В конце шествия следовал недавно прибывший из Панамы, с нетерпением ожидаемый всеми цирк «Олимпик» Джорджа Роу.

Лилипуты — мужчина и женщина — несли плакат, возвещающий о времени начала представлений. Ужимки клоунов и номера жонглеров, проходивших мимо, доставляли толпе большое удовольствие.

Затем появилась клетка с тигром, который, развалясь, смотрел на людей сквозь железные прутья. Далее следовал слон, на спине его восседала женщина в розовом трико, машущая зрителям рукой.

— Хочешь пойти в цирк? — спросил Адам Эви, когда мимо проследовала последняя клетка. Толпа начала рассеиваться, большинство людей двинулись к месту расположения цирка на Керни-стрит.

— С удовольствием, если у нас останется время, ведь мы же еще должны купить подарки для Бэйли. Адам и Эви двинулись вдоль по улице, разглядывая витрины магазинов. Они остановились у ювелира, и Адам купил Бэйли карманные часы, затем пошли в универсальный магазин, где предлагалось все — от гвоздей до женских шелковых чулок. Адам купил Бэйли маленький томик недавно опубликованного романа «Дэвид Копперфилд» популярного английского автора Чарлза Диккенса, а Эви приобрела оловянную коробку табака, чтобы Бэйли мог наслаждаться им, покуривая трубку длинными одинокими вечерами.

Выйдя из магазина, Адам отвел Эви в сторону и повязал ей волосы пурпурной лентой. Затем отошел назад полюбоваться, и Эви улыбнулась ему.

— Я не мог устоять, этот цвет так идет тебе. — Адам наклонился и поцеловал Эви, не обращая внимания на мужчин, которые проходили мимо и завистливо улыбались.

Держась за руки, они поспешили на Керни-стрит и прибыли как раз к началу первого представления. Хозяин манежа привлекал внимание зрителей к человеку, который рискованно балансировал над их головами на проволоке, натянутой между двумя столбами.

Эви затаила дыхание и ухватилась за руку Адама, когда отважный юноша начал шаг за шагом осторожно передвигаться по узкой проволоке.

Зрители, следившие за ним затаив дыхание, разразились аплодисментами, когда тот наконец благополучно достиг противоположного столба. Затем они наблюдали за укротителем львов в цилиндре и с черным хлыстом, который вошел в клетку с дикими животными.

Больше всего Эви понравился номер, в котором наездница с обнаженной спиной мчалась по кругу на лошади, стоя на ней во весь рост. Она и Адам потягивали лимонад и жевали конфеты, смеясь над проделками клоунов и восхищаясь ловкостью жонглеров, которые манипулировали с тремя и четырьмя яблоками одновременно. Один из них бросил ярко-красное яблоко Эви с плутовским подмигиванием.

Выйдя из цирка, Эви остановилась около будки предсказателя судьбы, и тот поведал ей, что она в скором времени станет очень богатой.

— Не означает ли это, что ты готова согласиться стать моей женой? — с надеждой спросил Адам.

— Конечно, нет, — ответила Эви, с веселым блеском глаз поддразнивая его. — Это означает, что Бэйли найдет золотую жилу и сделает меня богатой.

— Неужели это действительно так важно для тебя, Эви? — спросил Адам сдержанно.

Эви помолчала несколько секунд, глядя в его помрачневшие глаза.

— Быть богатой? Да. Чтобы стать независимой. Тогда я выйду за тебя, Адам.

Когда на небе появились облака, предвещавшие дождь, они вернулись в кондитерскую. Адам покинул Эви у двери, пообещав, что придет вечером на обед.

Симона все еще возилась на кухне и не желала, чтобы ей мешали. Так как накануне Эви не навещала Калли, она взяла пару яблок и, смеясь, удалилась. Эви вся сияла от счастья, легко, словно газель, прыгая с одной доски на другую. Прохожие поворачивали головы в ее сторону, отвечая улыбками на улыбку.

Однако она перестала улыбаться, когда подошла к конюшне и обнаружила два пустых стойла. Эви бросилась на задний двор с надеждой, что мистер Грейнджер, кузнец, вывел лошадей в загон. Он действительно оказался там, но лошадей не было.

— Мистер Грейнджер, а где Калли и Эквус? Мужчина снял шляпу.

— Мистер Ролинз отправил их на корабле сегодня утром.

