Синтия и не, предполагала, что отец и Дэйв были настолько близки. Ей хотелось знать, сказала ее сестра привычные слова вежливости или отца с этим человеком действительно связывали добрые отношения.

Словно прочитав ее мысли, Дэйв посмотрел на нее вызывающе. Почувствовав, что краснеет, Синтия вышла из комнаты.

Остаток дня заняла подготовка к предстоящим похоронам и поминкам. Этим занимались Бет, Пит и Чарльз Рейберн, а Синтия весь день утешала то Энджелин, то Мидди, которые рыдали всякий раз, когда упоминалось имя Мэтью Маккензи.

Перед тем как лечь спать, Синтия забежала к младшей сестре.

— Ну как ты, Тыквочка? — заботливо спросила она.

— Мне кажется, я никогда не перестану плакать, — всхлипнула Энджи. — Вы с Бет такие сильные, а я нюня какая-то.

— Но плакать о человеке, которого ты любила, совсем не стыдно, — сказала Синтия, забравшись к сестре в постель и обняв ее. — К тому же ты ведь у нас еще девочка, поэтому тебе многое позволено.

— Мне уже двадцать лет, Тия, я больше не ребенок.

— Может, и так, но для меня ты останешься ребенком до тех пор, пока у меня не появится собственная дочка или сын. Правда, при моей удачливости это маловероятно. Так что, нравится тебе это или нет, сестричка, но ты будешь исполнять роль ребенка. — И Синтия поцеловала девушку в лоб.

Вздохнув, Энджи крепче прижалась к ней.

— Я так рада, что ты вернулась, Тия. — Голос девушки становился тише. — Всегда, как бы плохи ни были дела, ты умеешь сказать что-то такое, отчего все кажется ярче и… веселее. А теперь ты снова дома, но папы уже нет… — Судорожно всхлипнув, она заснула, не договорив фразы.

Синтия выбралась из постели и на цыпочках вышла из спальни Энджи.

Лишь оказавшись в своей комнате, Синтия дала волю слезам. Она знала, что не сможет заснуть, что должна выплакаться.

Лишь с первыми лучами солнца Синтия Маккензи, наплакавшись, заснула.

— Боже мой, а это еще кто? Отсюда он кажется красавцев; воскликнула Синтия, увидев в окне высокого мужчину, только что вышедшего из кареты.

— Да ты просто безобразница, Тия, — улыбнулась Бет, подходя к окну. Улыбка ее тут же пропала.

Синтия наблюдала, как мужчина поздоровался с каким-то человеком, тоже приехавшим на похороны, перед тем, как зайти в дом.

— Да кто же это? Он такой красавчик, что его хочется съесть!

— Его имя — Майкл Каррингтон, — ответила Бет, застегивая пуговицы на лифе платья. — Это один из знакомых папы. У него железная дорога в Техасе.

Синтия подмигнула Энджелин:

— Хм, похоже, ты решила приберечь его для себя, а, Бет?

— Нет, можешь взять его себе, — горько усмехнулась Бет. — Давай наконец причешем Энджи, все уже собираются, и нам надо идти вниз.

— Ты уже готова, так что иди, — сказала Синтия, — а с волосами Энджи я справлюсь. — Взяв тяжелый локон, она намотала его на горячие щипцы.

— Как плохо я выгляжу, — промолвила Бет, оглядывая себя в зеркало.

— Да нет, сестричка, ты выглядишь потрясающе, — возразила Синтия.

Бет надела строгий черный жакет с плиссированной юбкой, единственным украшением был галстук в складочку. Рыжие волосы были собраны в строгий пучок на макушке — эта прическа подчеркивала ее высокие скулы и большие голубые глаза.

— Правда-правда, ты хороша, — добавила Синтия.

— Мои волосы горят! — вдруг взвизгнула Энджи.

— Ой, прости, пожалуйста, — пробормотала Синтия. Разглядывая Бет, она совсем забыла о горячих щипцах, и ноздри защекотал неприятный запах паленого.

— Давайте быстрее, я хочу, чтобы мы были вместе. Господи, мне кажется, у меня и слез-то не осталось! — проговорила Бет и вышла из комнаты.

— Что же мне делать? — запричитала Энджелин. — Мои волосы испорчены.

— Вовсе нет, — возразила Синтия, разглядывая обожженные концы волос. Потом она вплела в каштановые кудри бархатную ленту, заколола косу на затылке и чуть отступила назад, чтобы полюбоваться результатом своих усилий. — Ну вот, никто ничего не заметит.

