— Ну хорошо. Так что же вы скажете по поводу постоянной нехватки рельсов?

Схватив листок бумаги и карандаш, Синтия принялась быстро делать расчеты.

— Итак, в погонной миле пять тысяч двести восемьдесят футов. А рельсы в длину составляют двадцать шесть футов. Стало быть, на погонную милю дороги уходит четыреста шесть рельсов.

— Верно, — кивнул Дэйв, подойдя к девушке. От него исходил волнующий аромат.

— Значит, на каждую милю вам не хватает двух футов…

— Да, поэтому каждые тринадцать миль мы добавляем по два рельса или приблизительно четырнадцать рельсов на сто миль, — пояснил Кинкейд.

— Выходит, вы уже думали об этом, — разочарованно протянула Синтия.

— Разумеется.

— А вы посчитали рельсы с обеих сторон? — с надеждой спросила Синтия.

— По двадцать восемь рельсов с обеих сторон, то есть всего пятьдесят шесть, — усмехнулся Кинкейд. — Замечательно, что вы хотите помочь мне, мисс Маккензи, но я уже давно все просчитал. К тому же мы проложили двести миль дороги, и лишь на последние мили стало не хватать рельсов.

— Но это означает, что их отгружается меньше, чем следует, либо рельсы делают короче, чем следует, — предположила девушка.

— Вчера я отдал распоряжение проверить очередную поставку, но то, что рельсы могут укорачивать, мне и в голову не пришло, — признался Дэйв. — И все же, думаю, дело не в этом. Ведь рельсы отливают, и, для того чтобы изменить их длину, понадобилось бы дополнительное оборудование, а это, в свою очередь, потребовало бы дополнительных затрат. К тому же мы несколько лет покупаем рельсы у одной компании, которая показала себя честным партнером. — Кинкейд нацепил на голову шляпу. — Я собираюсь завтракать. Вы идете?

Синтию не надо было долго уговаривать. Решительно отодвинув стул, она кивнула:

— Да, иду.

— А вам когда-нибудь доводилось есть в столовой на колесах? — поинтересовался Дэйв, пока они шли к вагону.

— Разумеется, — кивнула Синтия. — Путешествуя по Европе, я много раз бывала в вагонах-ресторанах.

— Я говорю не об этих дорогих заведениях, а о простых столовых, в которых питаются работники, занятые на строительстве дороги, — пояснил Кинкейд. — Думаю, там многое удивит вас и потом вы будете развлекать друзей живописным описанием этого завтрака.

Войдя в вагон-столовую, Синтия поняла, что Дэйв имел в виду. Середину вагона занимал длинный стол, прибитый к полу гвоздями, а по его обеим сторонам тянулись узкие скамейки. Кинкейд взял для них по ножу и вилке с подноса, на котором горой были навалены приборы. Потом они направились к деревянным кадкам.

— Что будете есть: хлеб или кукурузную лепешку? — спросил Дэйв.

— Хлеб.

Сунув руку в одну из кадок, Кинкейд достал два куска хлеба.

— Держите, — сказал он, вручая Синтии хлеб и приборы, которые она едва не уронила на пол. Дэйв взял с подноса пару жестяных кружек и зачерпнул кофе из бадьи с ароматным напитком. — Давайте сядем вон там, — предложил он, кивнув на свободные места в углу вагона.

Большинство работников уже заканчивали завтрак. Как только они уходили, к их местам подбегали мальчишки, помогавшие в столовой. Они быстро протирали жестяные тарелки, прибитые к столу.

— Просто замечательно, — сухо проговорила Синтия, которую этот способ мытья посуды привел в ужас.

— Можете как-нибудь иначе накормить сотню человек в день? — с иронией спросил Дэйв.

— А эти люди часто болеют?

— Нет, мисс, эти люди здоровее и сильнее тех мужчин, с которыми вам доводилось иметь дело, — заверил Синтию молодой человек, — Рада это слышать, — пробормотала девушка, покосившись на стоявшую перед ней тарелку. — А где же меню?

— А оно ни к чему — еда каждое утро одна и та же. Будете бекон? — спросил он, потянувшись к одной из ближайших кадок.

Синтия заметила, что такие кадки стояли вдоль всего стола примерно на расстоянии ярда друг от друга.

— Кусочек, — ответила Синтия. Дэйв вынул несколько кусков бекона и, положив один на тарелку своей спутницы, бросил остальные себе.

— Жареной картошки? — предложил он, потянувшись к другой кадке.

