Камилле показалось, что у Летти сегодня болезненный вид, но, возможно, это просто следствие жары, замучившей их всех за последнюю неделю. В это утро было особенно жарко и душно для июня. Поработав еще немного, тетя стала жаловаться на головную боль.

— Давай выйдем из дома, — предложила она. — В такую погоду мне трудно дышать в четырех стенах.

Камилла взяла с собой блокнот, ручку и чернила, вышла в сад и села в траву на опушке. Используя доску для нарезки хлеба в качестве письменного стола, она писала приглашения на прием под открытым небом. Летти некоторое время прибывала в неподвижности, затем начала срезать молодые побеги пижмы, складывая их в оловянную кружку. Иногда она с тревогой поглядывала на небо, словно видела на нем какие-то предзнаменования.

Оторвавшись от приглашений, Камилла восхитилась травами, расстилавшимися у ее ног.

— Июнь — чудесный месяц для трав. Теперь я начинаю понимать, что вы имели в виду, когда сравнили сад в пору цветения в нем трав с карнавалом. Каждое из растений не слишком впечатляет, но в совокупности они составляют изумительную картину.

Тимьян окружил своими пурпурными цветами солнечные часы, кориандр оделся в белое, выделяясь на фоне зеленых листьев шалфея. Пчелы жужжали над алым бальзамником, а стрекозы предпочитали цвет пурпура. Летти присела отдохнуть на мраморную скамейку возле солнечных часов, потирая пальцем переносицу, чтобы смягчить боль.

— Как обстоит дело с живописью Бута? — спросила она. — Я давно не заглядывала в детскую.

— Трудно сказать. Иногда кажется, что он воодушевлен работой и доволен ее результатами. Но на следующий день выглядит разочарованным и начинает все переделывать. Боюсь, что, если так пойдет и дальше, он никогда не закончит картину. Тетя Летти, зачем Гортензия поехала сегодня на тот берег?

Летти вздохнула.

— Опасаюсь, что она поехала туда, чтобы встретиться с другим адвокатом, моя дорогая. Она, знаешь ли, не из тех, кто легко смиряется поражением. Сестра все еще надеется оспорить завещание.

Камилла молчала, а Летти сорвала стебель мяты, выросший на клумбе, предназначенной для тимьяна, возвращаясь мыслями к любимому саду.

— Какая мята жадная! Дай ей волю, так она заполонит весь сад. — Летти размяла листья между пальцами, от которых распространялся теперь приятный запах. — Мне кажется, собирается гроза — вдруг отрывисто произнесла она.

Камилла посмотрела на ясное, безоблачное небо.

— Почему вы так думаете? На небе ни единой тучи.

— Я чувствую, — пояснила Летти. — Жара, неподвижность, духота. Сегодня ты не должна ездить верхом, моя дорогая.

Камилла засмеялась.

— Я и не собиралась, но теперь меня так и подмывает это сделать. Должна же я доказать, насколько надежна и безопасна Файерфлай.

— Россу она такой не показалась, — напомнила ей Летти.

Опять Росс! Он уехал, и Камилла твердо решила выкинуть его из головы. После отъезда он не давал о себе знать: ни письма, ни записки. Эту книгу нужно захлопнуть, а не перелистывать страницу за страницей.

— Скажи мне, дорогая, — обратилась к ней Летти, — какие у тебя планы на будущее?

С минуту Камилла молчала. Она прекрасно поняла, что имела в виду Летти. Как она собирается провести оставшуюся часть своей жизни? В чем найдет удовлетворение, что наполнит ее существование смыслом? Когда встретит свою любовь? Проще сделать вид, что она неправильно поняла вопрос.

— Мне кажется, я и так занята с утра до вечера. Прием уже на носу, а приготовления только начались, так что боюсь, что не успею сделать все как надо. Что вы, тетя, собственно говоря, имеете в виду?

Но Летти не так легко было сбить с толку.

— Жизнь, — тихо проговорила она, — это любовь, семья, дети. Ты еще не прикоснулась даже к ее краю. Она может пройти мимо, если ты похоронишь себя в этих стенах. Ты что, не думаешь о подобных вещах?