— Да, конечно, если они лишены обоняния, — фыркнула Энджелин.

Синтия критическим взглядом осмотрела сестру. На блестящем шелке черного платья Энджелин темнели бархатные цветы, а сзади его украшал изящный бархатный бант.

— Тебе нужно еще кое-что, — заявила она.

— Разумеется, — проворчала Энджелин. — Новые волосы.

— Нет, я знаю, что нужно. Подожди-ка. — Сбегав к себе в комнату, Синтия вернулась с ниткой жемчуга. Надев ожерелье сестре на шею, она удовлетворенно улыбнулась:

— Ну вот, теперь совсем другое дело.

Энджелин нерешительно дотронулась до жемчуга.

— Но, Тия, это ожерелье такое дорогое.

— Ну да, поэтому его и надо носить, а не держать в шкатулке.

— У меня никогда в жизни не было такого великолепного украшения, — вздохнула Энджи. И вдруг глаза ее опять наполнились слезами. — Если бы только папа мог видеть меня.

Синтия почувствовала, что сама вот-вот расплачется.

— Он видит тебя, милая, поверь мне. — И крепко обняла сестру. — А теперь ступай, — сказала она, слегка шлепнув ее. — Я спущусь через минуту.

Глядя вслед Энджелин, Синтия судорожно вздохнула. Она едва могла справиться с охватившим ее отчаянием. Она поговорила с отцом перед кончиной, но все еще чувствовала себя виноватой перед ним за то, что доставила ему столько неприятностей.

Синтия подошла к зеркалу и оглядела себя. Она уложила волосы толстым жгутом вокруг головы, оставив свободными только два локона на висках, и приколола к прическе черный бант. Синтия понимала, что большинство приехавших не одобрят ее траурного одеяния, но другого черного платья у нес не было. Вышитое черным бисером, с фижмами и низким декольте, оно было чересчур эффектным. На одном плече даже светлел букетик розовых роз.

«А кому известно, что сейчас носят в Европе, дорогая моя Син? Что надену, то и будет хорошо». — И, вздернув вверх подбородок и приосанившись, Синтия пошла вниз.

Задержавшись наверху лестницы, Синтия посмотрела вниз. Вестибюль был полон людей, пришедших проводить в последний путь ее отца. Дэйв Кинкейд разговаривал с каким-то человеком. Вдруг он посмотрел наверх и, заметив Синтию, замолчал на полуслове. Его собеседник проследил за взглядом Дэйва, и Синтия узнала в нем Майкла Каррингтона. Теперь, когда он был ближе, девушка сумела разглядеть, что преуспевающий техасец моложе и еще красивее, чем ей показалось, когда она смотрела на него из окна.

Мужчины нахально ее рассматривали, пока она спускалась по лестнице. «Того и гляди растаю под их взглядами», — удивленно подумала она.

Приветливо улыбаясь, Синтия подала руку Каррингтону.

— Здравствуйте, меня зовут Синтия Маккензи, — представилась она.

— Майкл Каррингтон, — кивнул молодой человек. — Позвольте выразить вам соболезнования, мисс Маккензи. Я уважал вашего отца и восхищался им.

— Благодарю вас, мистер Каррингтон. Вы давно знали его?

— Мы познакомились два года назад.

— Понятно, — протянула Синтия. — А вы один из местных фермеров, мистер Каррингтон? — с невинным видом спросила она.

— Нет, я живу в Техасе. В Денвер приехал по делам и услышал печальную весть о смерти вашего отца.

— Благодарю вас за внимание, мистер Каррингтон. Рада была познакомиться с вами.

— Сожалею, что нам не пришлось познакомиться при более радостных обстоятельствах, мисс Маккензи.

— Возможно, мы еще встретимся. — Кивнув Майклу Каррингтону, Синтия отошла в сторону, демонстративно не замечая Дэвида Кинкейда.

Вцепившись в полы своего плаща, Синтия слушала слова заупокойной молитвы. Чтобы не плакать, она заставляла себя думать, что священник отпевает не ее отца, а какого-то незнакомца.

Девушка покосилась на Пита Гиффорда. Всю церемонию он стоял не двигаясь и не произнеся ни слова, но по нему видно было, что он очень страдает. И вдруг Синтия почувствовала на себе чей-то взгляд. Подняв голову, она посмотрела в горящие глаза Дэйва Кинкейда. Его лицо было непроницаемым, и Синтия спросила себя, о чем он может думать. Может, как и она, он пытался не поддаваться горю, а для этого заставлял себя сконцентрироваться на чем-то другом, к примеру, на ненависти к ней?