Маккензи ощутил соблазнительный аромат Эмили еще прежде, чем она коснулась его. Затем шелк ее волос защекотал его щеку.

— Я знаю, почему ты преследуешь меня, Джош. Потому что на самом деле ты хочешь меня.

Голос девушки проникал прямо в душу, и, прежде чем он смог произнести хоть слово, ее губы закрыли ему рот. Они были нежными и влажными, и он раскрыл свои губы навстречу им. Ее язык пошел дальше: он слегка ударял, гладил, соединялся с его языком — хозяйничал как хотел, пока волна горячей крови не прокатилась по телу Джоша и не стала пульсировать в висках и пояснице. Ее руки показались ему бархатными, когда Эмили просунула пальцы ему под рубашку и стала стаскивать ее. Потом она опустила голову и начала ласкать его грудь нежными, чувственными прикосновениями языка и губ, а руки ее тем временем неумело нащупывали пуговицы его джинсов. Каждый дюйм тела Джоша воспламенился страстным желанием. Он хотел коснуться Эмили, но его руки словно налились свинцом, тело не могло пошевелиться. И он лежал, словно закованный в кандалы узник, и испытывал утонченное мучение, молясь, чтобы оно никогда не кончалось…

— Остановись! — закричала Эмили.

— Нет, не надо останавливаться, не останавливайся, — умолял он.

— Назад! Незабудка, иди назад! Ее голос постепенно удалялся.

Незабудка! Джош открыл глаза и резко сел. Его рубашка взмокла от пота. Он увидел, как Эмили бежит за двумя лошадьми, которые галопом уносятся прочь. Вскочив на ноги, он в бешенстве бросил свою шляпу на землю.

— Проклятие!

Как он мог заснуть в такой момент!

Эмили оставила свои попытки догнать лошадей и вернулась к колодцу. Как только она подошла, Маккензи набросился на нее:

— Какого черта эти клячи ускакали?

— Откуда я знаю?

Он схватил ее за плечи, и девушка вздрогнула, так сильно он ее сжал.

— Вы развязали их, не так ли? Мадам, в вашей прекрасной головке нет ни унции мозгов.

— Уберите от меня свои руки! Как вы смеете хватать меня?! Отпустив Эмили, Джош повернулся и пошел поднимать свою шляпу. Ударив ею несколько раз о колено, чтобы выбить пыль, он нахлобучил шляпу на голову и снова обернулся к девушке.

— Вы снова собирались сбежать, — произнес он уже спокойно.

Она сомневалась, что он настолько же спокоен, насколько тих его голос.

— А что, вы думали, я буду делать? Сидеть и считать ворон, пока вы тут спите?

— И поэтому вы развязали обеих наших лошадей.

Это просто невероятная глупость, мисс Лоуренс.

— Я только отвязала вашу и отпустила ее. Незабудка тоже как-то выпуталась и поскакала следом. Это все из-за того, что вы так плохо привязали поводья.

— Мисс Лоуренс, я вырос на ранчо в Техасе. И я очень хорошо знаю, как надо привязывать лошадей.

— Ну ладно. Я развязала и Незабудку тоже. А когда я пошла за седлом, она вскочила и побежала следом за вашей лошадью.

Ничего не говоря, Маккензи поднял свое седло с привязанным к нему саквояжем, взвалил себе на плечо и направился к дороге.

— Зачем вы взяли седло?

— Мисс Лоуренс, ковбой никогда не бросает своего седла. После лошади это самая необходимая для него вещь.

— Но вы же больше не ковбой, мистер Маккензи. Вы низкий, бесчестный, кровожадный охотник за людьми. В любом случае мы сможем сесть на дилижанс или на поезд в ближайшем городе. Так зачем тогда тащить с собой это тяжеленное седло?

— Я надеюсь, что лошади не убегут слишком далеко. И Джош продолжал идти.

Эмили следовало бы уже знать, что он слишком упрям, чтобы слушаться чьего-либо совета. Логика ему нужна только для того, чтобы третировать невинную жертву вроде нее.

— Мистер Маккензи, — позвала она, — а как же мое седло и мой саквояж?

Он остановился и в недоумении обернулся.

— Мадам, если вам нужны седло и саквояж, вы прекрасно можете нести их сами.

— Но вы сказали, что ближайший город находится в пяти милях отсюда. Если мы не поймаем лошадей, я не смогу пять миль нести это тяжелое седло.