Эви не могла поверить, что Адам выполнил свою угрозу и отнял у нее Калли. Особенно после прошедшей ночи. «Неужели эта ночь ничего не значила для него? Зачем я поверила ему?»

С болью в груди, рыдая, она побежала назад в «Первородный грех».

Адам сидел на постели, обхватив голову руками, когда в комнату ворвалась Эви и набросилась на него с упреками:

— Как ты мог, Адам? Как ты мог сделать такое?

Адам был явно озадачен. Он хотел подняться на ноги, но упал на спину, сжимая голову.

— О чем ты говоришь, Эви?

— О Калли. Я говорю о Калли. Неужели тебе доставляет удовольствие причинять мне боль?

— Ради Бога, Эви. Можешь ты взять себя в руки и позволить мне все объяснить?

Эви была слишком рассержена, чтобы слушать его. Все ее сомнения относительно Адама проявились с новой силой.

— Я не хочу слушать твои объяснения. Ты угрожал, что заберешь у меня Калли, и разве может Адам Ролинз не выполнить своих угроз? Мне следовало бы знать это.

На щеке Адама задергалась предательская жилка, он попытался подавить свой гнев, а Эви продолжала ругаться:

— Я думала, что прошедшая ночь что-то значила для тебя. Как глупо было надеяться, что ты можешь измениться.

Обиженный и раздраженный Адам старался говорить спокойно:

— Можем мы обсудить это позднее, Эви? У меня ужасно болит голова. Я только что выставил пьяного старателя, и тот ударил меня по голове рукояткой своего кайла.

— Твое счастье, что это была не я, тогда бы ты получил удар другим концом кайла.

Несмотря на боль в голове, Адам не удержался от смеха. Уж Эви-то выполнила бы свою угрозу, можно не сомневаться.

— Ты права только в одном, Эви. Я не изменился. Я никогда не заключаю сделки и не иду на компромиссы в постели. Ты напрасно потеряла время, если пришла сюда прошлой ночью с этой целью. Женщины, которые ищут выгоду в постели, имеют определенное название, но я не решаюсь произнести его.

Адам хотел лишь слегка пожурить Эви, чтобы попытаться погасить ее гнев. Однако его слова произвели обратный эффект, потому что он коснулся самой больной темы.

— Как ты смеешь? За кого ты меня принимаешь? Я пришла сюда прошлой ночью, потому что по глупости на какое-то мгновение вообразила, что люблю тебя. Я доверилась тебе и позволила одурачить.

— Господи, повзрослеешь ли ты хоть когда-нибудь, Эви? Ты беспокоишься не потому, что отдалась мне прошлой ночью. Ты хотела этого так же, как и я. Тебя волнует то, что это доставило тебе наслаждение. Вот в чем истинная причина твоего показного праведного негодования. Прошлой ночью в моих объятиях ты стала настоящей женщиной, поэтому веди себя соответственно и брось эти детские выходки. — Видя, что она уязвлена, он грустно добавил: — Наши отношения будут совсем иными, Эви, если ты станешь мне доверять.

Эви скрестила руки на груди и посмотрела на него:

— Тебе не стоит беспокоиться по поводу наших отношений, Адам, потому что их не будет.

— Эви, я хотел сказать тебе о Калли еще раньше, но ты спала. Гейнджер сообщил, что она ушибла переднюю ногу и начала поджимать ее, поэтому я отправил ее на корабле назад к Уиллу, чтобы тот осмотрел лошадь и полечил, если надо. Вместе с ней я отослал и Эквуса, чтобы Калли не нервничала. Она начинает нервничать, когда его нет рядом. И все это не для того, чтобы наказать тебя.

Адаму не надо было быть психологом, чтобы понять истинные мотивы поведения Эви. Ей было только двенадцать лет, когда она потеряла свою мать, единственного человека в мире, который любил ее. Она должна была кого-то обвинить в этой потере, и жертвой оказался он.

— Эви, я не виноват в смерти твоей матери. Перестань обвинять меня, — мягко сказал Адам. — Она раскрыла рот от неожиданности, а он продолжал: — Я сожалею, что не был добр к твоей матери. Я вел себя как ребенок, меня обуревала ревность, ведь я очень любил отца и он всегда принадлежал только мне. Кажется, я так и не успел сказать ему, как он мне дорог, я не виноват и в его смерти тоже. Невозможно изменить прошлое, и я не могу расплатиться за свои ошибки. Ты должна забыть о них, Эви. В его голосе не было ни мольбы, ни гнева, только отчаянная потребность быть понятым.