Едва за Ильиным закрылась дверь, как в кабинет заглянул Бунин.

— Андрей! Ты освободился? К тебе можно?

— Да можно, можно. Заходи, — Гумилев сидел на краешке своего огромного директорского кожаного кресла и сосредоточенно просматривал информацию на большом мониторе.

— Андрей, завтра в Североморск возвращается «Петр Великий». Ты поедешь на торжественную встречу?

— А в чем торжественность? В том, что нашу новую терроформирующую станцию «Земля-3» охраняет флагман Российского флота — атомный крейсер «Петр Великий»? Или, что двадцать дней и почти четыре тысячи морских миль атомный ракетоносец, способный несколькими залпами снести с лица Земли целые государства, охраняет испытания нашей перспективной секретной разработки? Да ты в своем уме? Проще только по всем спутниковым телеканалам дать постоянную рекламу со звездами Голливуда, чтобы зрителей побольше у экранов собрать — кто еще не знает — «У этих русских есть одна маленькая штучка!»[78]. Ты этого хочешь? — разволновавшись, Гумилев встал из-за стола и мерил ногами кабинет.

— Мне пришлось месяц уговаривать лично Президента пойти на такой шаг. Накануне выборов в Штатах, с их претензиями на арктический шельф, рейд «Великого» по Северному морскому пути — это не просто «игра мускулами» — это реальная демонстрации нашей мощи в этом регионе. И в это время мы с тобой, как два королевских глашатая орем во всю глотку, — «Не бойся, мировая общественность, „Петр Великий“ — это еще не самое страшное для вас, вот „маленькая штучка“ у него под килем скоро все дно под Арктикой для этих ненасытных русских переформирует!»

— Андрей, да успокойся ты. Извини, ты же понимаешь, как это для меня важно. Ведь это первые успешные испытания после той трагедии. Теперь, может быть, они отстанут от меня со следствием и обвинениями по аварии на «Земле-2»[79]. Этим ФСБешникам мало головы Ковалева, они хотят и меня упечь.

Бунин сник, на его узком загорелом лице появилось виноватое выражение.

Гумилев подошел к столу, заказал у секретаря пару эспрессо и подсел к начальнику отдела перспективных исследований.

— Ты тоже меня извини. Сам не знаю, чего взъелся. Ладно, забыли.

«Странно, с чего бы Бунину так бояться ребят с Лубянки? Может быть, они до сих пор давят на него» — промелькнуло в голове Гумелева. Перед глазами встало лицо Арсения Ковалева и необъяснимое чувство вины, которое всегда возникало, когда он думал о своем старом друге. Несколько раз он порывался связаться с Арсением, который, обвиненный в срыве испытаний «Земли-2», уже два года отбывал срок в колонии строго режима. Но Ковалев демонстративно отвергал попытки какого-либо контакта.

«Действительно, чего опасается Бунин? Завтра обязательно надо будет поговорить с Олегом. Пусть разберется с ФСБ. Только этого мне еще не хватало», — Гумилев вздохнул и сделал вид, что собирает журналы на столе, освобождая место для чашек.

Секретарь принесла миниатюрные чашечки с ароматным кофе. Аромат «арабики» немного успокоил Бунина и он поглубже уселся в кресле.

— Степан Борисович, ты видел его? — Андрей кивнул на дверь.

— Ну-у, да, а что? — Бунин еще не отошел от взрыва Гумилева.

— Я так понял, это и есть потерявший память Ильин, — Степан Борисович пригубил напиток и поставил чашку на стол, — и, так понимаю, ты хочешь, чтобы я взял его в отдел?

— Главное, хочу выяснить, почему Осокин так срочно организовал с ним встречу и так срочно остыл к этому вопросу. Безусловно, Санич прав — за этим делом что-то стоит.

13:00. 29 сентября 2012 года. Москва. Южное Бутово.

Всю дорогу Санич инструктировал Кирилла, что и как он должен делать.

— Давайте повторим, Кирилл Иванович, — лицо начальника службы охраны Гумилева излучало участие и доброту.

— Во-первых, включить прибор номер 1, — сосредоточенно, как студент на экзамене начал Ильин, — включать нажатием копки, не вынимая прибор из кармана. С включенным прибором пройти по всей квартире. Квартиру обходить не спеша, заглядывая в окна и в шкафы. Во-вторых, в кладовке, опять же не вынимая из кармана прибор, повторно нажать кнопку.