— Вам бы следовало подумать об этом раньше, перед тем как вы отпустили лошадей.

Джош повернулся к ней спиной и большими шагами пошел к дороге.

Эмили аккуратно сложила свою шаль и положила ее в саквояж, потом подняла седло. Ее колени подогнулись, когда она вскинула его себе на плечо, а шляпка съехала набок. Она ухитрилась поправить шляпку, устроила груз поудобнее и двинулась следам за Джошем. Да, это не тяжелее, чем носить на плечах ребенка. Если учесть, что она никогда не носила ребенка на плечах. Она даже на руках ребенка не носила.

Очень скоро стало ясно, что она не поспевает за Маккензи, который шел широкими шагами. Возможно, он заметил это, потому что немного сбавил ход, чтобы не слишком убегать от нее.

В довершение всех несчастий волдырь у нее на пятке лопнул, и каждый шаг причинял Эмили невыносимую боль. После того как они прошли путь, который показался ей длиной никак не меньше десяти миль, она позвала Маккензи, который маячил где-то вдалеке высоким силуэтом:

— Мистер Маккензи, мы, должно быть, уже прошли пять миль. Вы уверены, что мы идем в нужном направлении?

— Может быть, вы видите какую-нибудь другую дорогу? К тому же мы прошли не больше одной мили.

— Все равно я не собираюсь больше быть вьючным мулом. Запнувшись, она сбросила на землю седло, отвязала свой саквояж и оставила седло лежать там, где оно упало. Если кто-нибудь его найдет, пусть берет себе.

Оберегая свою пятку, Эмили плелась за Джошем, когда они дошли до обшарпанного дорожного знака, который указывал на Запад, в гору. Знак гласил: «Тартар, 1 миля».

— Вам что-то не нравится? — спросила Эмили, увидев, что Джош хмурится, глядя на эту надпись.

— Странно. Мне казалось, что нам надо пройти еще пару миль, не меньше.

Эмили хрустнула пальцами.

— Тартар… Ваши расчеты ни к черту не годятся, мистер детектив. Подумайте, сколько времени вы потратили зря, вместо того чтобы выслеживать настоящих разбойников. Можете за это поблагодарить моего папочку.

Эмили направилась к тропинке.

— Очень остроумно, мисс Лоуренс. Могу я узнать, почему вы прихрамываете? — спросил Джош, следуя за ней.

У Эмили не было никакого желания пускаться в объяснения по поводу того, что она заработала себе волдырь на пятке, когда шла двадцать пять миль из Сэнд-Рока.

— Наверное, в ботинок попал камешек.

— Может быть, будет лучше сначала вытряхнуть его, а потом уж идти дальше?

Она снова хрустнула пальцами и воскликнула:

— В самом деле, почему я об этом раньше не подумала!

И продолжала, прихрамывая, подниматься в гору. Но пятка так болела, что она едва сдерживала слезы.

— Посмотрите на эту дорогу, — проговорил Джош. — Видно, ею давно никто не пользовался.

— Что же в этом странного? Сколько людей, идущих туда или обратно, мы встретили с тех пор, как покинули Уинслоу?

— Никого.

Подняв брови, она сказала:

— А если точнее, Маккензи?

— По крайней мере на дороге видна колея, и очевидно, что раньше ею пользовались. А сейчас здесь осталась одна тропинка. Держу пари, что указатель кто-то развернул.

— Проклятие! Ну кто в Тартаре мог бы додуматься до чего-то подобного?

Он с отвращением посмотрел на нее.

— Это совсем не смешно, мисс Лоуренс.

Довольно скоро они увидели коньки крыш, и когда достигли вершины холма, перед ними оказался знак с надписью «Тартар».

Эмили криво усмехнулась и огляделась вокруг. Челюсть у нее отвисла от того, что она увидела.

— Да, в самом деле проклятое место, мисс Эмили, — произнес Джош, стоя рядом с ней. — Скорее всего Тартар — это город-призрак.

…Эмили пошла вниз, ступая по пыльной, неасфальтированной дороге к заброшенному городу.

Она безрадостно огляделась кругом: перед ними стояла дюжина, или чуть больше, построек, которые сейчас представляли собой почти руины. Некоторые крыши провалились, а поломанные двери криво висели на ржавых петлях.