнюю фразу Жора сказал более искренне, чего Миле было достаточно, чтобы понять, что он не очень-то безразличен к приезду Вартаняна.

Потом они сидели и болтали о разных пустяках, и Жора ловил себя на мысли, что никак не может найти подходящий момент, чтобы предложить Миле выпить на брудершафт: каждый раз, когда он поднимал бокал и собирался сказать это, она выхватывала инициативу из его рук и сворачивала разговор в такую сторону, от которой до брудершафта было никак не достать. В процессе этой болтовни она выведала, где он работает. Жора словоохотливо ей всё рассказал, повысив, правда, себя с начальника отдела до начальника главка. И вдруг Мила стала прощаться.

— Ой, я всё болтаю да болтаю. А вам ведь завтра на работу, — прощебетала она, вставая.

— Я завтра могу и попозже…

— Нет, нет, лучше освобождайтесь пораньше.

Жора насторожился. Ему стало ясно, что она относится к тем женщинам, для которых определяющим в ухаживании за ними мужчин является сам срок ухаживания. Тогда всё просто — надо только не торопить события и беречь силы.

— Можно и так, если это вам удобнее.

— Или даже вот что. Если бы вы могли освободиться на весь день, вот было бы хорошо, а?

— На весь день… — Жора на минуту сделал вид, что задумался. — Ну только ради вас.

— Или нет, что я в самом деле говорю! Ведь завтра у нас четверг? Это всё ваше шампанское. Завтра-то я как раз и не могу на весь день. Я ведь тоже в командировке. Давайте завтра после работы договоримся на послезавтра, ладно?

Жоре ничего не оставалось, как согласиться. Он попытался слегка обнять Милу, когда целовал на прощание ручку, но она так ловко увернулась, что вполне могла сделать вид, что ничего не заметила.

Выйдя из номера Жоры, Мила быстро поднялась к Вартаняну и тихо поскреблась в дверь. Ответом ей была тишина. Только приоткрыв дверь, она услышала его могучее дыхание, словно он торопился спать, навёрстывая предыдущую ночь. Увидев, что он спит на диване при горящем свете, она не стала его будить, а вырвала из записной книжки листок, написала «Спокойной ночи», положила листок ему на грудь и тихо ушла.

Миле было ясно, что, во-первых, та лёгкость, с которой Жора согласился на обмен, может быть обманчивой и, во-вторых, то, что он завтра занят и не может получить вещь у доверенного лица, тоже недостоверно. Из этого следовало, что Жора вполне заслуживал внимания такой женщины, как Мила. И не только благодаря своей красоте. По крайней мере сегодняшний визит никак нельзя было считать последним.

На другой день Мила с самого утра уехала с Вартаняном на пляж и, чтобы остаться честной перед Жорой, была занята целый день. Там она рассказала Вартаняну, как весело прошёл ужин у Жоры, после чего Вартанян окончательно перестал терзаться муками ревности. Зато его стали посещать мысли и сомнения относительно предстоящего обмена с Жорой: когда у мужчин всё благополучно на личном фронте, их всегда начинает тянуть на рабочие и прочие подвиги, и они становятся деловито-задумчивыми, пребывая в изыскании способов совершения этих подвигов.

Вечером, когда Мила и Вартанян вернулись в гостиницу и разошлись по своим номерам, к ней в комнату зашёл Жора и снова предложил поужинать у него в номере. «Однако с таким ухажёром недолго и фигуру потерять», — подумала Мила, и они договорились завтра с утра пойти осматривать город, причём Жора вызвался быть экскурсоводом.

После его ухода она предупредила об этом Вартаняна, и тот снова начал терзать себя муками ревности, хотя и не так интенсивно, как в прошлый раз.