— Надеюсь, Вы понимаете, что пока мы не сообщим Вам, не откровенничайте со своими в квартире. Как только получим данные с прибора, так я Вам сразу позвоню. Ваш мобильный мы уже проверили, так что позвоню на него.

Они ехали в машине, оформленной под «такси». В ней Санич забрал Ильина из больницы. Водитель остановил автомобиль на МКАДе, не доезжая пары километров до съезда на Бутово. Санич пересел в подъехавшую сзади машину и в этот день Кирилл его больше не видел.

Когда автомобиль остановился, Ильин не спешил выходить из машины. Он не знал, где его дом и куда ему надо идти.

— Приехали, — весело улыбаясь, обернулся к нему водитель.

Ильин вылез из машины. «Такси», рыкнув мотором, укатило, и он остался стоять перед незнакомым домом.

В сквере сидели женщины с колясками, на детской площадке играли дети. Кирилл Иванович Ильин стоял на тротуаре и оглядывался по сторонам, пытаясь хоть что-то вспомнить.

— Кирилл! Ради бога, извини, что не смогла сама приехать за тобой, — к нему спешила Ксения.

Она вышла из ближайшего подъезда и одета была легко. «Похоже, я живу здесь, — подумал Кирилл, — что же произошло со мной, что я почти ничего не помню?».

Помнил он почти все. Всю свою жизнь, если не считать событий последнего года. Помнил, что беседовал с незнакомой девушкой, которая предупреждала его о том, как он должен себя вести, когда придет в себя, как искрился хрустальный флакон в ее руках. Лица девушки Кирилл не помнил, только голос. Брызги, застилающие глаза…

Ксения быстро поцеловала его и замерла, прижавшись к груди. Сердце гулко бухало в груди в унисон с сердцем жены. Сумка с вещами упала на асфальт, руки рванулись обнять ее хрупкие плечи.

«Хотите, чтобы с вашей женой и детьми…» — всплыли в памяти слова незнакомки, руки опустились. Пришлось сильно зажмуриться, прикусить губу, чтобы не завыть и чтобы жена не увидела, что он все понимает и помнит.

— Кирюша, делай вид, что не узнаешь меня, — любимый голос, казалось, рождался в голове.

Кирилл опомнился и оторопело взглянул на жену. Она, едва заметно подмигнула ему и нагнулась за сумкой.

— Все остывает и ребята заждались! Они сегодня даже на работу не пошли, ждали, когда ты приедешь, — лицо ее светилось счастьем, а он чувствовал себя «полным идиотом». Вернее актером с ролью «полного идиота» в спектакле, где все актеры вокруг него знают свои роли, а он — «главный герой» — находится в полном неведении.

— С возвращением, Кирилл Иванович! — низкий голос консьержки заставил оглянуться.

— Здравствуйте! — растерянно ответил Ильин, он мучительно вспоминал, как зовут эту дородную даму. То, что это консьержка, он знал, но вот, как ее зовут, он вспомнить не мог. «Возможно, и раньше не знал» — успокоил он себя. Рядом с ней стояла еще одна женщина, она тоже поздоровалась с Ильиными и вернулась к оживленному разговору.

— Я с Машенькой гуляла, а тут «скорая» прямо на бульваре. Мы, конечно, подошли — может быть помощь какая нужна или еще что, а там лежит парень молодой и лицо у него синее-синее, как в «Аватаре», глаза из орбит вылезли, и не дышит уже…

Кирилл почувствовал, как напряглась рука жены. Он вопросительно взглянул на нее, но она только прошептала: «Потом, потом. Давай скорее домой, все остывает!»

В лифте Кирилл быстро достал из кармана блокнот с карандашом, предусмотрительно оставленные Саничем, и написал — «Дома ничего не говори. Молчи. Только тогда, когда я скажу» и сразу смяв листок, сунул его в карман.

На лестничной площадке у лифта уже ждали дочка с сыном.

— Папа! Ну, наконец-то! — Илюшка с Алиской набросились на него, обнимая и целуя. Кирилл стоял, боясь пошевелиться. Испытывая бесконечное счастье от их поцелуйных «чмоков» в его мокрые от слез щеки.