— Нет, благодарю вас, хлеба с беконом достаточно. Я, знаете ли, слежу за весом.

— Зачем? Вы ведь в состоянии носить едва ли не самые узкие джинсы, — сказал Дэйв, положив себе картошки.

— Я обратила внимание, что мои джинсы будут пошире ваших. Кажется, вы сказали, что едите одно и то же каждое утро? — спросила Синтия, откусив кусочек бекона, и быстро предложила:

— А если я приглашу вас на завтрак завтра утром?

— Не беспокойтесь. Мне нравится есть с рабочими. В это время мимо них прошли двое мужчин.

— Доброе утро, Син, — кивнули они. — Дэйв. Синтия узнала в них своих партнеров по игре в кости.

— Доброе утро, ребята, — приветливо сказала она. Позавтракав, Кинкейд встал.

— Мне было очень приятно в вашей компании, мисс Маккензи, но пора и за работу.

Дэйв быстро вышел из столовой, оставив Синтию в обществе мужчин, не сводивших с нес глаз. Она долго сидела в вагоне-столовой, медленно попивая кофе. Потом Синтия встала и направилась в свой вагон.

Приготовив себе графин лимонада, девушка вышла на смотровую площадку. Волдырь на ноге все еще болел, поэтому она сняла чулки, чтобы ранка подсохла на ветру. Бинта в местной лавочке не оказалось, доктор уехал куда-то по делам, поэтому ей оставалось или ходить босиком, или стирать ногу в кровь жесткими туфлями.

Размышляя об этом, Синтия вдруг увидела маленькую девочку, с интересом наблюдавшую за ней. Малышка походила на бродяжку: длинные светлые волосы безнадежно спутались и свисали вниз неопрятными лохмами, один чулок спустился и болтался на лодыжке, убогое платьице давно нуждалось в стирке.

— Привет! — крикнула ей Синтия.

— Мэм?

— Как тебя зовут, детка?

— Мэгги Рафферти. — Представившись, девочка шагнула к Синтии. На вид ей было не больше шести-семи лет.

— Как дела, Мэгги? А я — Синтия. Хочешь подняться ко мне на площадку?

— Дедушка велел мне не беспокоить людей, когда его нет.

— Но ты совсем не побеспокоишь меня, детка, ведь я тут одна. Хочешь стаканчик лимонаду? — предложила Синтия.

— Я никогда не пробовала лимонад и не знаю, нравится он мне или нет. Зато я пила шоколадное молоко, вот оно очень-очень вкусное. У вас, случайно, нет шоколадного молока?

— К сожалению, нет, Мэгги. — Синтия вспомнила, что не пила шоколадного молока с тех пор, как была девочкой, хотя оно очень ей нравилось.

Подойдя к вагону, Мэгги села на край площадки.

— А что у вас с ногой? — полюбопытствовала она.

— Я натерла пятку, и мозоль никак не заживает.

— Да, такие мозоли всегда очень болят. У меня однажды была такая же на пальчике, и дедушка проткнул ее иголкой, назвав кровавым волдырем. — Личико девочки скривилось. — Пошла кровь, но мозоль быстро прошла.

— Боюсь, этот волдырь так быстро не заживет. Давай-ка зайдем в вагон — уверена, у меня найдется что-нибудь вкусненькое к лимонаду.

Когда они вошли в вагон, Мэгги восхищенно ахнула.

— Я в жизни не видала такой красоты! — воскликнула она.

— Хочешь посмотреть остальные помещения? — предложила Синтия.

— А можно?

— Разумеется, дорогая.

Мэгги осторожно провела ладошкой по мягкому дивану.

— Вы здесь спите? — спросила она.

— Нет, для этого есть спальное купе.

— Наверное, вы самая богатая женщина на свете, если у вас есть такие прекрасные вещи, — прошептала Мэгги.

— Вообще этот вагон принадлежал моему отцу, но несколько недель назад он умер.

Мэгги продолжала внимательно осматривать гостиную, дотрагиваясь до всех ламп и фарфоровых статуэток на столах.

— Мой папа тоже умер, — сказала она.

— Мне очень жаль, Мэгги. Знаешь что, иди-ка в ванную — вымоешь там руки, а потом мы с тобой поедим и выльем лимонада. — И Синтия распахнула дверь ванной.

— Боже мой! — по-взрослому охнула Мэгги. — Вот это да! Вот это красота! — Она, оторопев, смотрела на ванну на ножках в виде птичьих лапок, рядом с которой стоял нагреватель для воды. — А это что такое?