Думала ли она о них на самом деле? Стоило Камилле предаться подобным размышлениям, — и перед ней с пугающей отчетливостью возникало лицо Росса, а она совсем не хотела его видеть. Камилла нетерпеливо покачала головой и встала

— Всему свое время. Если вы не возражаете, тетя Летти, я вернусь в дом. Здесь еще труднее переносить жару.

— От чего ты пытаешься убежать? — спросила Летти.

Камилла застыла, молча глядя на нее, и Летти продолжала:

— Когда-то и я думала, что у меня полно времени. Но в один прекрасный день оглянулась и увидела, что годы ушли, а с ними и вся моя жизнь

— Мне очень жаль, — мягко посочувствовала тете Камилла.

— Не в этом дело. Я знала удовлетворение и была счастлива большую часть времени. Хотя это было не то счастье, о котором я мечтала. Возможно, низшего сорта. — Тетя встала со скамейки и подошла к Камилле вплотную. — Постарайся не повторить моей ошибки, дорогая. Моя ошибка состояла в том, что я пыталась отгородиться от жизни.

Тетя Летти, казавшаяся рассеянной и часто витавшая в облаках, видела вещи в истинном свете, когда хотела того. Но Камилла не желала выставлять напоказ свою внутреннюю жизнь и обсуждать с тетей эти вопросы. Она отвернулась и быстро пошла к дому.

После полудня воздух стал еще более неподвижным, духота усилилась, солнце яростно палило сквозь дымку поднимавшихся с земли испарений, делавших этот зной невыносимым. Появившиеся на небе ближе к вечеру грозовые тучи воспринимались с облегчением. Они принесли с собой порывы ветра, которые обрушивались на дом, заставляя поскрипывать старые деревянные перекрытия. Ветер играл ставнями, завывал в трубах Грозовой Обители, и зной отступил под мощным напором его влажных порывов. За обедом казалось, что гроза вот-вот разразится, но хляби небесные все не разверзались над Грозовой Обителью, пока все только ограничивалось ветром, вспышками молний и грозовыми раскатами.

Несмотря на разлитую в атмосфере напряженность, обед прошел относительно спокойно. Летти ела мало и почти ничего не говорила. Бут казался погруженным в мрачные мысли. Камилла, взволнованная разговором с Летти, даже не пыталась вести застольную беседу.

Головная боль Летти усилилась; вскоре она извинилась и пошла прилечь. Камилла проводила ее тревожным взглядом. Заметив ее озабоченность, Бут попытался успокоить Камиллу.

— У Летти часто болит голова перед грозой.

На Камиллу такая погода оказывала совсем другое воздействие. Она избавилась от общества Бута и, выйдя из дома, добралась до выступа скалы над рекой. Так она долго стояла, открытая всем ветрам, хлеставшим ее по щекам, развевавшим подол ее юбки. Здесь, перед лицом стихий закружившихся над ней в своем первозданном танце, она не так страдала от депрессии и одиночества.

Внизу река закипала белой пеной, вверху трепетали и стонали на ветру деревья, раздавался треск веток. Какой далекой казалась сейчас едва заметная в полумгле каменная голова Грозовой горы! Наверное, именно в такой вечер Алтея поехала туда верхом.

Камилле казалось, что она способна понять то воодушевление, которое, по-видимому, подвигло ее мать на столь дикий — по обыденным меркам — поступок. Черные тучи, сгустившиеся над головой, порывы ветра, холодные и резкие, как удары бича, даже жалящие уколы первых дождевых капель — все это казалось Камилле по-своему притягательным, имело над ней демоническую власть.

Холодные иглы дождя проникали сквозь блузку, и Камилла неохотно направилась к дому, стороны лужайки Грозовая Обитель выглядела безрадостной и угрюмой. Никто не зажег сегодня лампу над лестницей: это входило в обязанности Гортензии, а Летти плохо себя чувствовала. В гостиной тоже было темно, и черные пятна окон производили довольно жуткое впечатление. Камилла вспомнила свою первую встречу с дом: он показался ей тогда зачарованным местом, охраняемым злым волшебником.

Сейчас ее охватило то же чувство. Она двинулась к крыльцу, и в этот момент над головой раздался страшный удар грома и покатился эхом, перебегая от холма к холму по долине Гудзона. Тут Камилла заметила Бута, стоявшего на веранде. Его присутствие ее напутало. Как долго он тут находился, наблюдая за ней?